I. Протоаланы. Этногенез ранних алан (3/3)
11 апреля 2009. Разместил: 00mN1ck
Процесс формирования ранних алан сопоставим с этногенезом древнерусского народа из различных восточнославянских племен: полян, древлян, кривичей и др. Ранние аланы - это не потомки какого-то одного племени (аорсов, либо сираков и т.д.), а результат синтеза близкородственных «скифских» этносов (или их частей) района Окса-Яксарта-Приаралья. Возможно, решающий толчок к формированию нового этнообразования дали известные политические события в этом регионе в конце II в. до н.э. В новом союзе племен сако-массагетского круга быстро усиливались Кангюй и Усунь (асии). После того, как в конце I в. до н.э. сначала Жили со своими сторонниками (Кюнер 1961, с.91), а затем и мятежный Бихуаньчжи с 80000 подданных из-за междоусобиц покинули Усунь и переселились в Кангюй (Яценко 1993, с.68) (синтез!?), последний, разумеется, усилился. Вскоре он завоевал Яньцай (аорсов), в результате чего «Яньцай переименовалось в Аланья». Это не означает, что этноним «аланы» появился в начале н.э. По справедливому замечанию М.И.Дьяконова (1951, с. 90), «нет ничего более наивного, чем мнение... что первое упоминание в источниках какого-либо этнонима есть показатель времени сложения данного народа». Племя под названием «аланы» наверняка существовало и до 25 г. н.э. (вспомним, например, роксалан II в. до н.э.). Вышеизложенное означает лишь, что в результате этнополитических событий на рубеже двух эр оформился новый мощный союз близкородственных ираноязычных племен во главе с аланами, давшими всему объединению свое имя (ср.: там же, с.90-91).Итак, раннеаланский племенной союз сложился в юго-восточном Приаралье. Этот район вместе с низовьями и средним течением Сырдарьи являлся одной из важнейших зон постоянных культурных и этнических контактов между скотоводами евразийского степного пояса и земледельцами оазисов Средней Азии. Регион был своеобразным «перекрестком» исторических путей передвижения народов, миграционных потоков и торговых дорог. Здесь сложились условия для устойчивого сосуществования и взаимовлияния различных этносов и союзов племен. Вполне закономерно специалисты называют данный регион «аральским узлом» этногенеза (Левина 1997, с.З, 11).
Все крупные этносоциальные организмы региона были полиэт-ничными. Это в равной мере относится к Усуни и Кангюю (Заднепровский 1997, с. 14, 19, 35, 57). Следовательно, уже в момент возникновения раннеаланского союза он был полиэтничным.
Среднее и нижнее течение Сырдарьи, сопредельные районы, некоторые области Таджикистана и Туркмении до сих пор сохранили следы пребывания алан. Помимо отмеченных выше языковых параллелей между населением названных регионов и кавказскими потомками алан — осетинами, на это указывает немало фактов. В XI в. Бируни писал об аланах Сарыкамыша: «они — род аланов и асов, и язык их теперь составлен из хорезмийского и печенежского» (Бируни 1966, с.96). В Туркмении еще в 30-х гг. XX в. встречались потомки алан, сохранившие некоторые элементы культуры, собственное самоназвание («олам» или «улам»), жившие компактно, «обособленно от туркмен-арсаринцев, сохраняя чистоту крови, не смешиваясь с другими» (Бахтиаров 1930, с.39). Топоним «алан» (селения, урочища, водные источники) не редкость на территории Хорезмского оазиса. На старых картах отмечены урочище Кырк-алан («сорок алан») на правом берегу Амударьи и канал Алан-яб на левом. Наименование «асе» еще в недавнем прошлом сохраняло одно из подразделений узбеков левобережного Хорезма (Толстова 1977, с. 152). Л.Столетова, исследуя исторический фольклор каракалпаков, ближайших соседей населения Хорезмского оазиса, доказала генетические связи широко известного дастана «Кырк кыз» с нартскими сказаниями потомков алан — осетин (Толстова 1984, с. 186-216). Следы культурной преемственности с иранским миром сохранились и в быту жителей Средней Азии (Басилов 1997, с.38-39).
Среди аргументов в пользу среднеазиатской версии формирования ранних алан имеется еще один, оставшийся практически незамеченным в отечественной сарматологии. Речь идет о пряслице, найденном во время археологических раскопок поселения на р. Малый Узень в Западном Казахстане. Анализ находки приведен в статье Я.. Харматты «Из истории алано-парфянских отношений» (Acta Antiqua Hungaria. Budapest, 1965. Т. XIII). Ученого привлекла парфянская надпись на пряслице. Находка, по его убеждению, сделана на территории постоянного обитания алан. В подтверждение своей позиции Я.Харматта приводит археологический материал, доказывающий, что район малоузеньской находки располагался в центре аланских владений. Он же примерно определил время, в которое парфянское пряслице попало на аланскую территорию. Аланы совершили несколько опустошительных набегов на Парфгао. В ходе одного из них, в 72 г., они захватили в плен жену и наложниц правителя Мидии Пакора, и освободили их лишь за выкуп в 100 талантов. А в Армении сам царь Тиридат едва не попал к ним в плен. Опустошив обе страны, аланы вернулись в свои земли, «с огромной массой пленников и другой добычи». Второй поход состоялся в 135 г. По Диону Кассию, «Мидия сильно пострадала», Армения и Каппадокия также были затронуты аланским вторжением. Как полагает Я.Харматта, и на этот раз основная добыча алан захвачена в Парфии (там же, р. 144-147).
Венгерский исследователь предполагает две возможности появления пряслица с парфянской надписью на р.Малый Узень. Либо плененная аланами парфянка привезла пряслице с собой, либо грамотный парфянин уже в плену изготовил это орудие для своей дочернина пряслице упомянуты отец и дочь). Что касается окончательной даты появления названного памятника, то Я.Харматта склонен отнести ее ко времени похода алан 135 г. Можно разделить вывод ученого: «тот факт, что плененные аланами парфяне попали на столь отдаленную территорию, говорит о том, что в набегах участвовали не только аланы, жившие в районе Кавказа, но и группы алан, населявшие другие края» (там же, р. 147).
Таким образом, в начале н.э. часть ранних алан осталась в Средней Азии, а часть мигрировала на запад. Маршрут миграции помогают проследить археологические материалы. Обращает на себя внимание сходство некоторых типов погребальных сооружений джеты-асарской культуры (основного населения Кангюя) и кавказских алан. Среди раскопанных 740 джетыасарских курганов 102 содержали кирпичные сооружения — склепы. В своем движении на запад, включая и в районы Северного Кавказа, носители джетыасарской культуры приносили с собой и свои обычаи, типы погребальных сооружений. В этой связи Л.М.Левина напоминает «аланские каменные склепы Северного Кавказа» (Левина 1997, с. 6). Здесь же уместно вспомнить слова Г.П.Снесарева: «Обнаружив в Хорезме среди потомков древнего аборигенного населения наземный способ захоронения в сооружениях типа склепов (иногда на нарах в два и три этажа), мы смогли найти ближайшие ему аналогии не в Средней Азии, а на Кавказе у осетин; это мнение разделяют и кавказоведы» (Снесарев 1983, с. 181).
Археологические памятники алан Приаралья и Кавказа имеют общие черты и в керамике. Согласно анализу Л.М.Левиной, своеобразный джетыасарский керамический комплекс, отличавшийся четко стандартизированными формами, пропорциями, технологическими приемами, известен по находкам не только в Приаралье или Ферга-не, но и на Северном Кавказе (Левина 1997, с.8-9). Со Средней Азией М.Б.Щукин связывает находки в кавказских древностях баклажки, боченковидных сосудов и другой парфянской и среднеазиатской керамики (Щукин 1994, с. 207).
С восточным импульсом археологи связывают появление в I в. н.э. в степях юга России богатых женских погребений. Хотя первое такое погребение в Комарово Моздокского района Северной Осетии хронологически скорее всего им предшествует.
Античная традиция (Геродот, Псевдо-Гиппократ и др.) в общественной жизни савроматов большую роль отводили женщинам. Обычай, якобы, запрещал савроматским женщинам выходить замуж, не убив предварительно в сражении врагов (или одного, как у Геродота). Обратив на это внимание, Ф.Бози отметил, что в литературе о «варварских» народах убийство первого врага и доказательство этого — отрубленная голова — рассматриваются как успех в инициационных испытаниях, знак совершеннолетия, до которого вопрос о браке вообще не стоит. В середине IV в. до н.э. Платон писал, что женщины у кочевников все еще обладали боевыми традициями; эти женщины «хорошо знакомы... с луком и стрелами и со всеми остальными искусствами, и в этих искусствах, которыми они владеют как мужчины, они упражняются как мужчины». В двух периплах, приписываемых Скилаку и Скимну, видимо, частично отражавших ситуацию и знания IV в. до н.э., савроматы названы термином, дословный перевод которого означает «подчиненные женщинам». По мнению ученых, данный термин обозначал не столько реальное господство, сколько повышенный престиж женщин и их большую свободу в семейной жизни. Что касается археологических находок, то, как полагает Ф.Бози, оружие в женских могилах могло свидетельствовать не только об их воинском статусе, но и о высоком престиже. Вслед за А.М.Хазановым он подчеркивает, что малое число могил с мечом или копьем и большое число со стрелами указывает на участие савроматских женщин только в дистанционном столкновении, без вступления в ближний бой (Статистическая... 1994, с.22-24).
Последнее утверждение оспорил Г. А. Федоров-Давыдов С1996, с. 217): «Вряд ли была такая прямая связь между военной тактикой и обрядом погребения. Ведь и среди мужских много погребений со стрелами без мечей».
В IV в. до н.э. в сарматской среде появляются новации, в том числе преобладание женских захоронений, что Б.Ф.Железчиков рассматривает как показатель «некоторых изменений в жизни общества номадов». В качестве примера богатых женских сарматских погребений можно привести социально значимое захоронение Новоорский I (к. 10 п. l), в котором обнаружено 2 женских костяка с богатым набором инвентаря, включая золотую гривну, золотые нашивные бляшки и большое количество ритуальных предметов и веществ (Статистическая... 1997, с.98, 107).
К.Ф.Смирнов полагал, что гинекократические черты — погребения женщин с оружием - из всех ираноязычных племен более всего характерны для савроматов, составляя у них 20% от общего числа могил. Однако статистическая обработка погребений рядового скифского населения показала, что в их обществе захоронения вооруженных женщин — обычное дело. В половине женских погребений обнаружены наконечники стрел, а в четвертой части — копья. Получается, что процент вооруженных женщин в погребениях скифов значительно больше, чем у савроматов — 37% против 20% (Смирнов 1984, с.6, 34). В данном случае речь идет о рядовом населении. В Комарово же похоронена знатная женщина с богатейшим сопровождающим инвентарем. Такого рода захоронения в юго-восточной Европе предыдущего времени практически не известны. Прослеживаются они в Южном Приуралье.
В диагональном погребении 3 кургана 2 могильника Тара-Бутак обнаружен костяк женщины 50-60 лет (головой на запад северо-запад) с богатым и разнообразным инвентарем. Погребение VI-V вв. до н.э. согласно К.Ф.Смирнову, принадлежало савроматской жрице-наезднице. В Мечетсайском могильнике к богатым женским погребениям относятся уже упомянутое диагональное женское захоронение в кургане 1 III-II вв. до н.э. В этом же могильнике имеется целая серия богатых женских погребений IV вв. до н.э.: погребения 8 и 9 катакомбы 7, погребения двух женщин (с гривнами, обложенными золотым листом, серебряными браслетами, серьгами, оружием и великолепным ближневосточным зеркалом со сценой адорации) в могиле 5 кургана 8, диагональное погребение 1 кургана 9 и др. (Смирнов 1975, с.41-42, 76-79, 121-122, 136-143, 143-145).
К западу от Приуралья столь богатые женские погребения — редкость. Можно выделить курган второй половины IV в. до н.э. у хутора. Сладковский на Дону, главным погребением которого являлось захоронение знатной женщины с богатым инвентарем: серебряная гривна, полный комплект вооружения (массивное копье, длинный меч, колчан со стрелами) и др. Вероятно с ней же связано захоронение коня с металлическими деталями сбруи и уздечки (Смирнов 1984, с.44-54). Это погребение К.Ф.Смирнов (1982, с. 121) на звал «наиболее ярким погребением сарматской амазонки». Помимо отмеченного вооружения и захоронения коня, ее сопровождали остатки частей разрубленной туши крупного барана, большое бронзовое зеркало с плоской ручкой, серебряные серьги, серебряная витая гривна с напаянными на концах полыми фигурками хищников, браслет из эллинистических бус и т.д.
В Причерноморье около 150 г. до н.э. действовала царица Амага (Граков 1954, с.28), которая, возможно, была предводительницей роксалан (К.Ф.Смирнов). Однако ее могила пока не обнаружена.
Несколько ярких сарматских комплексов первых вв. н.э. в последние годы открыты во II Авиловском могильнике на Иловли. Среди них выделяется курган 11 (I в. н.э.), содержавший богатое диагональное погребение женщины 40-45 лет. Анализировавший материалы данного комплекса И.В.Сергацков отметил, что среди диагональных погребений среднесарматской эпохи выделяются богатые женские погребения с едва ли не стандартным набором богатого инвентаря. К их числу относятся курган у с.Третьяки на Среднем Дону, несколько комплексов в Поволжье и целая серия погребений на Нижнем Дону (о последних см.: Ильюков, Власкин 1992, с.30-168). Все это довольно богатые захоронения, но не уровня погребений сарматской знати высшего ранга, хотя погребенные женщины имели высокий социальный статус. Важно и то, что все они были взрослыми женщинами. И.В.Сергацков в этой связи напоминает, что у осетин женщина почтенного возраста (40-50 лет) в иерархии семьи занимала место хозяйки, госпожи (осетинское и аланское «ахсин» — властвовать); она являлась главным распорядителем и имела неограниченную власть над другими женщинами семьи. Присутствие в рассматриваемых комплексах предметов ритуальной практики свидетельствует о том, что при жизни эти женщины были наделены жреческими функциями. Исследователь присоединился к З.Х. Албеговой, которая на основе анализа археологических данных и материалов осетинского эпоса пришла к выводу о выполнении женщиной функции домашней жрицы в обществе раннесредневековых алан . «С определенной долей вероятности авиловское и ему подобные погребения можно считать захоронениями домашних жриц, хозяек. Погребения типа 'Хохлача', 10-го Кобяковского кургана и другие, видимо, имели более высокий статус» (Сергацков 1998, с. 156-157).
Все перечисленные комплексы по богатству сопровождающего инвентаря явно уступают Комаровскому комплексу, который открывает серию богатых женских погребений в степях юго-восточной Европы. Вообще, эта серия богатых женских погребений в степях юга России распространяется лишь с I в. н.э. Археологи связывают это с восточным импульсом: миграцией на запад ранне (или прото) аланских племен — этнических групп сако-массагетского круга.
История сако-массагетских племен Азии действительно богата «амазонскими» мотивами. Вспомним, например, рассказы античных авторов о знаменитых царицах-воительницах Томирис и Зарине. Показания письменных источников подтверждаются археологическими данными. Анализ сакских древностей присарыкамышских могильников указывает на особое положение женщин в коллективе. Об этом говорят находки в женских погребениях предметов вооружения в комплексе с вещами явно культового назначения. Судя по материалам чирикрабатского периода, традиция хоронить женщин с оружием в Приаралье сохраняется долго (Яблонский 1996, с.66). Более того, набор предметов, отражавших культовую деятельность (каменный алтарь или зернотерка с пестиком в сопровождении реальгара, бронзовые зеркала), в равной степени характерны как для богатых, так и для бедных погребений. На этом основании археологи полагают что «у саков именно женщины выполняли ритуально-жреческие функции» (Итина, Яблонский 1997, с.80).
Аналогичная картина наблюдается и в других местах обитания саков. В уникальном непотревоженном алтайском кургане IV-III вв. до н.э. на р. Ак-Алах, в 14 км от границы с КНР обнаружена женщина европеоидного типа 17 лет. Среди богатого сопровождающего инвентаря выделим железный нож, наконечники стрел, остатки сложносоставного лука и колчана. Это погребение представительницы знати средней руки, занимавшей, видимо, промежуточное положение между рядовыми членами общества и высшей элитой (Полосьмак 1997, с. 142-143).
Среди памятников усуньской поры вызывает интерес Карга-линское погребение женщины-шаманки, обнаруженное в ущелье поблизости от г. Алма-Аты. В могиле оказалось около 300 предметов из золота с инкрустацией из бирюзы. Богатый инвентарь сопровождал погребение (руб. н.э.) женщины в Кызыл-Кыр Бухарского оазиса. Судя по качеству и количеству украшений, эта незаурядная женщина принадлежала к знати, а погребение в известной мере сопоставимо с княжескими погребениями Тилля-тепе (Заднепровский 1997, с.18, 104).
В джетыасарских памятниках Кангюя в женских погребениях не редкость одно- и двулезвийные кинжалы, другие виды вооружения (исключая мечи). Многие детали женской (как и мужской) одежды носителей джетыасарской культуры находят аналогии в материалах прежде всего евразийских степей савроматского и сарматского времени, а также в богатых погребениях Тилля-тепе. Кожаные одежды всадниц из джетыасарских курганов близки к кожаным накидкам из горноалтайских сакских погребений (Левина 1997, с.8-9). Остатки кожаной одежды отмечены и в комаровском погребении.
Ранне (прото) аланские «амазонки» претендовали на исполнение не только военных, но и иных функций. Интересный материал на эту тему дает богатый курган 10 Кобяковского могильника у восточной окраины г.Ростова, в коем, по мнению археологов (Б.А.Раев, А.С.Скрнпкин, В.А.Симоненко, В.К.Гугуев, И.П.Засецкая, Т.А. Прохорова и др.), похоронена представительница элиты раннеаланской аристократии. Отметим некоторые характерные особенности погребения.
Удивление вызывает то, что кости правого предплечья скелета женщины 25-30 лет обломаны. Фаланги пальцев правой кисти со следами искусственных подпилов находились под черепом и вокруг него. Аналогичный ритуал отсечения правой руки у принесенных в жертву Аресу пленных отмечен Геродотом у скифов. Данный ритуал Ж.Дюмезиль сопоставил с сюжетами нартовского эпоса осетин, в которых Сослан и Батрадз отрубали противникам правую руку, что свидетельствовало о позорной смерти (Дюмезиль 1990, с. 19-23).
Архаические представления о правой руке в значении положительного (в отличие от отрицательной левой) имеют несомненную биологическую основу. Здесь же отметим, что в осетинском языке слово galiw «левый» одновременно означает «плохое-дурное» (Уарзиати 1987, с.35). У древних индоиранцев бытовали представления «о правой руке, плече, лопатке как месте нахождения сакральной воинской силы, силы, которую могли дать воину всегда заботящиеся о потомках предки» (Цагараев 1995, с.35). С этой точки зрения дифформация правой руки знатной аланки из Кобяковского кургана выглядит несколько странно.
Сопровождающий инвентарь богат и разнообразен: множество золотых предметов, шкатулка, амулеты, браслеты, железный нож, серебряная ложка, китайское бронзовое зеркало, бронзовый таз, деревянный сосуд, конская сбруя и т.д. Интересно, что богато украшенный головной убор и сбруя окрашены в красный цвет — цвет воинов (если это не случайное совпадение).
Заслуживает внимания золотая ажурная гривна весом 485,9 г. В центре фриза изображен сидящий на коврике со скрещенными в восточной позе ногами мужчина с пышной прической и бородой. Одет он в кафтан и узкие штаны, заправленные в сапоги с застежками. В руках у мужчины чаша, на коленях — меч в ножнах. Оба предмета в древних иранских обществах были сакральными: чаша — атрибут жреческой власти, меч — атрибут царской власти. Т.А.Прохорова обратила внимание на то, что центральный персонаж сидит на коврике с двумя поднимающимися вверх косичками по углам — в индоиранской традиции и шаманской практике признак места, где боги или жрецы совершали акт жертвоприношения (Прохорова 1993, с. 179-180).
Наличие в Кобяковском кургане таких инсигний власти, как диадема, гривна, топор, парадная конская упряжь с родовой тамгой позволяет сделать вывод о «царском» статусе погребенной. А найденные здесь же предметы культового назначения: сосуды, курильницы, амулеты и др., Т.А.Прохорова и В.К.Гугуев объясняют со вмещением «царями» (в данном случае — «царицей») управленческих и культовых функций (там же, с. 182; Гугуев 1992, с. 126).
Вообще, женские захоронения занимают значительный процент среди богатых раннеалаиских погребений начала н.э. (среди наиболее показательных, помимо уже упомянутых Комарово и Кобяково, можно назвать Хохлач и Соколову могилу). По богатству и значимости им трудно найти что-либо равноценное среди более ранних сарматских курганов. Но, как справедливо подчеркивает А.С.Скрипкин, напрашивается аналогия с довольно ярко выраженными матриархальными традициями у сако-массагетского населения Арало-Каспийского региона (Скрипкин 1990, с.209, 215; 1996, с.168). Памятники фольклора сохранили свидетельства о высоком общественном положении женщины у древних народов Приаралья и их участии в ратных делах (Толстова 1984, с. 186-208). Это перекликается с нартовским эпосом осетин и позволяет говорить о единых истоках данного явления.
В.И.Абаев обратил внимание на то, что в нартовском эпосе фольклорных «амазонок», включая прославленную Шатану, нередко называют afsin «хозяйка», «госпожа». В поисках этимологии этого термина ученый остановился на одноименном титуле среднеазиатских правителей. Титул afsin засвидетельствован ранними арабскими авторами у правителей Усрушана (последний al-Afsin — Хайдар — умер в 841 г.) и Согда (например, Гурек — «ихшид Согда, афшин Самарканда» в 737/8 г. заключил договор с арабским военачальником Муслимом). Здесь явно выступает нарицательное значение слова afsin «правитель». По убеждению лингвистов, afsin в своей форме носит явные черты сако-массагетского (скифского) происхождения. «Мы имеем дело со скифским социальным термином, распространившимся по Средней Азии. Весьма возможно, что термин afsin восходит к массагетскому матриархату и служил первоначально наименованием массагетских правительниц типа знаменитой Томирис...» (Абаев 1958, с. 110-1 И).
Очевидно, в богатых женских ранне(прото)аланских погребениях, включая захоронение в Комарово, следует видеть наследниц громкой славы Томирис.
С начала н.э. в археологических памятниках юга России распространяются предметы т.н. «бирюзово-золотого» стиля (Симопенко 1989, с. И 8-119). Аналогичные находки сделаны и на Украине. На левом берегу Днестра у с.Пороги были раскопаны мужское и женское богатые погребения с многочисленными вещами в бирюзово-золотом стиле (на некоторых из них тамга Инисмея), имеющие прямые параллели в Тилля-тепе (Щукин 1994, с.217). Большинство археологов появление этих предметов в юго-восточной Европе связывают с приходом новых сарматских племен, связанных происхождением со Средней Азией — алан. Более осторожен М.Б. Щукин, полагая, что не стоит в каждом погребенном с вещами бирюзово-золотого стиля видеть представителя именно аланской аристократии. Возможно, что стиль стал интернациональным, престижным, распространился в аристократической среде разных племен (там же, с.209).
Обращает на себя внимание массовые аналогии предметов из раннеаланских погребений с инвентарем в Тилля-тепе. Специфическими чертами последнего является наличие большого количества украшений, сосудов, корон и других предметов из золота, дорогих тканей с золотым шитьем (Литвинский 1982, с.35; Сарианиди 1984, с. 144-152, ел.; 1989, с.88-90, 110-111, ел.). Аналогичные находки сделаны в курганах Комарово, 10 Кобяковском, Косика, Пороги и др. Предметы из перечисленных курганов имеют сходство не только с Тилля-тепе, но и с предметами из Бактрии, Центральной и Средней Азией; материалы курганов типа Хохлач имеют большое сходство с предметами из известных пазыркских курганов (Раев 1989, с.116, ел.; Симоненко 1992, с.153, ел.; Гугуев 1992, с.124, 126-127, 129; Яценко 1993, с.60-69; Прохорова 1993, с. 174; Дворниченко, Федоров-Давыдов 1994, с. 142, 145, 159, 174, 178-179; Щукин 1994, с.207-208; Гугуев, Трейстер 1995, с. 143-156). С.А.Яценко (1996, с. 141-143), анализируя некоторые изображения на художественных изделиях из курганов Кобяково, Косика и др. пришел к выводу, что они отражают этнические специфические сюжеты и имеют яркие параллели в нартовском эпосе и духовной культуре осетин.
В I в. н.э. в погребениях сарматской знати (на Волге — Косика, Жутово и др., на Нижнем Дону — Садовый, Дачи) появляются наплечные фалары 1b (по классификации В.И.Мордвинцевой), выполненные в «полихромном стиле», — импортные (бактрийские, парфянские) и сделанные на Боспоре. Со временем распространения в этих районах упряжи типа 1 совпадает время появления в степях юга России алан. По убеждению В.И.Мордвинцевой (1998, с.54, 59), «изменение в I в. н.э. области распространения упряжи типа 1 со всей очевидностью свидетельствует о перемещениях в кочевом мире».
Крупный могильник позднеримского времени открыт в Центральном Крыму в 20 км к юго-востоку от Симферополя, в 1 км от с. Дружное, на склоне горы Шпиль. Раскопано 86 комплексов: 25 склепов, 29 грунтовых (14 из них содержали захоронения коней) и 32 подбойные могилы. Известно, что подбои «были широчайшим образом распространены в Крыму, начиная с I в. н.э.». Их появление здесь все исследователи связывают с сарматским влиянием. К сожалению, в Дружном «современными земляными работами был уничтожен наиболее ранний участок могильника». Из оставшейся части наиболее ранними являются подбои второй четверти III в. «Во второй половине III в. н.э. отмечается приток новой большой группы людей, что хорошо прослежено в Дружном не только хронологически и культурно, но и топографически. Вероятно, это были аланы, пришедшие с Северного Кавказа ...» (Храпунов, Масякин 1998, с. 146-147).
С первых веков н.э. в погребениях сарматов юго-востока Европы появляются «детали костюма, привнесенные с востока», золотые украшения, имеющие прямые аналогии в погребении 6 могильника Тилля-тепе « юэджийского царского кладбища нач. I в. н.э.». Эти инновации так или иначе связаны с аланами (Иштванович, Кульчар 1998, с.З, 5, 7).
Резюмируя все изложенное, присоединимся к мнению исследователей о том, что массовость восточных инноваций в культуре сарматов с начала н.э. вполне вписывается в контекст миграционных процессов той поры. «Больше всех на роль их распространителей могут претендовать аланы...» (Скрипкин 1996, с. 165). В другой работе ученый отметил, что «аланы, весьма вероятно, были основателями крупного союза племен, который окончательно оформился в Восточной Европе» (Skripkin 1994, р. 283).
Сноски:
1 И это несмотря на неполноту информации о землях восточнее Каспия, о чем писал еще Геродот (IV, 16, 25); Страбон (XI, 6, 2) высказался очень категорично: «народы, жившие по ту сторону Каспийского моря, назывались одни саками, другие массагетами, причем писатели не могли сообщить о них ничего достоверного, хотя и рассказывали про войну Кира с массагетами. Вообще ничего положительного не добыто исследованиями об этих народах ... вследствие легкомыслия историков и их страсти к сказкам» (ДАСА, с.20). Ему вторил Плиний (V, 1, 17): «По ту сторону (Яксарта) живут скифские племена ... Количество скифских нардов бесконечно и равняться они могут с парфянами. Знаменитейшие из них саки, массагеты, дай, эсседоны ... Ни в одном другом вопросе (как о скифах) так не расходятся писатели;» (там же, с.126-127).
2 В переводе В.Ниландера и С.Соловьева: «Направишься к востоку и придешь К бродячим скифам; под открытым небом Они проводят жизнь свою в шатрах (Что движутся при помощи колес) И далеко из луков мечут стрелы. Разя врагов» (Скифы 1992, с.35).
3 Описанный Геродотом обычай скорее всего отражает ритуальный обряд шаманского типа. В таком случае «вой» находившегося в войлочном «шалаше» — это «пение шамана», одурманенного парами конопли (Грантовский 1970, с.288, ел.; Боигард-Левин, Грантовский 1983, с. 117-118). Описанный Геродотом обряд во всех деталях подтверждается археологическими находками в скифских курганах Алтая V-IV вв. до н.э. (Руденко 1952, с.243, ел.). В курганах найдены своеобразные шалаши из 6 связанных сверху жердей (Геродот говорит о 3-х), покрытых войлоком или кожей. В погребальной камере 2-го Пазыркского кургана обнаружены 2 шестиноги, стоявшие над бронзовыми курильницами, с побывавшими в огне камнями и обуглившимися семенами конопли; к шесту одного из «шалашей» была привязана кожаная сумка с семенами конопли.
4 Геродот рассказал о царице массагетов Тамирис, победившей опасного врага Кира, при этом назвал массагетов скифским народом. Несколько веков спустя Помпеи Трог (Скифы 1992, с.248-249), повторив тот же рассказ о победе Тамирис, назвал ее «царицей скифов».
5 С конца VII в. верхи каганата опирались на иноэтнические дружины (Гадло 1984, с.28), включая аланские. Вскоре овская военная аристократия заняла здесь ведущие позиции. Во главе вторгшихся в 764 г. в Закавказье хазар стоял Астархан. «Он был главнокомандующим хазарской армии и предшественником беков, позже занявших первенствующее положение в Хазарском государстве, возвышаясь над самим каганом». Анализ М.И.Артамонова, а позднее и В.А.Кузнецова, показал, что «Астархан» — не личное имя, а титул «тархан асов», тархан алан (см.: Артамонов 1962, с.244-246; Кузнецов 1984, с. 108, 112).
6 В то время как «царь, его свита и все племя собственно хазар исповедовало иудейство...»
7 Уровень Каспия неоднократно менялся за последние 2 тысячи лет (Борисепков, Пасецкий 1988, с.58-59).
8 Назывались и другие даты. Э.Шарпентье, например, данные события относил к I в. (Charpentier 1917, S.361), Л.С.Ильюков и М.В.Власкин - к началу II в. (Илыоков, Власкин 1992, с.24-25).
9 Этот сюжет Страбона по-разному интерпретируется учеными. Одни полагают, что ничего отличительного в вооружении роксалан по сравнению с другими племенами он не нашел: «подобным же образом вооружено и большинство других варваров». И лишь ко времени Тацита у роксалан произошел переворот в военном деле - сложился особый вид панцирной конницы — катафрактарии (Перевалов 1999а, с. 65-66). Другие полагают, что в реконструкции эпизода войны с участием роксалан Страбон опирался на различные источники: Посидония, историков Митридатовых войн, которые прямо или косвенно основывались на официальных документах. Logos Страбона включал в себя сведения, возможно, почерпнутые из эпиграфических текстов, декретов Херсонеса, в честь Диофанта — полководца Митридата в скифской кампании. Уже сам характер источников Страбона по данному сюжету не исключает предвзятого отношения к военным возможностям роксалан. Археологи отмечают в этой связи, что нарисованный «примитивный образ более соответствует стереотипам греческой этнографии, чем исторической реальности II и I вв. до Р. Хр.». Ф.Бози основную идею Страбона видит в стремлении показать плохую организованность варваров, не имевших шансов против компактной фаланги эллинов. Возражая, итальянский исследователь подчеркивает, что, «по меньшей мере, наступательное вооружение (копье, стрелы и меч) могло появиться тогда и невероятно, чтобы роксаланы, сражаясь с Митридатом, использовали только шлемы, доспехи из толстой бычьей кожи и плетенные щиты». Более полной картина становится при использовании археологических сведений (Bosi 1994, р. 112)..
10 Мы называем фамилии лишь этих трех авторов, хотя данную идею разделяют и другие исследователи. В частности, аналогичную картину появления на исторической арене роксалан рисует СЮ. Сапрыкин. Согласно его версии, херсонесцы на протяжении II в. до н.э. вели упорную борьбу со скифами Скилура и Палака. Но если прежде они могли рассчитывать на помощь сарматов, то к концу столетия последние, среди которых особенно выделялись роксаланы, выступили в союзе со скифами против Херсонеса. Из почетного декрета в честь стратега Митридата Евнатора Диофанта, сына Асклепиодора, следует, что роксаланы присоединились к Палаку в самый разгар кампании в степях Северного Причерноморья и не смогли устоять против хорошо организованной греческой фаланги Диофанта. Позиция сарматов в отношении скифов изменилась из-за намерения Митридата стать во главе всех варваров за перешейком Таврии вплоть до Борисфена. Сарматские вожди почувствовали угрозу своим интересам на Боспоре, что стало возможным после договоренности о его переходе к Митрндату VI. Роксаланы, подчеркивает СЮ. Сапрыкин, «вступили в войну только после того, как поняли истинные намерения Митридата в Тавриде и Северо-западном Причерноморье и потому присоединились к своим извечным противникам — скифам, предав Херсонес» (Сапрыкин 1996, с. 133-134, 140-141). Сходной позиции придерживается Ф.Бози, обративший внимание на стремление Страбона выгодно оттенить достоинства войска Диофанта по сравнению с конницей варваров. Возможно, «настаивая на примитивности кочевников, греческий автор хотел объяснить более низкий уровень их тактики по сравнению с упорядоченной эллинистической фалангой...» (Статистическая... 1997, с.37-38). Появление роксалан в юго-восточной Европе во II в. до н.э. признают и другие археологи, например В.Е. Максименко (1983, с. 19).
11 Ритуальные захоронения баранов отмечены на обширной территории Евразии. В могильнике Тапхар VI в Забайкалье наряду с человеческими захоронениями обнаружено 6 погребений баранов. Почти каждое из них располагалось рядом с погребениями людей. Захоронения целой туши барана встречены в горном Алтае (раскопки В.В. Радлова II Катандинского кладбища), Туве (раскопки СИ. Вайнштейна в урочище Ак-Довурак). Причем, СИ. Вайнштейн привел параллель между рассматриваемым обрядом и описанием китайской летописи «Вэй-шу» ритуала захоронения жертвенных баранов у древних уйгуров. Последние «при каждом громовом ударе» кричали, стреляли в небо; затем покидали это место, чтобы вернуться через год осенью. Здесь они «зарывают в землю барана и зажигают светоч с ножом, шаманка читает молитвы». Похожий обряд у алтайцев зафиксировал Г.Н. Потанин: «Алтайцы приносят жертву огню после первого грома. При этом колют рыжеголового барана... подле огня кладут на четырех углах тряпки. Кам в это время камлает вокруг огня». По мнению СВ. Данилова (1982, с. 229-232), «в этих сообщениях говорится об обряде, связанном с посвященным жертвенным животным».
12 Едва ли не с момента выхода «Илиады» один из ее сюжетов требовал объяснений; речь идет о фрагменте, где поэт упоминает «дивных доителей кобылиц млекоедов, и абиев, справедливейших из людей». Вплоть до наших дней большая часть исследователей сходится в том, что уже Гомер идеализировал известных ему номадов; в связи с этим предполагалось существование непрерывной традиции идеализации скифов от Гомера до авторов эпохи эллинизма. Однако недавно А.И. Иванчик (1999, с.7-45) убедительно опроверг эту версию, показав, что для античных авторов, особенно ранних, питание молоком — признак дикости, а вовсе не указание на идеализацию. У Гомера единственный идеальный образ в разбираемом пассаже — абии. И лишь в IV в. до н.э. меняется отношение к данному сюжету из поэмы Гомера и связано это с Эфором. Из текстов последнего, как полагает А. И.Иванчик, «становится ясно, что Эфор называл свой идеальный народ галактофагами, а слово абии в гомеровском тексте считал лишь эпитетом к нему». Видимо, начиная с Эфора можно говорить об идеализации скифов античными авторами. Этот же хронологический рубеж Л.И.Грацианская (1999, с.52-53) считает временем оформления литературного клише об идеализированном варваре, как воплощении простого, близкого к природе и непорочного образа жизни.
13 Необходимо, правда, отметить, что равенство асии=усуни признается далеко не всеми учеными. Против этого выступали И.Маркварт, Г.Халоун, а такой видный зарубежный знаток китайской исторической ливистики, как Э.Пуллейблэнк, отождествление асиев с усунями назвал невозможным с историко-лингвистической точки зрения (Гафуров 1972, с. 131).
14 В этом смысле можно согласиться с Р.Фраем, что под аланами следует «понимать совокупность этнических групп» (Фрай 1972, с.221). Аналогичную позицию занимают многие исследователи (Абаев 1965; Клейн 1976; Малахов 1992; Ростовцев 1993; Вернадский/'/Архив СОИГСИ).
15 Р. Фрай пишет по этому поводу: «хотя я знаю, что полиандрия не характерна для алан, женщина играла важную роль в раннем осетинском обществе; как можно догадаться по слову axsin, которое В.И.Абаев соотносит с корнем 'править'. Не следует также забывать о легендах об амазонках и важной роли Шатаны в нартовском эпосе» (Frye 1996, р. 3).
Источник: Гутнов Ф.Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории - Владикавказ: Ир, 2001.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Вернуться назад