Глава I
ПЛЕМЯ АОРСОВ И ОБЛАСТЬ ЯНЬЦАЙ
 От Южной Сибири до Дуная простирается великий пояс степей, представляющий грандиозный природный и исторический коридор между Азией и Европой. С глубокой древности великий пояс степей был населен кочевыми племенами, говорившими на различных наречиях североиранского языка и составлявшими обширный мир древних иранцев. Соприкасаясь с оседло-земледельческими культурами на периферии своего расселения, некоторые племена древних иранцев становились такими же оседлыми земледельцами. Но жители великого пояса степей оставались кочевниками или полукочевниками, воинственными и подвижными. До гуннского вторжения в конце IV века древние иранцы безраздельно господствовали на необозримых степных пространствах Азии и Европы.
Прославленные номады южнорусских степей — скифы, разгромившие киммерийцев, создавшие государственность и в VII в. до н. э. потрясшие своими походами Переднюю Азию, к концу III в. до н. э. были побеждены двинувшимися из-за Волги на запад сарматами. Античный писатель Диодор Сицилийский пишет о савроматах /сарматах.— В. К./: «Эти последние много лет спустя, сделавшись сильнее, опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню» /1, с. 251/. Союз сарматских племен ведет борьбу за господство и Северном Причерноморье /2, с. 30—54/, а остатки скифов удерживают за собой лишь часть Крыма, где в III в. до н. э. возникает их последняя столица и последний оплот город Неаполь Скифский /на окраине Симферополя/. С III в. до н.э. этническое название «сарматы» становится широко известным античному миру.
Миграция сарматов на запад в III—I вв. до н.э. была, по признанию К. Ф. Смирнова, наиболее крупной и связанной с политической активностью племенных союзов во главе с языгами, роксоланами и аорсами. К рубежу нашей эры эта миграция завершается установлением полного господства сарматов в Северном Причерноморье, которое из Скифии римскими писателями переименовывается в Сарматию /3, с. 115—123/.
Сарматы — это воинственные кочевники, которые, по меткой характеристике Тацита, «живут на повозке и на коне» /4, с. 222/ и которых более поздний /V в./ историк Эннодий упоминает как извечных номадов, «переселяющихся с места на место» /5, с. 304/. Следует признать, что характеристика Тацита и Эннодия, приложимая к позднесарматским — раннеаланским племенам, исторически вполне реальна: экстенсивная форма кочевого хозяйства, основанная на нерациональной эксплуатации пастбищ, вплоть до их вытаптывания, требовала непрерывного передвижения с места на место, и в поисках пастбищ для своего скота сарматы /а позднее аланы/ колесили по степям от Урала до Дуная. Нетрудно представить себе движущуюся по бескрайней равнине кочевую сарматскую вольницу: окутанные тучами пыли стада, охраняющие их дозорами конные воины с длинными мечами и тяжелыми копьями в руках, женщины и дети с их нехитрым скарбом в покрытых шкурами и войлоком повозках на скрипучих деревянных колесах... Эти влекомые волами кибитки в I в. н. э. наблюдал знаменитый римский поэт Овидий Насон, сосланный императором Августом на северо-западный берег Черного моря. «Савроматский /сарматский.— В.К./ волопас уже не гонит скрипучих повозок»,— пишет Овидий /6, с. 231/, а «отец географии» Страбон /I в./ рисует еще более колоритную картину жизни сарматов: «Их войлочные палатки прикреплены к кибиткам, в которых они живут. Вокруг палаток пасется скот, молоком, сыром и мясом которого они питаются. Они следуют за пастбищами, всегда по очереди выбирая богатые травой места, зимой — на болотах около Меотиды, а летом — на равнинах» /7, с. 281/. Так же характеризует быт сарматов Помпоний Мела /8, с. 283/.
 Источники сохранили названия многих сарматских племен — аорсы, сираки, языги, роксоланы и т. д. Для нас сейчас наибольший интерес представляют аорсы.
Страбон свидетельствует, что аорсы и сираки «простираются на юг до Кавказских гор; они частью кочевники, частью живут в шатрах и занимаются земледелием». Далее Страбон дополняет эти скудные сведения: «Эти аорсы и сираки являются, видимо, изгнанниками племен, живущих выше, а аорсы обитают севернее сираков. Абеак, царь сираков, выставил 20 000 всадников, Спадин же, царь аорсов, даже 200 000; однако верхние аорсы выставили еще больше, так как они занимают более обширную область, владея почти что большей частью побережья Каспийского моря. Поэтому они вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и индийцев; вследствие своего благосостояния они носили золотые украшения. Аорсы, впрочем, живут по течению Танаиса, а сираки — по течению Ахардея...» /7, с. 480/.
Сведения Страбона достаточно достоверны и очень важны. Как видим, племя аорсов он помещает у р. Танаис — Дона, где ранее размещались упоминавшиеся псевдо-Гиппократом и псевдо-Скилаком савроматы /9, с. 96— 98/. Для правильного понимания дальнейших событий было бы важно определить район обитания сираков, но местоположение р. Ахардей до сих пор остается спорным, его отождествляют с Кубанью, Егорлыком, Манычем /10, с. 337; 11, с. 99; 12, с. 38—50/. Более верной нам кажется локализация сираков в Прикубанье /13, с. 41; 3, с. 121/; во всяком случае все исследователи размещают их в Предкавказье.
Итак, по Страбону, на рубеже нашей эры аорсы делились на верхних, и нижних. Верхние аорсы, жившие в междуречье Волги и Дона, Северном Прикаспии и Южном Приуралье, ведшие караванную торговлю, были богаче и многочисленнее. Нам известны две попытки подсчитать численность сарматского населения в очерченном регионе, давшие, по существу, противоположные результаты. Согласно В. В. Халдееву, численность сарматов здесь с учетом оседло-земледельческого населения достигала 1 млн. человек /14, с. 231/, тогда как, по Б. Ф. Железчикову, в III—II вв. до н. э.— около 20 тыс. человек, а в I в. до н. э.— I в. н. э.— около 5—7 тыс. человек /43, с. 57/. Методика демографических реконструкций еще не совершенна, и, видимо, любые подсчеты не могут претендовать на достоверность. Тем не менее, выводы Б. Ф. Железчикова нам кажутся чрезмерно скромными, тогда как выводы В. В. Халдеева явно преувеличены. Видимо, в целом численность верхних аорсов, по Страбону,— 200 тысяч — ближе к истинной численности.
Нижние аорсы, следует полагать, размещались южнее верхних и занимали большую часть равнинного Предкавказья восточнее сираков, включая Ставропольскую возвышенность, Северо-Восточный Кавказ и достигали предгорий Кавказского хребта. Если земли верхних аорсов в значительной части представляли сухие аридные степи /Заволжье, Северный Прикаспий/, то земли нижних аорсов были благоприятнее и в изобилии давали корм для скота.
Богатевшая на международной торговле аорсская знать оставила ряд раскопанных археологами ярких погребений конца I тыс. до н. э.— начала I тыс. н.э. Среди них назовем Запорожский курган на Украине /15, с. 178—192/курган 10 на восточной окраине г. Ростова /16, с. 40—49/, погребения в урочище Кривая Лука и у с. Косики Астраханской области /17, с. 5—13/, курган с женским погребением жрицы /как и в Ростовском кургане 10/ у п. Комарово Моздокского района Северо-Осетинской ССР /18, с. 130—137/, давший массу золотых ювелирных украшений рубежа н. э. Характерно, что стилистически эти украшения и украшения из Ростовского кургана 10 связываются с ювелирной продукцией городских центров античной Бактрии /16, с. 48/. Кажется, тем самым подтверждается свидетельство Страбона о торговле аорсов с Арменией и Мидией, т. е. странами Ближнего Востока.
Долгое время аорсов считали неким единым и монолитным племенем. Но исследования советских археологов показали, что об этом единстве не может быть и речи: одно племя, как бы велико оно ни было, не могло занимать и контролировать такую огромную территорию, и правильнее говорить о крупном племенном объединении, возглавленном аорсами. Судя по археологическим данным, в частности по наличию на территории аорсов различных погребальных обрядов, в состав аорсского объединения входили многие родственные сарматские кочевые племена /19, с. 38—39/. Некоторые из них могли войти в состав аорсской конфедерации в результате межплеменных войн, будучи побежденными. Наиболее яркий тому пример — сарматское племя сираков, жившее в северо-западной части Северного Кавказа. О войне сираков и аорсов подробно рассказывает Тацит.
Правивший на Боспоре царь Митридат VIII около середины I в. н.э. решил отложиться от Рима. Но долго вынашиваемые планы Митридата были выданы императору Клавдию братом Митридата Котисом. Тогда римляне низложили Митридата, царем Боспора объявили Котиса, а на Боспор направили легионы под командованием Дидия Галла и Гая Аквилы. Митридат бежал на «азиатскую сторону» Боспора — на Северный Кавказ, к дружественным ему сиракам во главе с царем Зорсином. Римляне переправиться на Северный Кавказ не решились: очевидно, отношение сил было не в их пользу.
Когда основные римские силы были уведены из Пантикапея /совр. Керчь/, Митридат и Зорсин начали активные военные действия. Положение римлян и их ставленника Котиса стало критическим. И тут на арену борьбы выступили аорсы.
Видимо, между сираками и аорсами, несмотря на их близость, существовали какие-то трения, о которых мы можем только догадываться. Во всяком случае, когда римские послы прибыли к царю аорсов Эвнону, тот охотно согласился помочь Риму. Как сообщает нам Тацит, «было условлено, что Эвнон будет действовать конницей, а римляне возьмут на себя осаду городов». Объединенное войско римлян и аорсов ведет контрнаступление, отбивает город дандариев Созу /где-то в Нижнем Прикубанье/ и затем _ осаждает столицу сираков — город Успу /иран. Ушпа — «husa-ap» — «сухая река»; 20, с. 99/, «расположённый на возвышенности и укрепленный стенами и рвами» /21, с. 214/. Но укрепления Успы были слабыми — стены ее были не каменными, а из плетней и прутьев с насыпанной между ними землей; следовательно, они не были прочны и высоки. Успа пала. Царь сираков Зорсин капитулировал и дал римлянам заложников. Потерявший же всякие шансы Дальнейшего сопротивления Митридат явился к царю аорсов Эвнону со словами: «Митридат, которого римляне столько лет ищут на суше и на море, является к тебе добровольно. Поступай, как тебе угодно с потомком великого Ахемена; это одно, чего не отняли у меня враги» /21, с. 215/.
Эвнон, «тронутый его знаменитостью» и превратностями судьбы, похвалил Митридата за то, что «именно народ аорсов и его, Эвнона, руку избрал он для испрошения себе милости». В Рим, к императору Клавдию, немедля были посланы гонцы аорсов с личным письмом Эвнона, в котором он просил прощения для Митридата. Любопытна реакция Клавдия, описанная тем же Тацитом: император был склонен потребовать выдачи мятежного Митридата оружием, но передумал — «войну пришлось бы вести в местностях бездорожных, на море — без гаваней; к тому же цари там воинственны, пароды кочевые, почва бесплодна .., не велика будет слава в случае победы, но велик позор в случае неудачи» /21, с. 215/. Клавдий не решился на , войну с аорсами, Митридат был в качестве пленника привезен в Рим.
Описанные события относятся к 49 г. Военно-политическая сила аорсов здесь вырисовывается весьма отчетливо: вступление их в войну определило се исход в пользу Рима. Но дело не только в этом. Важным результатом войны 49 г. было и то, что побежденные сираки с этих пор больше никогда не упоминаются в письменных источниках и фактически сходят с исторической сцены, что, конечно, отнюдь не означает их физического исчезновения. Следует полагать, что, подчинившись победителям, сираки вошли в аорский союз и с этих пор оказались скрытыми для глаз историков античного мира.
Сходные исторические события могли происходить и на востоке страны аорсов. Здесь аорсы соприкасались с сако-массагетским этническим массивом, родственным скифо-сарматски.м племенам по языку и происхождению. Родство кочевников Поволжско-Уральских и Среднеазиатских областей, констатируемое для второй половины I тыс. до н. э., корнями своими уходит еще в эпоху бронзы /22, с. 191/; это родство савромато-сарматов и сако-массагетов доказывается многими фактами и может считаться установленным /23, с. 220 и сл.; 24, с. 207—208/. В прохоровской археологической культуре Приуралья—Поволжья, принадлежавшей аорсам, К. Ф. Смирнов отмечал сако-массагетские среднеазиатские элементы /22, с. 286/, что подтверждают и последующие исследователи 725, с. 106/. Какая-то часть аорсов входила в массагетскую конфедерацию /23, с. 244; 26, с. 80—81/.
Во всяком случае связи тех и других несомненны. Иначе было бы весьма трудно объяснить, например, факт появления племени саков в Закавказье, где с IV в. до н. э. возникает область Сакасена /к югу от среднего течения Куры, ср. с названием области Сакастан — «страна саков», современный Сейстан в Иране — Афганистане/. Следует полагать, что саки в Закавказье попали в период активного савромато-сарматского продвижения в направлении Предкавказья и находясь в составе этой миграционной волны.
Как было сказано, археологи связывают с аорсами так называемую «Прохоровскую археологическую культуру», сложившуюся в IV в. до н.э. в степях Южного Приуралья. По мнению К. Ф. Смирнова, ведущую роль в сложении аорского союза племен сыграли наиболее богатые и могущественные роды бассейна р. Илек /левый приток р. Урал/, уже в V в. до н. э. для погребения умерших сородичей использовавшие столь характерные формы могил — катакомбу и подбой, напоминавшие подземные склепы — камеры. В этом древнем кочевом населении К. Ф. Смирнов не без основания усматривает протоаорсов, а для более позднего времени — верхних аорсов Страбона /22, с. 286; 27/. Несколько позже, в своей посмертной монографии К. Ф. Смирнов пишет: «Там зарождаются уже в савроматское время главные формы погребальных сооружений и общего погребального обряда сарматов — подбойные и катакомбные могилы и могилы с «заплечиками»; уже довольно широко распространяется южная ориентировка погребенных; впервые возникает тенденция к диагональному расположению покойников» и т.д. /3. с. 17/.
Реальное представление о ранних аорсах, их образе жизни и быте мы можем составить на основании археологических материалов, полученных после раскопок нескольких курганных могильников под руководством К. Ф. Смирнова. Могильники Мечетсайский, Увакский, Пятимары, Тара-Бутак дали науке обширный круг разнообразных древностей. Сарматы — аорсы Южного Приуралья /как и Нижнего Поволжья/ были конными воинами, вооруженными луками и стрелами с бронзовыми и железными наконечниками, а также железными мечами. Оружие дальнего боя — стрелы — хранили в плоских или цилиндрических колчанах, сделанных из дерева и кожи; число стрел в одном колчане доходило до 185. Следовательно, аорский воин мог на скаку сделать около 200 выстрелов из лука. Учитывая профессиональную тренированность и меткость, присущую всем степным воинам древности, мы поймем, какой грозной силой были эти подвижные и неуловимые конные массы сарматов, засыпавшие врага тучей разящих стрел, а затем бросавшиеся врукопашную и поражавшие неприятеля длинными мечами и копьями.
В женских захоронениях часты находки пряслиц, изготовленных из стенок разбитых глиняных сосудов. Пряли обычно из овечьей шерсти. Часто находят металлические зеркала с боковой ручкой или широким валиком по краю, с выпуклиной в центре. Очень характерен обычай класть в могилу разбитое зеркало, что объясняют религиозно-магической ролью зеркал у сарматов — круглые и блестящие диски, украшенные символическим орнаментом, воспринимались как солнечный диск /28, с. 89—96/. В число предметов женского туалета входили многочисленные бусы из цветного стекла, массой поступавшие из городов Северного Причерноморья, браслеты, перстни, височные кольца. Многочисленна керамика, преимущественно лепная. Некоторые сосуды предназначались для изготовления творога и сыра; наряду с мясом основу рациона сарматов составляли молочные продукты и каша /возможно, и хлеб/ из проса. Плиний /I в./ по этому поводу сообщает: «Сарматские племена также по большей части питаются этой кашей и даже сырой мукой, примешивая к ней кобылье молоко или кровь из голенных жил» /29, с. 312/. Подобная неприхотливость в пище и умение обходиться минимальным вообще характерна для степных номадов; по свидетельству Аммиана Марцеллина, гунны «не употребляют ни огня, ни приготовленной пищи, а питаются кореньями полевых трав и полусырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лошадиными спинами и скоро нагревают парением» /30, с. 302/.
Как и многие сарматские племена, аорсы переживали длительный период «военной демократии» и начального классообразования. В общей массе их погребений выделяются богатые могилы с предметами роскоши /в том числе импортными/, но основным богатством, разумеется, был скот. Большие стада требовали больших пастбищ, и каждое родо-племенное образование имело свою территорию кочевания /по К. Ф. Смирнову, она могла иметь протяженность от 100 до 400 км; 31, с. 55/. Конечно, эти границы не были стабильными и нередко нарушались соседями, что приводило к вооруженным стычкам и межплеменным войнам. Не удивительно, что у сарматов все мужчины были вооружены. Вооруженными были и многие женщины. Здесь мы должны коснуться интересной и своеобразной черты общественного строя ранних сарматов — так называемой «гинекократии».
В савроматский период истории сарматов погребения женщин-воительниц с оружием встречаются наиболее часто и, по подсчетам специалистов, составляют до 20% от всех женских захоронений /22, с. 201—204/. У археологов нет сомнения в том, что женщины савроматов активно участвовали в бранных делах и были наездницами. Воинственность савромато-сарматских женщин поразила греческих колонистов Северного Причерноморья, непосредственно наблюдавших жизнь и быт окружающих варваров.
Рассказы об этих отважных воительницах дошли до античных писателей и, дополненные и украшенные фантастическими подробностями и поэтическим вымыслом, попали на страницы древних хроник. В древнегреческом фольклоре и историографии сарматские воительницы получили название амазонок. Об амазонках много и красочно писали Геродот, Гиппократ, Лисий, Эфор, Страбон, Диодор Сицилийский, Помпей Трог, Плутарх. Эта литературная традиция была воспринята средневековьем, а на Кавказе держалась до XVII в. /32/. В частности, согласно Гиппократу, «их /савроматов.— В.К./ женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока они в девушках; а замуж они не выходят, пока не убьют трех неприятелей, и поселяются на жительство с мужьями не прежде, чем совершат жертвоприношения. Та, которая выйдет замуж, перестает ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход. У них нет правой груди, ибо еще в раннем детстве матери их, раскалив приготовленный именно с этой целью медный инструмент, прикладывают его к груди и выжигают, так что она теряет способность расти, а вся сила и изобилие соков переходят в правое плечо и руку» /33, с. 295—296/. Эта характеристика воинственных сарматок вполне соответствует литературно-фольклорным данным об амазонках.
Были ли подобные женщины-воительницы у аорсов? У многих древних кочевых народов, находившихся в стадии классообразования, военная организация сводилась к организации народа — войска, где каждый способный носить оружие был воином. Такая организация наблюдается у скифов и сарматов; благодаря ей последние были способны выставлять десятки тысяч бойцов. Савроматские традиции были живучи, и оружие часто встречается в женских погребениях IV—II вв. до н. э. /34, с. 67; 3, с. 6/. В более позднее время — у алан — женские погребения с оружием не встречаются, и это дало основание А. М. Хазанову сделать вывод, что аланские женщины в войнах не участвовали /35, с. 60/. Видимо, в целом это действительно так, но в отдельных случаях сармато-аланские женщины тем не менее выступали как воительницы. Так, сарматская царица Амага совершила блестящий подвиг, победив царя крымских скифов /Полиен, II в. н. э., 36, с. 219/, а по свидетельству Флавия Сиракузского, восхваляющего деяния римского императора Аврелиана /215—275 гг./, среди взятых римлянами пленных «были введены также десять женщин, которых он взял в плен, когда они в мужском убранстве сражались среди готов, причем многие другие были перебиты; надпись гласила, что они происходят из рода амазонок» /37, с. 266/. В. В. Латышев справедливо видел в них сарматских /аланских/ женщин.
Весьма интересные отголоски общественного института дев-воительниц и наездниц сохранились в некоторых вариантах нартских сказаний осетин. В нартских сказаниях «Смерть Бархуна, сына Ноза» и «Смерть Болатборзая» поэтически воспеваются боевые подвиги отважной дочери Даргавсара, собравшей отряд из девушек:
Стрела и меч знакомы девам стали,
Из лука все без промаха стреляли,
Готовились без устали к сраженью,
Их вдохновляло будущее мщенье /38, с. 40/.
Конные воительницы разбивают вражескую рать Бархуна и голову его вешают на склеп. Далее дочь Даргавсара со своим девичьим войском сражается на стороне мужчин-нартов против великанов — уаигов. Любопытно, что девушки-воительницы сражаются в мужской одежде /мы только что привели сообщение Флавия Сиракузского о 10 сарматских женщинах, взятых в плен в «мужском убранстве»/, и Болатборзай узнает в бою дочь Даргавсара только потому, что с ее головы упал шлем и золотые волосы рассыпались по плечам.
Амазонские мотивы осетинского нартского эпоса уникальны, что вызывает у некоторых специалистов сомнения в подлинности. Однако существуют черкесские и карачаевские предания о борьбе их предков с легендарными еммеч — женщинами-воительницами, обитавшими на Северном Кавказе /39, с. 515—516; 40, с. 18—34/. Существенно то, что женщины-воительницы черкесами и карачаевцами осознаются как представители иного, враждебного им народа, тогда как в эпосе осетин они претерпевают определенную эволюцию — сначала они не женщины нартов, но выступают в боях вместе с нартами, и в конце концов уже считаются нартскими женщинами. Эта сюжетная линия, между прочим, очень близко напоминает известный рассказ Геродота о происхождении савроматов от браков скифов с амазонками, несомненно имеющий фольклорную основу /41, с. 215—216/.
Савромато-сарматские женщины были не только воительницами, но и жрицами. Ведущее место в пантеоне савроматов и сарматов занимал культ солнца и огня — священной стихии древних ираноязычных народов. Огонь рассматривается как дитя солнца, как великая очистительная сила и свет, отгоняющий тьму и злых духов. Савроматские женщины в некоторых погребениях сопровождались переносными каменными алтарями на ножках. По этому поводу исследователь савромато-сарматской культуры К. Ф. Смирнов пишет: «Я допускаю, что в семье и родовой общине на них могли зажигать священный огонь — детище солнца, и кроме того, они представляли собой атрибуты культа домашнего очага, отправление которого сосредоточивалось в руках некоторых женщин, своего рода семейно-родовых жриц» /22, с. 252/. Выше мы упоминали два богатых погребения жриц из Ростова и п. Комарово.
В принадлежавшей аорсам прохоровской культуре с IV—III вв. до н. э. распространяется иной атрибут солнечно-огненного ритуала—глиняные /реже каменные/ курильницы нескольких типов. Переносные алтари на ножках выходят из употребления; видимо, курильницы вытеснили их. Особенно интересны курильницы цилиндрической формы, напоминающие стаканчик с круглым отверстием в стенке или в дне. Внутри курильниц заметны следы нагара. Несомненно, в них сжигали какие-то благовонные травы и масла /42, с. 29/. Этот ритуальный обычай заставляет вспомнить описание массагетов Геродотом: «Собравшись толпой в одно место, массагеты зажигают костер и затем усаживаются вокруг и бросают эти плоды в огонь. От запаха сжигаемого плода они приходят в состояние опьянения, подобно тому, как эллины пьянеют от вина. Чем больше плодов они бросают в огонь, тем сильнее их охватывает опьянение; пока наконец они не вскакивают, пускаются в пляс и начинают петь песни» /41, с. 75/.
В рассказе Геродота существенно то, что речь идет о ближайших соседях савромато-сарматов и их сородичах по происхождению и языку. Во всяком случае, свидетельство Геродота проливает свет на использование курильниц аорсами. Что это за плоды, которые, сгорая, могли опьянять и приводить людей в экстатическое состояние?
Особым почитанием у древних иранцев и индийцев пользовалась так называемая «Хаума» /по-индийски «Сома», общеарийское «Саума»/. Хаума-сома — священный напиток бессмертия, имеющий даже своего бога Хаума-Сома. В древнейшем памятнике индийской литературы — священных гимнах «Ригведа» содержится следующее описание действия сомы: «Буйные ветры понесли меня вверх — ведь я напился сомы; понесли меня вверх сомы и пять народов показались мне пылинкой..., одно мое крыло на небе, другое опустил я вниз — ведь я напился сомы! Я вознесся до облаков — ведь я напился сомы» /44, с. 87/. В этом гимне передается состояние человека, выпившего напиток сомы и впавшего в экстаз. Сому не только пили, но и возливали в жертвенный огонь. Опьянение сомой и хаумой в ведийских и авестийских книгах рассматривалось как божественное блаженство, а культ сомы был тесно связан с магическим песнопением.
Отождествление хаумы-сомы с реальным растением вызвало в науке долгие споры, которые, как считают Г. М. Бонгард-Левин и Э. А. Грантовский, «вряд ли увенчаются успехом». Думается, Г. М. Бонгард-Левин и Э. А. Грантовский правы, когда они указывают на обширный ареал обитания древних иранцев и ариев и различие в географических условиях и растительности — в разных географических условиях применялись разные плоды, дававшие необходимый культовый эффект, обладавшие эйфорическими свойствами. Одним из заменителей «настоящей» хаумы могла быть конопля, пыльца которой обладает наркотическими свойствами. В V в. Гесихий Александрийский писал: «Конопля: скифское курение, которое имеет такую силу, что приводит в пот всякого предстоящего» /45, с. 269/. Упоминание скифов в это время является архаизмом, и речь может идти о древних иранцах, которые в V в. выступают уже под общим названием алан. Заметим, кстати, что при обследовании аланского Брутского городища в 1969 г, на глубине около 5 м нами был найден черноглиняный горшок первых веков н. э. с зернами конопли в нем /46/.
Культ огня и солнца, широкое употребление связанных с этим культом курильниц, применение наркотических веществ — все это мы находим позже у алан Северного Кавказа. Более обстоятельно комплекс этих вопросов будет нами рассмотрен ниже. Сейчас же отметим, что черты сходства и близости с аланами прослеживаются и в других элементах культуры,' что наводит на мысль об определенной этнокультурной связи аорсов и алан. Кратко коснемся этого сюжета.
То ближайшее совпадение культов, культовых атрибутов и отправлений, о котором было только что сказано, не может быть случайностью. За подобными совпадениями должна стоять если не прямая генетическая связь, то во всяком случае принадлежность к одной этнической и культурной основе. С другой стороны, археологически на вероятное родство аорсов и алан указывает и распространенный среди средневековых алан катакомбный обряд погребения — К. Ф. Смирновым установлено, что камерные могилы /катакомбы, подбои/ наиболее часто, наряду с другими типами захоронений /прямоугольными ямами/, встречаются именно в среде аорсов /13, с. 39/.
В средневековой аланской среде Северного Кавказа катакомбный обряд погребения расцвел и достиг наиболее развитых и законченных форм. Не будет слишком смелым предположить, что и эта параллель подводит к мысли о вероятном родстве аорсов и алан.
Вернемся к письменным источникам. Ученые давно обратили внимание на составной этноним «аланорсы», употребленный во II в. Птолемеем /47, с. 109; 48, с. 207/. Он является переходным так же, как аналогичный состав- ной этноним «алан-сармат», употребленный в IV в. Маркианом /49, е. 279/. Существенно и то, что после описывавшейся нами войны 49 г. со страниц исторических хроник исчезло не только имя сираков, но и самих аорсов; в тех местах, где ранее обитали сираки и аорсы, отныне размещаются одни аланы. В науке пока нет единого мнения о причинах этой смены этнических наименований: то ли равнины Предкавказья и междуречья Дона — Волги в середине I в. оказались занятыми новым сарматским племенем алан /50, с. 160—165/, то ли смены населения не произошло, а сираки, аорсы и другие сарматские племена слились в одно этнополитическое объединение под новым и общим для всех именем «аланы» /51, с. 89—100/. Второе нам представляется; более обоснованным. Эти соображения подкрепляются свидетельством Аммиана Марцеллина /IV в./ о том, что аланы, «постепенно ослабив соседние племена частыми над ними победами, стянули их под одно родовое имя» /52, с. 275/. Таким образом, по Аммиану Марцеллину, аланы — общее наименование многих племен, но в то же время допустимо и другое — определенная группа сарматов называлась аланами и, возвысившись над другими сарматскими племенами, объединила их под своим именем. В этом плане становится понятно и социальное значение терминов arya и alani — благородные /53, с. 46/, что также подтверждает Аммиан Марцеллин, указывающий, что все аланы одинаково благородного происхождения /30, с. 305/. Наименование «аланы» — «благородные», сходное с другим сарматским племенным названием «роксоланы» — «светлые аланы», было призвано подчеркивать особое значение и социальное превосходство носителей этого имени среди окружающих их народов /53, с. 46/.
Ведущий советский сарматовед К. Ф. Смирнов неоднократно высказывал мысль о том, что аланы вызревали в недрах аорсской конфедерации сарматских племен /см. напр. 47, с. 108/. Близких взглядов придерживается и А. С. Скрипкин /54, с. 112/. Если это так, и аланы считали себя благороднее других сарматов, то подобный социальный статус должен был зиждиться на каких-то реальных предпосылках. Дело не только в численности и военно-политическом могуществе, но и в экономических факторах. В этой связи еще раз вернемся к караванной торговле аорсов.
Как заметил В. П. Шилов, аорсы по своему местоположению были включены в трассу международного «Великого шелкового пути», простиравшегося от ханьского Китая на востоке до Римской империи на западе. В результате «в Нижнем Поволжье, Прикамье, Прикубанье и в Боспорском царстве появляются изделия ханьского Китая: шелковые ткани, нефритовые скобы от ножен мечей, зеркала и другие изделия дальневосточного происхождения» /55, с. 34/. С середины I тыс. до н. э. функционировал так называемый «степной путь», описанный Геродотом: начинаясь в Танаисе, он шел вверх по Дону, поворачивал к Оренбургу и южнее Уральских гор шел к Алтаю и верховьям Иртыша. Позже, со II в. до н. э. «степной путь» из Китая через Среднюю Азию направлялся в область Яньцай и далее к античным портам Северного Причерноморья. Нетрудно видеть, что северный степной путь пересекал территорию аорсов с запада на восток. Применительно ко II в. н. э. и ссылаясь на Птолемея, Е. И. Лубо-Лесниченко пишет: «Детальное описание прикаспийских и закаспийских стран у Птолемея предполагает наличие активной деятельности на северной дороге в первые века н. э.» /56, с. 93/. Таким образом, «благородная» верхушка аорсского общества имела все возможности считать себя таковой не только политически, но и экономически. Оседание богатств, поступавших по «степному пути», дополнялось поступлением ценных товаров из стран Ближнего Востока, о чем уже говорилось выше.
После упомянутой войны 49 г. термин «аланы» теряет свое социальное значение и становится популярным этниконом; очевидно, благодаря подвижному кочевому образу жизни он необычайно быстро распространяется на огромной территории, где ранее находились сарматские и близкие им массагетские племена. Алан фиксируют хронисты Запада и Востока.
В 138—126 гг. до н. э. китайский путешественник Чжан-Цянь совершил далекую и полную опасностей /10 лет он был в плену у гуннов/ поездку на запад, в Среднюю Азию. Это путешествие описано современником Чжан-Цяня «китайским Геродотом» Сыма Цянем в его труде «Ши-Цзи» /«Исторические мемуары»/. Описав кочевое владение Кангюй, Чжан-Цянь сообщает далее об области: «Яньцай лежит почти в 2000 ли от Кангюя на северо-запад. И это кочевое владение; в обыкновениях совершенно сходствует с Кангюем. Войска более 100 000. Лежит при большом озере, которое не имеет высоких берегов. Это есть Северное море» /57, с. 150/.
Не менее важное свидетельство об области Яньцай содержится в истории младших хань /«Хоу Хань-шу»/, относящейся к I в. н. э.: «Владение Яньцай переименовалось в Аланья; состоит в зависимости от Кангюя» /57, с. 229/. Кангюй — древнее государственное образование в Средней Азии, существовавшее во II в. до н. э. и в первых веках н.э., подчинившее себе область Яньцай. По С. П. Толстову, Кангюй — это Хорезм /23, с. 20/, кангюйцы — сармато-аланские племена Приаралья /58, с. 29—37/. Что следует понимать под «Северным морем» Чжан-Цяня? Одни комментаторы отождествляют его с Каспием /57, прим. 6; 47, с. 104; 59, с. 266, прим. 2/, другие — с Аралом /60, с. 32/. Вопрос о размещении области Яньцай на географической карте важен для нашей темы потому, что, согласно «Хоу Хань-шу», это первое свидетельство об этнической территории алан, названной Аланией, т. е. страной алан . Привязка этой первой в истории Алании к «северному морю» безусловна. Исходя из указания Сыма Цяня о 2 тыс. ли, отделяющих Яньцай от Кангюя, логично под «северным морем» видеть Каспий, а область Яньцай в основном размещать в Северном Прикаспии и междуречье Волги и Дона. Вероятно, в область Яньцай входил и Южный Урал: китайский автор Чень Чжутун пишет о том, что в Китае особенно ценились соболя из страны Янь /Южный Урал и бассейн Камы; 56, с. 93/.
Таким образом, область Яньцай, в I в. переименованная в Аланию, может быть локализована на степных пространствах от Дона до Южного Приуралья, что полностью совпадает с территорией верхних аорсов. Относительно торговли мехами, которыми область Яньцай располагать не могла, можно -думать, что меха сюда поступали с Северного Приуралья и Яньцай в меховой торговле выполняла роль посредника.
Если предлагаемые построения верны, этническая связь аорсов и алан получает еще одно подтверждение. Сказанное — не новость. По мнению немецкого востоковеда Ф. Хирта, термин Яньцай представляет китайскую транскрипцию наименования аорсов /61, с. 251/. Вывод Ф. Хирта разделяется многими учеными /60, с. 33; 47, с. 104; 51, с. 88/. Я склонен согласиться с этими заключениями, вытекающими из совокупности изложенных выше данных, тем более что они опираются на китайские источники: «Во времена римских императоров Китай был гораздо лучше осведомлен о Западной Азии, чем последняя о Китае» /59, с. 279/. Но есть и иные точки зрения. Так, А. С. Скрипкин считает, что «Яньцай и Аланья территориально не совсем совпадают. Яньцай — более раннее наименование и, вероятно, связано с деятельностью аорсов в Северном Прикаспии», охватывая ареал Южного Приуралья, Нижнего Поволжья и Подонья /что соответствует нашим вы-водам.— В. К./, наименование же Аланья более позднее и распространяется на Нижнее Поволжье, Подонье и Северный Кавказ /54, с. 111 — 112/. Однако это не вяжется со свидетельством «Хоу Хань-шу» о переименовании одной и той же области; кроме того, у нас нет никаких данных о зависимости Северного Кавказа от Кангюя (очевидны лишь этнические перемещения и связи, о чем — ниже). Поэтому выводы А. С. Скрипкина представляются недостаточно корректными.
Более резко высказался В. П. Шилов, сославшийся на Ф. Теггарта, О. Менчен-Хелфена и К. Эноки: «Последние исследования со всей очевидностью показали полную невозможность филологического и исторического отождествления аорсов и яньцай» /55, с. 40/. Категоричность подобных утверждений представляется чрезмерной и может быть принята как один из возможных вариантов решения вопроса, действительно еще слабо разработанного и допускающего различное понимание.
Итак, допустимо думать, что область Яньцай была населена аорсами. Симптоматично то, что область аорсов на востоке переименовалась в Аланию тогда же, когда аорсы и сираки уступили место аланам на западе — в Предкавказье и Подонье. Это не случайность. Кажется, у нас нет больше оснований сомневаться в связи аорсов и алан, и мы можем считать аорсов частью алан, одним из основных компонентов в образовании нового мощного племенного объединения, распространившегося на громадном пространстве степей от Дуная до Арала.
Память об аорсах и области Яньцай сохранилась в раннем средневековье. Средневековые авторы донесли ее до нас. Так, араб Масуди рассказывает, что царское войско у хазар состоит из мусульман, известных как ал-ларисийя, арсийа и переселенных из Хорезма (62, с. 193). Комментировавший этот фрагмент В. Ф. Минорский считал, что речь идет об аланах, живших зa Каспием южнее Аральского моря — аорсах (арсийа) (62, с. 193, прим. 23). О причинах появления этих алан-хорезмийцев в хазарской столице Итиль (па Нижней Волге) Масуди говорит следующее: «В давние времена после возникновения ислама в их стране разразилась война и вспыхнула чума, и они переселились к хазарскому царю», а далее сообщает о социальном положении этих алано-аорских наемников: «Они доблестны и храбры и служат главной опорой царя в его войнах. Они остались в его владениях на определенных условиях, одним из которых было то, что они будут открыто исповедовать свою веру.., также, что должность царского вазира будет сохраняться за ними, как и в настоящее время вазиром является один из них, Ахмад б. Куйа... В настоящее время около 7 тыс. из них садятся на коня вместе с царем, вооруженные луками, облаченные в панцири, шлемы и кольчуги. Среди них имеются и копейщики...» (62, с. 194).
То, что в Хорезме в X—XI вв. действительно существовало аланское население, подтверждает знаменитый хорезмский ученый ал-Вируни. В связи с наводнением реки Джейхун часть жителей Хорезма переселилась на побережье Хазарского (Каспийского.— В. К.) моря; «это род аланов и асов, и язык их теперь смешанный из хорезмского и печенежского» (63, с. 194). Кажется, мы вправе задать вопрос — не переселились ли эти алано-асы «по старой памяти» в бывшую область, Яньцай? Археологические материалы указывают на связи алан Северо-Восточного Прикаспия не только с Поволжьем, Кавказом и Боспором, но и с Хорезмом уже во II—III вв. (64, с. 114—140), а истоки этих связей уходят в более отдаленные времена.
Завершая наше изложение об аорсах и области Яньцай, следует отметить интересное свидетельство акад. В. В. Бартольда, основанное на китайских источниках: в эпоху Аттилы, — в V в.— аланы поддерживали торговые связи со своими единоплеменниками, попавшими в Китай. Купцы из страны алан приходили в китайский город Ланьчжоу. «В китайском рассказе об этих сношениях,— пишет В. В. Бартольд,— страна алан, раньше называвшаяся Яньцай и Аланья, упоминается под третьим названием — Судэ; как показывает это слово, к земле или народу алан было применено как название или эпитет то же самое иранское прилагательное Сугда, более известное как название бассейна Зеравшана» (65, с. 814). Аланское название «Согда» сохранилось в названии крымского города Судака. С другой стороны, безусловный интерес представляет сообщение о купцах из страны алан, ведших далекую торговлю с Китаем. Если это не профессиональные купцы-согдийцы, то мы должны вспомнить сообщение Страбона о караванной торговле, которую вели аорсы с Мидией и Арменией по западному берегу Каспийского моря через Дербент или Дарьял. Исторически существование таких купцов или торговцев вполне возможно — в руках аорсов-яньцай-цев находился, как говорилось выше, не только этот, но и другой древний путь, ведший из Северного Причерноморья — Танаиса через Поволжье на восток — в Среднюю Азию и Китай (66, с. 12—20). Как видим, купцы аорсов-алан могли совершать весьма далекие и нелегкие путешествия на восток и юг, в страны Ближнего и Дальнего Востока.
Подводя краткие итоги, мы можем отметить, что сарматское племя аорсов, район расселения которых в китайских источниках II в. до н. э.— I в. н. э. назван Яньцай, а затем Аланья — Алания, стало одной из основ формирования раннесредневековых алан. Но не единственной, ибо в этом процессе приняли участие и древние иранцы Средней Азии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Диодор Сицилийский. Библиотека. Латышев В. В. Известия древних писателей Скифии и Кавказе. ВДИ, 1947, 4.
2. Мачинский Д. А. О времени первого активного выступления сарматов в Поднепровье по свидетельствам античных письменных источников. Археологический сборник Гос. Эрмитажа, вып. 13, 1971.
3. Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господства и Скифии. М., «Наука», 1984.
4. Тацит. Германия. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
5. Эннодий Магн Феликс. Панегирик, сказанный всемилостивейшему царю Теодерику. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 4.
6. Овидий Публий Насон. Печальные песни. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 1.
7. Страбон. География в 17 книгах. Перев. Г. А. Стратановского. М., «Наука». 1964
8. Мела Помпоний. Землеописание. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 1.
9. Очир-Горяева М.А. О расселении савроматов. Вестник ЛГУ, сер. 2, вып. 3, 1988. 10. Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М.— Л., 1949.
11. Каменецкий И. С. Ахардей и сираки. Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964 г. в СССР (тезисы докладов). Баку, 1965. 12. Виноградов В. Б. Локализация Ахардея и сиракского союза племен. СА, 1966, 4.
13. Смирнов К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона и Волги в IV в. до н. э. — II в. н. э.//СА, 1974, 3.
14. Халдеев В. В. Сколько было сарматов? //СА, 1987, 3.
15. Шилов В.П. Запорожский курган /к вопросу о погребениях аорской знати/. // СА, 1983, 1.
16. Прохорова Т., Гугуев В. Богатое сарматское погребение в кургане на восточной окраине г. Ростова-на-Дону. В кн.: Известия Ростовского областного музея краеведения, вып. 5, Ростов-на-Дону, 1988.
17. Дворниченко . В. В., Федоров-Давыдов Г. А. Памятники сарматской аристократии в Нижнем Поволжье. В кн.: Сокровища сарматских вождей и древние города Поволжья. М., «Наука», 1989.
18. Гиджрати Н.И., НаглерА.О. Сарматское погребение у сел. Комарове Моздокского района СО АССР. В кн.: Античность и варварский мир. Орджоникидзе, 1985.
19. Смирнов К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона и Волги в IV в. до н. э.—II в. н. Э.//СА, 1974, 3.
20. Членова Н.Л. Археологические материалы к вопросу об иранцах доскифской эпохи и индоиранцах.//СА, 1984, 1.
21. Тацит. Летопись, Л аты ше в В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
22. Смирнов К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М., 1964.
23. Толстов С.П. Древний Хорезм. М., 1948.
24. Вишневская О. А.,И т и н а М.А. Ранние саки Приаралья. В кн:: Проблемы скифской археологии. М., 1971.
25. Мошкова М. Г. Сарматы и Средняя Азия. Тезисы докладов сессии, посвященной итогам полевых археологических исследований 1972 года в СССР. Ташкент, 1973.
26. Tarn W. W. The Greek in Bactria and India. Cambridge, 1951.
27. Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975.
28. Хазанов A.M. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарматов.//СЭ, 1964, 3.
29. Плиний Секунд. Естественная история. Л аты in е в В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 2.
30. МарцеллинАммиан. История. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
31. Смирнов К. Ф. Производство и характер хозяйства ранних сарматов.//СА, 1964, ,8.
32. Косвен М. О. Амазонки. История легенды.//СЭ, 1947, 2—3.
33. Гиппократ. О воздухе, водах и местностях. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1947, 2.
34. Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971.
35. Хазанов A.M. Характерные черты сарматского военного искусства.//СА, 1970, 2.
36. Пол иен. Военные хитрости. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1948, 2.
37. Флавий Вописк Сиракузский. Божественный Аврелиан. Латышев В.В. Известия..., ВДИ, 1949, 3.
38. Нарты. Эпос осетинского народа. М., 1957.
39. Услар П. К. Древнейшие сказания о Кавказе. ССКГ, вып. X. Тифлис, 1881.
40. Дрягин Н. М. Анализ нескольких карачаевских сказаний о борьбе нартов с еммеч в свете яфетической теории. Яфетический сборник, VI. Л., 1930.
41. Геродот. История. Перев. Г. А. Стратановского. Л., 1972.
42. Мошкова М. Г. Памятники прохоровской культуры. М., 1963.
43. Железчиков В. Ф. Экология и некоторые вопросы хозяйственной деятельности сарматов Южного Приуралья и Заволжья в VI в. до н. э.— I в. н. э. В кн.: История и культура сарматов. Изд. Саратовского университета, 1983.
44. Цит. по: Вонгард-Л евин Г. М.,Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. М., 1974.
45. Гесихий Александрийский. Лексикон. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1948, 4.
46. Определение зерен произведено в Горском сельскохозяйственном институте, г. Орджоникидзе.
47. Смирнов К. Ф. Сарматские племена Северного Прикаспия. КС ИИМК, вып. XXXIV, 1950.
48. Алексеева Е. П. Памятники меотской и сармато-аланской культуры Карачаево-Черкесии. Труды КЧНИИ, вып. V. Ставрополь, 1966.
49. Маркиан. Объезд внешнего моря. Латышев В. В. Известия..., ВДИ, 1948, 3.
50. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1963.
51. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966.
52. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Комментарий Е. Ч. Скржинской. М., 1960.
53. Влаватский В. Д. О скифской и сарматской этнонимике. КС ИА, вып. 143, 1975.
54. СкрипкинА.С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Изд. Саратовского университета, 1984.
55. Шилов В. П. Аорсы (историко-археологический очерк). В кн.: История и культура сарматов. Изд. Саратовского университета, 1983.
56. Лубо-Лесниченко Е. И. Великий шелковый путь.//ВИ, 1985, 9.
57. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. П. М.— Л., 1950.
58. Литвинский Б. А. Джунский могильник и некоторые аспекты кангюйской проблемы //СА, 1967, 2.
59. Xенниг Р. Неведомые земли. Т. 1. М., 1961.
60. Бартольд В. В. Соч., т. Ш. М., 1965
61. Hirth P. Oeber Wolga-Hunnen und Hiung-nu. Bd. II, Munchen, 1899
62. M инорский В. Ф. История Ширвана и Дербента X—XI вв. М., 1963.
63. Волин С. К истории древнего Хорезма. ВДИ, 1941, 1.
64. Скалой К. М. О культурных связях Восточного Прикаспия в позднесарматское время. Археологический сборник Гос. Эрмитажа, вып. 2, 1961.
65. Бартольд В. В. Соч., т. П., ч. 1. М., 1963.
66. Мукашева P.P. К вопросу о торговом пути, проходившем по территории Средней Азии в древности. В кн.: Древний Восток и античный мир. Сб. статей, посвященный проф. В. И. Авдиеву. Изд. МГУ, 1972.
Материал взят из книги В.А. Кузнецова "Очерки истории алан". Владикавказ "ИР" 1992 год.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна |
