поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
 
 
Об обстоятельствах открытия Зеленчукской надписи
Автор: 00mN1ck / 30 октября 2016 / Категория: Интересные материалы » Аланы
Об обстоятельствах открытия Зеленчукской надписиОткрытие Зеленчукской эпитафии стало знаменательной вехой в процессе изучения аланской истории. Особое значение она имела для установления языковой принадлежности аланов и преемственности языка современных осетин с языком средневековых аланов. К самой проблеме открытия надписи нам уже приходилось достаточно подробно обращаться [1, 3 18]. Вместе с тем, как представляется, в данной проблеме до сих пор сохраняются некоторые моменты, которые нуждаются в дополнительном освещении. Поэтому позволим себе напомнить саму историю очень важного для науки открытия.

Принято полагать, что плита с надписью была обнаружена летом 1888 г. Д. М. Струковым (1827 1899 гг.), исследовавшим памятники античности и снявшим копию с надписи. Тогда Струков посетил Зеленчукские храмы в ходе мероприятий, посвященных 900 летию крещения Руси. Данный рисунок был предоставлен Струковым в распоряжение известного исследователя осетинской истории и культуры В. Ф. Миллера. Несколько позднее Миллер ознакомился со снятым с надписи оттиском на бумаге Г. И. Куликовского, который как член Общества Любителей Естествознания ездил с археологическими целями в Терскую и Кубанскую области и последним воочию видел памятник в 1892 г.

На состоявшемся 27 января 1889 г. обыкновенном заседании Императорского Московского Археологического Общества (ИМАО) отмечалось: «Действ. член В. Ф. Миллер прочел доклад под заглавием: «Древне-осетинский памятник из Кубанской области». Памятник этот – могильная плита в 2 арш. 2 верш., с изображением креста и надписью греческими буквами на осетинском языке, находящаяся вместе с тремя такими же плитами на древнем кладбище в лесу, в 2 верстах от аула Хумары в Баталпашинском уезде, на верховьях Кубани. Снимок с надписи привезен Д. М. Струковым в 1888 г. Подобные христианские надписи греческими буквами в данной местности встречались и прежде, – но это – первая надпись удобочитаемая, следовательно – первая, по которой можно заключать о языке древнего христианского населения местности. Докладчик указал на приведенные им в III ч. «Осетинских Этюдов» исторические и топографические свидетельства о том, что древние поселения Осетин шли далеко на запад, захватывая верховья Кубани, и отметил сведения о христианстве среди Осетин, восходящие, может быть, даже ко временам Юстиниана. По представленному затем чтению надписи оказалось, что из 21 строк бóльшая часть читается более или менее удовлетворительно, заключая в себе имя Иисуса Христа и, по видимому, св. Николая, имена и отчества погребенных, и, по видимому, просьбу к Осетинам молиться за них. В конце надписи стоит дата, не совсем ясная, но единственное возможное (по снимку) чтение которой дает 6230 г. (от сотв. мира), следовательно, 722 й от Р. Х. В заключение докладчик просил принять меры к охранению этого замечательного памятника.

Постановлено: Благодарить В. Ф. Миллера, доклад напечатать в «Материалах по археологии Кавказа» и просить иеромонаха ближнего Зеленчукского монастыря, о. Серафима, снять оттиск с камней, а г. начальника Кубанской области – принять меры к охранению памятников и, если возможно, к доставлению их в Исторический музей» [1, 4 5].

Приведенные в протоколе данные вызывают к себе некоторые вопросы, на которые, например, справедливо обратил наше внимание С. Н. Савенко. В своем электронном письме автору предлагаемой статьи от 5 июля 2015 г. он отметил, что указание на место находки недалеко от аула Хумары, на верховьях Кубани, несет в себе определенное противоречие. Хумара, действительно, находится в долине Кубани, но никак не Большого Зеленчука, к которой объективно привязана находка. Расстояние между указанным районом и действительным районом находки составляет десятки километров. Вполне логичным представляется поставленный в письме исследователем вопрос: «Может, эта неточность объясняется слабым знанием в то время местности в верховьях Кубани?»

Кроме того, Савенко обратил внимание и на такой важный факт, как отсутствие у нас иных подтверждений непосредственного посещения Струковым в 1888 г. места находки эпитафии в верховьях Большого Зеленчука. Проведенные самим исследователем изыскания, включающие изучение хранящихся в архиве отчетных материалов и альбома художника, позволяют подтвердить, что Струков в июле 1888 г. посетил Зеленчукские храмы совместно с епископом Ставропольским и Екатеринодарским Владимиром в ходе мероприятий, посвященных 900 летию крещения Руси.

Художник был привлечен для изготовления иконостаса для нового Владимирского храма в Ставрополе и участвовал в его освящении 14 июля 1888 г. Затем со священником Д. Успенским, преподавателем духовной семинарии П. Синайским и военным начальником Баталпашинского отдела Демьяновым он отправился в строящийся Святой Александро-Афонский Зеленчукский монастырь, отмечая по пути курганы, каменные столбы с изображениями. В Нижнем Архызе он осмотрел храмы и развалины других построек, составил глазомерный план городища, немасштабированные рисунки, планы и разрезы храмов, церквей, каменных столбов, плит и надписей, зарисовки фресок. С помощью иноков и богомольцев Струков очистил храмы от зарослей, частично раскрыл фрески [2, 313].

Таким образом, у нас, действительно, нет никаких дополнительных подтверждений информации о непосредственном знакомстве Струкова с Зеленчукской эпитафией в 1888 г. Единственными указаниями на данный факт до сих пор остаются материалы протоколов заседания ИМАО и статья Миллера, посвященная подробному анализу содержания Зеленчукской надписи. Утверждение о посещении Нижне-Архызского городища в 1886 г. Струковым, сопровождавшим епископа Владимира, со ссылкой на путевые заметки последнего [3, 30], не соответствует действительности. В самих путевых заметках нет и информации о Струкове [4, 664 682].

На обыкновенном заседании ИМАО 16 мая 1889 г. Миллер представил коллегам рисунок с креста, который был найден на месте Зеленчукского монастыря и передан на хранение в Екатеринодарский музей. На кресте была нанесена греческая надпись, датируемая 6521 г. от Сотворения мира, т.е. 1013 г. н.э. Участники заседания постановили просить г. Фелицина достать точный снимок с креста.

В этот протокол заседания № 331 также была занесена информация, которая касалась обращения членов ИМАО, принятого на упоминавшемся выше заседании от 27 января 1889 г.: «…просить иеромонаха ближнего Зеленчукского монастыря, о. Серафима, снять оттиск с камней». Среди полученных Обществом писем упоминается следующее: «…От о. Серафима, настоятеля Зеленчукской пустыни (Кубанской области) сообщение, что снимки с местных камней не могли быть сделаны зимою, но могут быть представлены в июне» [1, 5].

Дальнейшие исследования Струкова в районе Нижнего Архыза состоялись в следующем, 1890 г. В этом году он доложил об итогах своего посещения Нижнего Архыза в 1888 г. на VIII Археологическом Съезде в Москве и представил доклад с рисунками в Императорское Русское Географическое Общество в Петербурге с ходатайством о предоставлении ему средств для новой поездки. Общество обратилось в ИМАО. В результате было выделено 150 рублей, и Струков получил Открытый лист № 687 от 22 июля 1890 г. на исследования «…на берегу р. Большой Зеленчук».

Следуя из Невинномысска в Святой Александро-Афонский Зеленчукский монастырь, Струков детально описывал курганы и каменные памятники. Прибыв на место, он не смог найти рабочих и инструменты для раскопок, поэтому ограничился визуальным осмотром и новыми немасштабными зарисовками, которые носили приблизительный характер из за отсутствия измерительных инструментов и необходимого времени. Игумен Серафим предоставил Струкову археологические находки, обнаруженные во время строительства, и организовал его поездку в Верхний Архыз. По пути Струков описывал развалины построек. Тогда был составлен примерный план археологических объектов осматриваемого района. От местного лесничего Струков узнал о расположении недалеко в горах еще одного комплекса – Кяфар. Его обратный путь проходил по берегу Малого Зеленчука, где он отметил много курганов, сделал акварельную зарисовку башни Адиюх и крупного кургана в 12 верстах к северу от Баталпашинска. Данных о посещении других районов региона в письменных документах из архива Института истории материальной культуры выявлено не было [2, 313 314].

В упоминавшемся электронном письме от 5 июля 2015 г. Савенко предположил: «Может быть, тогда Струков и видел «Зеленчукскую плиту», но в его записях я ничего об этом не нашел». Вопрос о непосредственном ознакомлении Струкова с Зеленчукской плитой остается не до конца проясненным. В любом случае, рисунок с плиты он предоставил Миллеру в 1888 г.

Последующая история ознакомления с Зеленчукской плитой зафиксирована в протоколе обыкновенного заседания ИМАО № 412 от 6 октября 1892 г.: «В Кубанской области г. Куликовскому пришлось ознакомиться с памятниками древнего христианства на Кавказе, в виде престолов с надписями и без них, старинных часовень и уцелевших церквей долины р. Б. Зеленчука, Хумары и Тебердинскаго ущелья. Как с развалин церквей, так и могильников и др. памятников г. Куликовским были сняты планы, фотографии и рисунки, служившие иллюстрацией к докладу.

На одну из надписей, снятую г. Куликовским и уже описанную ранее художником Д. М. Струковым, обратил особое внимание проф. Миллер. Надпись эта греческая и может датироваться XI в., т.к. здесь же был найден крест 1013 года; она содержит в себе несколько осетинских собственных имен. Найдена она была в местности р. Зеленчука, где уже давно нет никаких следов Осетин, и факт ее находки заставляет думать, что христианство было сюда занесено из Сухума и, быть может, здесь некогда был центр «Аланской» епархии.

Постановлено: благодарить проф. Миллера и г. Куликовского и просить их обработать доклады для издания» [1, 5 6].

Приведенные в протоколе заседания сведения были воспроизведены в одном из выпусков «Археологических известий и заметок» ИМАО: «В. Ф. Миллер сообщил об одной греческой надписи, найденной на р. Зеленчук, относимой им, судя по найденному в той же местности кресту XI века, к тому же времени, что она содержит несколько собственных осетинских имен, хотя в этой местности Осетин давно нет и факт ее находки заставляет думать, что христианство было сюда занесено из Сухума и что, может быть, здесь некогда был центр Алланской епархии». В другом выпуске «Археологических известий и заметок» ИМАО также указывалось: «В. Ф. Миллер дает описание древне-осетинского христианского намогильного памятника XI XII века, находящегося в нескольких верстах от Александро-Афонского Зеленчукского монастыря Кубанской области. Надпись, высеченная греческими буквами, но на языке предков теперешних Осетин – Ясов (русской летописи), Аланов (визант. писателей), дешифрована автором и переведена предположительно на русский язык» [1, 6].

Мы можем подвести некоторый итог. По совокупной информации Д. М. Струкова и Г. И. Куликовского, представленной В. Ф. Миллером (с учетом приведенных выше замечаний по локализации. – А. Т.), плита могла находиться в 40-45 верстах к югу от Александро-Афонского монастыря. Она располагалась в лесу, на правом берегу р. Большой Зеленчук, между реками Ропачай и Казгич, на территории древнего могильника. На противоположном берегу, несколько выше по течению, располагались развалины средневекового городища в местности «Старое Жилище» («Старое место»), или «Аулище» (район современного карачаевского пос. Архыз в Карачаево-Черкесии).

Плита была изготовлена из белого известняка и имела подпрямоугольную форму, несколько сужавшуюся к вершине. Ее основание дополнено специальной «лапой» (выступом), по замечанию Миллера, «…указывающей на то, что некогда она была вделана стоймя в каменную основу» [5, 110]. На плите были нанесены изображение креста и греческие буквы. Как справедливо отметили исследователи, такая конструкция соотносится со свидетельством Иосафата Барбаро, совершившего путешествие по Алании в первой половине XV в., о подобных знаках над могилами умерших, на вершинах курганов. Замечание путешественника соотносится не только с традициями аланов, получившими распространение в период их христианизации, но и с соответствующими традициями адыгов и кабардинцев, что видно по зафиксированным в XIX в. у аула Лоова каменным крестам и плитам с четырехугольными отверстиями для их установки [6, 206].

В одном из изданий «Материалов по археологии Кавказа» отмечалось: «Г. И. Куликовский доставил рисунки с следующих памятников:…Каменный столб, украшенный крестом, с некоторым заострением в верхней части и более узкою нижней частью для укрепления столба в землю, напоминающего по форме древне-осетинский памятник из Кубанской области, описанный В. Ф. Миллером – с берегов р. Большой Зеленчук (рис. 34)». Таким образом, приведенное замечание предоставляет нам дополнительную информацию о самой форме Зеленчукского надмогильного памятника [1, 4 5].

Интересно, что форма Зеленчукской плиты близка, например, форме, которая была искусственно придана сланцевой плите, послужившей закладом входа в камеру аланской катакомбы № 85 высокогорного Даргавсского могильника (Северная Осетия), исследованной на участке погребений VIII X вв. в 2013 г. Данная плита имела и аналогичный Зеленчукской плите выступ, который, в отличие от последней, по условиям находки, не имел никакого функционального назначения. Не исключено, что на Северо-Западном Кавказе христианские надгробия могли выставляться над традиционными аланскими катакомбами [7, 181 182]. В то же время в скальных захоронениях данного региона представлены закладные песчаниковые плиты, вставлявшиеся в специальные пазы на лицевой стороне входных отверстий камер, в том числе с изображением креста [8, 76 77, 96, рис. 9, 3].

Надгробная стела из белого камня в форме равнобедренного треугольника была обнаружена и в аланской катакомбе № 22, датируемой X-началом XI в., могильника Кари Цагат в горной Дигории (Северная Осетия). Исследователи отмечают устойчивость обрядов, выраженную в использовании треугольных сланцевых надгробий на современных кладбищах Дигории, а также в культовом комплексе (жертвенная яма № 8) того же могильника Кари Цагат с гигантским белым камнем, что связывается с культом белых камней на Кавказе, в том числе в Северной и Южной Осетии. На том же могильнике использовались и заклады из белых камней в конских погребениях [9, 91, 95; 10, 27 28, 36, рис. 11, 12].

В Архиве Императорской Археологической Комиссии Института истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге хранится альбом чертежей и рисунков Д. М. Струкова. Среди них, кроме хорошо известного специалистам рисунка Зеленчукской плиты (лист № 49), впервые опубликованного В. А. Кузнецовым, представлены еще два листа с изображениями двух камней с надписями (листы №№ 20, 21). Первый из них вновь представляет Зеленчукскую плиту. На листе № 20 изображение сопровождается надписью: «Надпись на плите в 30 верст от ущелья Зеленчука по снимку Иеромонаха Серафима» [1, 14, 411, 412, рис. 7, 8].

В рукописной аннотации к альбому чертежей и рисунков Струкова отмечалось: «По течению к северо-востоку р. Б. Зеленчук протекает через западную часть древней Осетии и земли горского племени Кабардинцев… Местность, где текут реки Б. и М. Зеленчук, на древних картах называется Алания, Зыхия, Косогия, Скифия, а в атласах Академика Броссе – Егризия… Так как ущелье граничит с Колхидой, то греки могли быть поселенцами и в этой местности, занятой Аланами».

Рисунки сопровождались следующими комментариями автора: «47., Наглядный план берегов реки Большой Зеленчук по направлению к ее началу; от монастыря на расстоянии 35 верст… 48., План части древнего кладбища, где три камня с изображенными крестами и один камень с надписью. 49., Наглядный рисунок с надписи на камне л. 48» [11, 89, 98]. Таким образом, специально аннотированные автором чертежи и рисунки включали в себя хорошо известные всем специалистам изображения Зеленчукской плиты в каменной ограде и ее отдельное изображение, авторство которых закономерно связывалось с Д. М. Струковым. Отдельные изображения Зеленчукской плиты, автором одного из которых на самом рисунке обозначен иеромонах Серафим, оказались вне общей аннотации.

Приведенные сведения привлекают особое внимание к личности иеромонаха Серафима (Стефан Титов). Он был иеромонахом в Афоне, но некоторые жизненные обстоятельства привели его на Кавказ. В октябре 1886 г. он обратился к епископу Ставропольскому и Екатеринодарскому Владимиру (1886 1889 гг.), который с 15 октября остановился в Ставрополе. Он сообщал, что услышал о древних христианских храмах на р. Большой Зеленчук и лично посетил те места, найдя храмы в плохом состоянии, что грозило им и дальнейшим разрушением, в том числе из за отношения местного карачаевского населения.

Епископ Владимир в ноябре 1886 г. лично посетил места, указанные иеромонахом, который заранее выехал по его поручению на место. Здесь он, действительно, ознакомился со средневековыми христианскими храмами. Оставаясь на месте в течение нескольких дней, он велел очистить от мусора три храма и отвести один из них под временное богослужение. Епископ пришел к заключению, что в прошлом эти места были густо населены христианами, а открывшийся ему значительный торговый город-крепость имел архиерейскую кафедру [4, 667 669, 677 682]. Несколько позднее иеромонах Серафим стал во главе основанного здесь мужского монастыря. Он одновременно проявлял большой интерес к находимым средневековым памятникам, сотрудничая с ИМАО в вопросах их сохранения и фиксации, включая их зарисовки [1, 11 15].

Работа Миллера с рисунком Зеленчукской плиты, предоставленным Струковым, и наличие соответствующих рисунков в альбоме самого Струкова, бесспорно, указывают на обладание художником несколькими копиями Зеленчукской плиты. Наличие в альбоме Струкова нескольких интересующих нас рисунков на листах №№ 20, 21, 49 может поставить вопрос, безусловно, нуждающийся в дальнейшем исследовании. В первую очередь, это касается рукописной аннотации Струкова, источника (авторства) или источниках рисунков. Кроме того, указание в подписи к рисунку, что это – «надпись на плите в 30 верст от ущелья Зеленчука…», вносит еще один нюанс в определение места находки, учитывая упоминавшиеся локализации: «…в 2 верстах от аула Хумары в Баталпашинском уезде, на верховьях Кубани», «в 40 45 верстах на юг от Александро-Афонского монастыря».

Приведенные материалы дают основание внести коррективы в устоявшиеся представления. Вопрос об исследовании надписи иеромонахом Серафимом нуждается в дальнейшем прояснении. На сегодняшнем этапе выявления источников наших знаний о надписи мы можем делать лишь некоторые предварительные выводы. Зеленчукский камень, вероятно, мог быть непосредственно обследован Струковым, иеромонахом Серафимом и Куликовским. Время предполагаемого снятия копии с камня иеромонахом Серафимом, в отсутствии иных данных, логично помещать между принятым к нему обращением ИМАО, ответным письмом иеромонаха Серафима и возведением иеромонаха Серафима в сан игумена, состоявшегося в день фактического открытия монастыря – 12 ноября 1889 г. Ориентируясь на эти события, можно предположить, что, скорее всего, снимок мог быть снят в промежутке лето-осень 1889 г. Поскольку в июле-августе 1890 г. Струков вновь посетил район Зеленчука, то данное время могло бы определять момент передачи ему своей копии с Зеленчукской плиты игуменом Серафимом, с которым, как мы знаем, он тогда непосредственно встречался и сотрудничал. В пользу такого развития событий могли бы свидетельствовать рисунки из альбома чертежей и рисунков Струкова, постранично датируемые 1887-1889 гг.

Вместе с тем, у нас продолжают сохраняться некоторые сомнения об условиях находки надписи и снятия с нее рисунка. Обращает на себя внимание, что в упоминавшемся протоколе заседания ИМАО № 320 от 27 января 1889 г. не говорится о рисунке, сделанном Струковым, а утверждается только, что «…снимок с надписи привезен Д. М. Струковым». В исследовании Миллера указывается, что он «…получил от Д. М. Струкова… копию с надписи на могильной плите» [5, 110]. В другой близкой по времени публикации Миллера «снимок с осетинского памятного столба» вновь упоминается без указания на авторство Д. М. Струкова [1, 56].

В самом альбоме Струкова, как мы знаем, единственное прямое указание на авторство рисунка с Зеленчукской надписи отнесено к иеромонаху Серафиму. Не по этой ли причине ИМАО обращалось именно к нему с просьбой снять с надписи еще и оттиск? По крайней мере, данная просьба подразумевает знакомство иеромонаха Серафима с местом нахождения Зеленчукской плиты, располагавшемся не в Нижнем Архызе, где иеромонах непосредственно находился. С другой стороны, на упоминавшемся заседании ИМАО № 412 от 6 октября 1892 г. указывалось на надпись как «описанную ранее художником Д. М. Струковым»… [1, 5]

Таким образом, сохраняя, как и другие исследователи [2, 314], определенные сомнения об условиях открытия и первоначальной фиксации Зеленчукской надписи, мы пока вынуждены допускать возможность того, что в 1888 г. Д. М. Струков и в 1889 г. иеромонах Серафим зарисовали Зеленчукский надмогильный памятник с надписью. В 1892 гг. И. Куликовский снял с Зеленчукского памятника оттиск. Таким образом, сегодня исследователями должно учитываться допущение наличия нескольких копий с камня, исполненных Струковым и иеромонахом Серафимом, и репродукции Миллера, составленной автором по копии, предоставленной Струковым, и с учетом оттиска Куликовского.

Проведенный сравнительный анализ рисунков Зеленчукской плиты [1, 19 45] позволяет сделать некоторые выводы. Представленная Струковым в своем альбоме копия Зеленчукской плиты иеромонаха Серафима вполне соответствует копии самого Струкова и выкопировке (репродукции) Миллера. Их сравнение, кроме того, показывает, что Миллер стремился дать более четкое представление обо всех нанесенных на плите знаках и строках, в которых они были представлены.

Этим может определяться заметное горизонтальное выравнивание строк по линиям, дополняющееся восстановлением форм отдельных букв, включая, например, передачу третьей и второй букв в строках 14 и 18 в форме Υ, а также вывод окончаний букв на саму линию края памятника. Реализованный подход сам по себе не вызывает никаких возражений. Такое восстановление дополнительно способствовало реализации своеобразного «линейного принципа». Он, в свою очередь, визуально облегчал проведение научного анализа надписи, чему и было посвящено исследование самого Миллера, также и для других исследователей. Поэтому замечание Миллера, что его репродукция «…точно передает копию, доставленную Д. М. Струковым» [5, 114], следует признать вполне объективным.

Проведенная Миллером обработка данных рисунка и оттиска вполне допустима в рамках избранного им и единственно доступного и оправданного на тот момент принципа выкопировки на основе рисунка Струкова и данных оттиска Куликовского при дополнительной консультации с их авторами. Насколько можно судить, рисунок иеромонаха Серафима по каким то неизвестным нам причинам не был задействован Миллером в его исследовании. Редкие совпадения в отдельных элементах рисунка иеромонаха Серафима и репродукции Миллера, минующие рисунок Струкова, представляются случайностью, зависящей от указанных принципов проводившейся выкопировки. Не исключено, что к нему в отдельных случаях могли привести также особенности литографического издания репродукции надписи и не всегда озвучиваемый учет Миллером данных оттиска. Куликовского.

Сама репродукция Миллера уже являла собой продукт предварительного научного анализа. Это хорошо видно, например, по восстановленному изображению в строке 18 конечной буквы Т, которое представляется вполне объективным. Интересно, что на рисунке Струкова Зеленчукской плиты в каменной ограде здесь также представлена буква Т, тогда как на отдельном рисунке плиты автора сохраняется только горизонтальная несколько изогнутая гаста ее верхней части. На этом рисунке представлена и следующая за буквой точка, которая может соответствовать небольшому овалу на рисунке иеромонаха Серафима, тогда как на отдельном рисунке плиты она у Струкова отсутствует. Но у Струкова отдельная точка слегка намечена в строке 21. На репродукции Миллера она уже четко отмечена и поднята на уровень середины строки.

В строке 9 верхнее левое окончание лигатуры уже имеет замкнутую форму, как на рисунке иеромонаха Серафима (лист № 20). Следует также отметить, что на рисунке Струкова Зеленчукской плиты в каменной ограде представлен тот же «линейный принцип» как и на репродукции Миллера, дополняющийся восстановлением форм отдельных букв. В строке 3 теряется возможность восприятия последней О. В одном случае как будто отмечается замена в той же строке 18 изображения, которое Миллер передал как Υ, что соответствовало отдельному рисунку плиты у Струкова, на υ. Кроме того, все эти наблюдения могут, как минимум, поставить вопрос об условиях и времени завершения Струковым его рисунка Зеленчукской плиты в окружении ограды, а также ценности такого рисунка для определения размеров плиты. Может даже сложиться впечатление, что Струков, имея в своем распоряжении рисунок плиты, например, полученный от иеромонаха Серафима, не особо утруждал себя рисунком с места находки плиты, позволяя в своей практике, как мы знаем, обходиться и без измерительных инструментов. Впоследствии он уже наносил на рисунок плиты в ограде надпись, ориентируясь на ее отдельный рисунок и на работу Миллера…

В целом, следует согласиться с наблюдениями исследователей об уровне работ Д. М. Струкова, условиях и времени их создания. Но они также справедливо отмечают, что «…к его сведениям, как к не обладающим абсолютной документальной достоверностью, следует относиться с крайней осторожностью, хотя надо признать, что зачастую это единственные данные об уже утраченных памятниках» [12, 68, сн. 3]. С данной оценкой следует согласиться [2, 314 315]. Все это касается и не до конца понятного вопроса с рисунком иеромонаха Серафима и, соответственно, условий находки и фиксации Зеленчукской плиты.



    1. Туаллагов А.А. Зеленчукская надпись. Владикавказ, 2015.
    2. Савенко С.Н. Еще раз о роли Д.М. Струкова в исследовании средневековых памятников Северного Кавказа (в связи со 100-летием со дня смерти) // XXVI Крупновские чтения. Магас, 2010. С. 312-315.
    3. Кодзоев Н.Д. Магас по археологическим и письменным источникам. Магас, 2003.
    4. Из путевых заметок епископа Владимира о Северном Кавказе. 1886 // Русский Архив. М., 1904. № 5. С. 664-682.
    5. Миллер В.Ф. Древне-осетинский памятник из Кубанской области // Материалы по археологии Кавказа. М., 1893. Вып. III. С. 110-118.
    6. Ложкин М.П., Малахов С.Н. Железные кресты византийско-кавказского типа из Отрадненского музея // Историко-археологический альманах. Армавир-М., 1996. Вып. 2. С. 202-209.
    7. Мастепанов С.Д. Древности Хумаринского района // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. М.-Ставрополь, 2008. Вып. VIII. С. 181-182.
    8. Минаева Т.М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим данным. Ставрополь, 1971.
    9. Кадиева А.А. Погребальный обряд могильника Кари Цагат (Дигорское ущелье, Северная Осетия) // Историко-археологический альманах. Армавир – Краснодар – М., 2011. Вып. 10. С. 80-98.
    10. Мошинский А.П. Средневековые погребения могильника Кари Цагат с двойным перемещением останков погребенных // Из истории культуры народов Северного Кавказа. Ставрополь, 2015. Вып. 7. С. 24-38.
    11. Перфильева Л.А. Альбом рисунков художника и археолога Д.М. Струкова как исторический источник для изучения христианских древностей Северного Кавказа // Актуальные вопросы истории христианства на Северном Кавказе: Материалы V Международных Свято-Игнатьевских чтений. Ставрополь, 2013. С. 82-99.
    12. Белецкий Д.В., Виноградов А.Ю. Нижний Архыз и Сенты: древнейшие храмы России. М., 2011.



Об авторе:
Туаллагов Алан Ахсарович — доктор исторических наук, зав. отделом археологии Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева ВНЦ РАН; alan167@mail.ru

Tuallagov Alan Akhsarovich — doctor of historical sciences, head of the archaeology department, V. I. Abaev North-Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies of of the Vladikavkaz Scientific Center of RAS; alan167@mail.ru




Источник:
Туаллагов А.А. Об обстоятельствах открытия Зеленчукской надписи // Известия СОИГСИ. 2016. Вып. 20 (59). С.3—14.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru