Главная > Аланы > Аланские походы 132-135 гг. в Закавказье и Парфию
Аланские походы 132-135 гг. в Закавказье и Парфию14 января 2008. Разместил: 00mN1ck |
|
(к геополитическому положению сармато-аланов Волго-Донского междуречья во II в. н. э.) В «Арбельской хронике», принадлежащей перу сирийского монаха VI в., указывается, что в правление парфянского царя Вологеса II (105/6-147 гг. н. э.) около 135 г. н. э. произошло массированное вторжение каких-то северных кочевников на территорию Адиабены -одной из наиболее процветающих провинций Парфянской империи. Несмотря на неожиданность вторжения, бои здесь приняли затяжной характер, ибо на помощь ополчению Адиабены подошли значительные военные силы парфян, вероятно под командованием одного из сыновей Вологеса II (в тексте хроники поименован как Аршак). Когда победа кочевников была уже совсем близка, их военачальник - некий Кизо - получил послание от своих родовичей. Они сообщали ушедшему в боевой поход войску о нападении на их родные города какого-то сильного варварского племени, прибывшего морем и грабящего все на своем пути. Войска Кизо вынуждены были покинуть территорию Адиабены, вернулись домой и в результате тяжелых двухмесячных боев сумели разгромить нежданного противника [Пигулевская 1941:97; Алемань 2003: 501]. Н. В. Пигулевская видела в воинах Кизо аланов и полагала, что сообщение сирийского хрониста относится к походу аланов на Парфию в 135 г. н. э. [Пигулевская 1956: 83-84]. С. А. Яценко обоснованно, на наш взгляд, датирует этот парфянский балц северных кочевников более ранним временем (ок. 132 г. н. э.) и связывает его с «аланами-массагетами», которые ушли в поход на Адиабену с территории Восточного Предкавказья [Яценко 1998: 87]. Исследователь отмечает, что этим же временем - около 132 г. н. э. - датируется письмо легата Каппадокии Флавия Арриана к императору Адриану, в котором упоминается о реальной возможности массированной римской интервенции в Приазовье в связи с какими-то серьезными осложнениями политической обстановки в регионе [Arr. Peripl. 17,3]. Возможно, что эти два события имеют некие общие корни, однако для нас представляется более важным констатировать весьма масштабную набеговую деятельность предкавказских аланов, вновь вторгшихся в самое сердце Парфянской империи и сумевших на вражеской территории на равных противостоять отборным правительственным войскам царя Вологеса II. Следующий поход аланов в Закавказье и Переднюю Азию, несомненно, состоялся около 135 г. н. э. (по крайне мере, именно в этот год произошло военное соприкосновение аланов с каппадокийскими легионами Флавия Арриана). Маршрут движения этой аланской орды долгое время был предметом научной дискуссии [Габуев 1997; Берлизов 1997; Гутнов2001: 139 ел.]. Разноголосица мнений вызывалась разной трактовкой информации Диона Кассия - основного источника по данному вопросу, точнее - использованием разных переводов источника. Согласно наиболее распространенному переводу В. В. Латышева, источник повествует о следующем: «...Война была поднята из земли аланов, по происхождению массагетов, Фарасманом (Фарасман II, царь Иберии в 30-50-е гг. II в. н.э.-Н. Л.); она сильно потрясла Мидию, коснулась также Армении и Каппадокии, но затем прекратилась вследствие того, что аланы были подкуплены дарами Вологеса, а с другой стороны, побоялись правителя Каппадокии Флавия Арриана» [Dio. Cass., Rom. hist, LXIX, 15]. Опираясь на данный перевод, H. E. Берлизов в ряде публикаций попытался доказать, что аланы предприняли в 135 г. поход из закаспийских степей, пройдя в Мидию, как некогда в 72 г. н. э., южным берегом Каспийского моря через Гирканию [Берлизов 1994:70; Берлизов, Каминский 1993:108]. Действительно, если буквально следовать за переводом В. В. Латышева, получается, что от набега аланов вначале пострадала Мидия, и только затем Армения, что было бы заведомо невозможно, если бы аланская рать шла с севера через Дарьял. Ф. X. Гутнов в этой связи совершенно справедливо указывает на перевод К. Гана, в котором политическая миссия иберийского царя Фарасмана II обозначена гораздо четче, а маршрут аланов в Мидию уже не вызывает разночтений: «Фарасман, царь Иберский, подучил Аланов или Массагетов напасть на владения Парфян и пропустил их через свои земли. Набеги этих варваров, главным образом, были направлены на Мидию, и только боязнь римского могущества, по-видимому, спасла Армению и Каппадокию от их вторжения. Они возвратились в свою землю, испугавшись Флавия Арриана, правителя Каппадокии, и удовлетворившись дарами, которыми их осыпал Вологес II, царь Парфянский» [Ган 1884: 173;Гутнов2001:142]. Столь существенная разница в информационной базе переводов разных исследователей во многом объясняется спецификой данного источника. Как отмечает С. М. Перевалов, фактически не существует оригинала интересующего нас сообщения в 69-й книге Диона Кассия. Последние двадцать книг Диона, с 61-и по 80-ю, утрачены, и до нашего времени дошли только их позднейшие пересказы и эпитомы. Фрагмент 69.15.1, полагает исследователь, сохранился в трех версиях: 1) в т. н. «извлечениях о посольствах» (excerpta de legationibus), сделанных при Константине Багрянородном; 2) в «Эпитоме римской истории Диона Никейского» Ксифилина (составлена в 1071-1078 гг.); 3) во всемирной «Краткой истории» Иоанна Зонары (XII в.). Далее С. М. Перевалов подробно разбирает фактографические достоинства и недостатки указанных версий, а в завершение анализа предлагает свое прочтение Диона Кассия, опираясь на сводный текст источника, восстановленный У. Буассевэном на основе эпитомы Ксифилина и «извлечений» [Boissevain 1890:25]: «Как только закончилась Иудейская война, тотчас другая была поднята из (страны) аланов (называемых массагетами) Фарасманом, сильно опустошила Албанию и Мидию, а Армению и Каппадокию только затронула. Затем, когда аланы были ублажены дарами Вологеса с одной стороны, и напуганы архонтом (правителем) Каппадокии Флавием Аррианом — с другой, (война) прекратилась» [Перевалов 1998: 99]. Такое прочтение указанного фрагмента сочинения Диона Кассия, по-видимому, не оставляет больше сомнений по поводу маршрута движения аланского войска в 135 г. Аланы, призванные царем Иберии, прошли с севера, через Дарьял, и вначале обрушились на Албанию. Скорее всего изначально эта закавказская страна была избрана в качестве главного объекта атаки аланов, поскольку союзник аланов Фарасман II был заинтересован в умалении военно-политической мощи именно этого государства [Тревер 1959: 131]. Лишь затем удар был нанесен по Мидии-Атропатене, а на территорию Армении и Каппадокии были совершены скорее рекогносцировочные, нежели действительно захватнические рейды. Важным аргументом в пользу предположения об албанской направленности данного похода аланов служит свидетельство Фемистия [Them.34.8 = Wirth-Roos.1968.Te. 13] о том, что наместник Каппадокии Флавий Арриан в ходе кампании по выдавливанию аланов из Закавказья доходил до Каспийских ворот (Дарьяла) и «устанавливал границы» иберов с албанами [Bosworth 1977: 229]. Римская администрация на Востоке, конечно, прекрасно знала о подлинной политической подоплеке произошедших событий и взялась умиротворять вовсе не аланов, а их иберийскую креатуру, имевшую, вероятно, свои особые виды на сопредельные районы Албании. Этот поход, бесспорно, очень обогатил «аланский народ копьеносцев». По точному наблюдению С. М. Перевалова, «аланы взяли дань с Вологеса Парфянского, поскольку сильно опустошили его провинцию Мидию» [Перевалов 1998: 99]. Действительно, после беспрепятственного разграбления двух цветущих стран было бы крайне неразумно пускаться в дальнейшие военные авантюры, имея по фронту правительственное парфянское войско, а с фланга идущие форсированным маршем каппадокийские легионы римлян. Аланы в любом случае вынуждены были бы прекратить агрессию (хотя бы ввиду крайнего переполнения трофейного обоза), а коль скоро им предлагали за это еще и золото, то их ухода из Закавказья не пришлось долго ждать. Армянский царь Вагарш I направил в Рим свое посольство с жалобой на владетеля Иберии Фарасмана. Вагарш, бесспорно, действовал по указанию парфянского царя [Моммзен 1995: 298-299]. Император Адриан вызвал Фарасмана II в Рим. В138 г. н. э. иберийский царь появился перед престолом римского императора и, как отметил Дион Кассий, так успешно защищал перед сенатом свои поступки, что был совершенно оправдан, «владения его были увеличены и ему самому оказаны в Риме необыкновенные почести» [Ган 1884: 173-174]. Вполне возможно, что в этом случае внешнеполитическим ведомством Адриана была разыграна обычная дипломатическая инсценировка, призванная показать справедливость и беспристрастность мировой империи. На самом же деле в Риме хорошо представляли действительную ценность Фарасмана II как надежного союзника, а парфянские интересы хотя и учитывали, но отнюдь не стремились рьяно их защищать, особенно в ущерб своему собственному геополитическому положению на Востоке. Отсюда возникла необходимость в публичном допросе иберийского союзника с последующим воздаянием ему неслыханных дипломатических почестей (слон и пятьдесят человек охраны - в подарок, возможность принести жертву в Капитолии, поставить собственную конную статую на Марсовом поле и т. д.) [Меликишвили 1959: 358]. Создается впечатление, что некоторое неудовольствие Рима было вызвано не самим фактом привлечения аланов к военным действиям в Закавказье против Парфии и колеблющегося союзника (Албания), а тем, что эти степные варвары вышли за границы отведенной им сферы военной активности, в которую в тот период, по мнению римлян, никак не попадала Армения, а уж тем паче Каппадокия. Некоторые исследователи полагают, что вслед за походом аланов в 135 г. н. э. наступил длительный (на 80 лет!) период затишья в военно-политической экспансии этих иранских кочевников в Закавказье. Причина этого не объясняется, но по косвенным указаниям можно понять, что она и в том, что «в Каппадокии закованные в сталь "массагетские" катафрактарии были разбиты Аррианом» [Яценко 1998:87]. Категоричность суждения еще не означает его обоснованности. По крайней мере, С. М. Перевалов, специально исследовавший проблему военной тактики у аланов II в. н. э., не столь категоричен и, допуская возможность одного или нескольких боев между римлянами и аланами, считает все же, что до решительного сражения дело не дошло [Перевалов 1997:129]. Имеются веские основания полагать, что прямого военного столкновения между аланами и римлянами в Каппадокии не было вовсе. Возможно, что происходили какие-то военные маневры, похожие на демонстрацию сил, но открытого боевого противоборства скорее всего не состоялось. Если бы оно произошло, вряд ли император Адриан стал бы дарить Фарасману II ручного слона и любоваться военными упражнениями этого иберийского владетеля на Марсовом поле. Каппадокийские и сирийские легионы римской армии не отличались боеспособностью. Еще в 57-58 гг. н. э. консулярный легат Каппадокии Гней Домиций Корбулон столкнулся с полной небоеспособностью вверенных ему войск. Несмотря на примененные поистине драконовские меры (неумолимо строгая дисциплина, децимация, разбивка зимнего военного лагеря в горах Армении), боеспособность каппадокийских и сирийских легионов оставалась настолько низкой, что Корбулон вынужден был запрашивать Рим о переброске ему одного из европейских легионов [Моммзен 1995: 283-284]. Позже, в 114 г. при подготовке похода против Парфии, с аналогичной проблемой столкнулся император Траян, вынужденный так же совмещать тактику палочной дисциплины в отношении малоазийских и сирийских солдат с опорой на специально переброшенные из Паннонии европейские легионы. Тацит, бывший в 97 г. консулом, а в 112 г. - проконсулом римской провинции Азия, оставил поразительное описание так называемых «сирийских» солдат. «Римские войска, с давних пор отвыкшие от военной службы, пришли в глубокий упадок; но самыми негодными среди солдат были сирийские-недисциплинированные, упрямые, неисправно выходящие на зов, бросающие свой пост, с полудня пьяные; они разучились даже носить оружие, были неспособны переносить лишения; сбрасывая с себя одну часть вооружения за другой, они оставались наполовину обнаженными, как легко вооруженные или стрелки [из лука]. Кроме того, они были настолько деморализованы понесенными неудачами, что при первом же появлении парфян пускались наутек, и звуки [боевого] рога служили для них как бы сигналом к бегству» [Гас. Ann. 13,35]. Напомню, что это сообщение известного римского историка отражает состояние армии Гнея Корбулона, однако, если сравнить его с описанием сирийской армии Траяна у Фронтина, то окажется, что последний почти текстуально повторил приговор Тацита [206 f.ed. Naber]. Зная суровые староримские методы, которые применяли Корбулон и Траян для поддержания боеспособности восточных легионов, легко понять, что после 18 лет военного затишья при Адриане с его отчетливым филэллинизмом боевой потенциал каппадокийских солдат мог оказаться только в области абсолютного нуля. Косвенным доказательством полной небоеспособности римских военных сил, сосредоточенных в Каппадокии, может служить вычурная, многословная и оттого совершенно бесполезная с военно-тактической точки зрения «Диспозиция против аланов», написанная наместником Флавием Аррианом. При чтении этого странного документа поневоле возникает мысль, что Арриан писал свою «Диспозицию» почти в состоянии аффекта, пораженный неожиданным известием о приближении аланского войска и с ужасом сознавая, что у него отсутствуют какие-либо реальные силы, способные остановить эту лавину. Так возникла почти безумная идея написать детальную инструкцию для конкретного боя, адресованную командирам среднего звена, чтобы хоть как-то разъяснить им - что и в какой последовательности они должны делать в боевой обстановке. Чего стоят, например, такие рекомендации: «Легионеры первого ряда при приближении противника должны выставить свои пики и держать их на уровне груди коней приближающегося противника. (...) Воины 4-го ряда должны метнуть свои копья поверх голов передних воинов по коням и всадникам противника. (...) Если скифы предпримут атаку на фланги, кавалерия должна внезапно напасть на них. Всадники должны орудовать мечами и секирами без промедления»[Арриан. Диспозиция. Цит. по: Бахрах 1993: 150-153]. Понятно, что если легионеры нуждаются в разъяснении, на каком уровне им следует держать свои копья при приближении конных турм противника, а воинам 4-го ряда объясняется, что метать свое оружие они должны непременно поверх голов впереди стоящих однополчан, - в этих случаях можно считать, что армии не существует вовсе. Видимо, Флавий Арриан и сам понял всю бессмысленность своей затеи, благодаря чему «Диспозиция» так и осталась незаконченной. Каппадокийские легионы эллинофила Арриана выручила, конечно, не «Диспозиция», а величайший военно-политический авторитет императорской власти, который в разные периоды истории Рима жестко утверждали на периферии античного мира солдаты италийского, кельтского, германского, а затем и славянского происхождения. Как могли распорядиться этим авторитетом согнанные в строй и предоставленные собственной судьбе малоазийские греки, убедительно демонстрирует печальная судьба каппадокийского наместника Севериана. В 161 г. н. э. воспользовавшись безвластием по смерти императора Пия, парфянский царь Вологес III (147/48-192 гг. н. э.) направил свои войска под командованием мегистана Хосроя в Армению, где вскоре был возведен на престол царевич из рода Аршакидов - Пакор. Справедливо усмотрев в этом вероломный разрыв мирной унии с Римом, легат Каппадокии Севериан немедленно двинул свои войска через Евфрат. В местечке Элегейе армии Хосроя и Севериана встретились. Результат этой встречи был заранее предопределен «боевыми» качествами каппадокийских легионов Рима: в трехдневном бою, более похожем не на битву, а на истребление, армия Севериана была полностью уничтожена, а сам главнокомандующий, не желая попадать в плен к парфянам, покончил с собой [Моммзен 1995: 299]. Если мы вспомним, что во всех известных по античным источникам военных столкновениях аланов с парфянами неизменно побеждали первые, мы легко поймем, какая ужасная судьба ожидала Флавия Арриана в 135 г. н. э., приди ему в голову несчастная мысль о реализации любопытных идей «Диспозиции против аланов» на практике. Нет сомнений в том, что Флавий Арриан вытеснил аланов вначале из Каппадокии, а затем и из Закавказья. Но сделал он это не в результате некоего мифического разгрома «закованных в сталь "массагетских" катафрактариев» [Яценко 1998:87], а в результате подкрепленных авторитетом императорской власти дипломатических усилий. Немалую роль в процессе этого вытеснения сыграло и золото парфянского царя Вологеса II, а также те особые союзнические взаимоотношения, которые установились между иберийским царем Фарасманом II и военными предводителями аланов. Не случайно именно при дворе этого владетеля Иберии впервые появляется высокопоставленная знать с подчеркнуто иранскими именами: двороуправитель Ксефарнуг, патиашх Зевах и др. [Апакидзе 1958: 71-72]. Академик Г. А. Меликишвили усматривал в этом интенсивное проникновение в Иберию на рубеже I-II вв. н. э. профессиональных дружинников «из сарматских и сарматизированных областей». Некоторые из них, подчеркивал исследователь, успешно прокладывали себе путь в иберийскую знать [Меликишвили 1959: 83-84]. Эти люди бесспорно были заинтересованы в дальнейшем укреплении алано-иберийской военной коалиции, а значит, предприняли все меры к тому, чтобы алано-римское «холодное» противоборство в Каппадокии завершилось бескровно. Тезис о долгом, на 80 лет, свертывании военно-политической экспансии аланов в Закавказье, предложенный С. А. Яценко, также вызывает серьезные сомнения. Возможно, политическая активность аланов в этом регионе была во второй половине II в. н. э. несколько снижена, однако очень сомнительно, чтобы она была свернута вовсе. Находка на Кубани у станицы Даховской армянской серебряной чаши с надписью титула и имени «царя Великой Армении Пакора» явно не укладывается в концепцию восьмидесятилетнего застоя в боевой деятельности аланов [Тревер 1953:244-245]. Конечно, такой ценный предмет мог быть получен одним из аланских военачальников в качестве дара либо от самого Пакора, либо от иберов, никогда не прерывавших с Арменией политических и военных контактов. Однако в любом случае данная археологическая находка в зоне этнополитической ответственности аланов - знак их прямой вовлеченности в процесс военно-дипломатической борьбы в Закавказье во второй половине II в. н. э. К концу же этого столетия новый этап усилившегося этнополитического прессинга аланов на регион Закавказья уже вполне отчетливо фиксируется письменными источниками: в 197 г. в борьбе с новым аланским вторжением погибает армянский царь Санатрук [Габриелян 1989:71]. В заключение рассмотрим этногенетический аспект аланской проблемы. Важность этого вопроса бесспорна: уже к исходу I в. н. э. аланы почти на три столетия становятся определяющим геополитическим фактором в восточноевропейских степях. Именно поэтому так важно понять: с одним или с несколькими этносами, объединенными единым этнонимом «аланы», пришлось столкнуться в I-III вв. н. э. многим народам евразийской ойкумены. В последнее время в аланистике несколько усилилась давняя тенденция рассматривать аланов не как целостный, хотя и имеющий мозаичную племенную структуру этнос, а как механическое скопление в Волго-Донском междуречье нескольких чуждых и подчас враждебных друг другу этнических систем.1 Мысль об этнически разнородном конгломерате «аланских» племен наиболее последовательно и аргументированно изложена в ряде работ С. А. Яценко [1993: 83-85; 1994: 52; 1998: 86-87; 2003: 315]. Так, например, исследователь вполне определенно отделяет неких европейских аланов (по другой терминологии этого же исследователя - нижнедонских или «ранних») от аланов-массагетов («поздних») [Яценко 19936:85]. На концептуальном уровне их межэтническое взаимодействие мыслится достаточно жестким, С. А. Яценко считает верным говорить о культурно-историческом единстве разных групп сарматов и аланов «лишь постольку, поскольку каждая новая волна восточных мигрантов (конец IV в. до н. э.; 2-я половина II в. до н. э.; середина I в. н. э.; середина II в. н. э.; 2-я половина III в. н. э.) не вполне уничтожала предшествующее население» [Яценко 1994:25]. В другой работе исследователь приводит полностью умозрительный, но не менее яркий пример того, как происходило это «уничтожение». Речь идет о возврате некоего «алана-массагета» Кизо из военного похода на Адиабену в Северное Предкавказье и о тяжелых двухмесячных боях его войска с другим объединением «аланов» [Яценко 1998:87]. Следует отметить, что стилевой особенностью изложения С. А. Яценко своих этнополитических построений является подчеркнутый схематизм, когда довольно сложное, всегда неоднозначное, а подчас и откровенно спорное историческое явление (или попытка реконструировать такое «явление») аргументируются одной ссылкой на какой-либо античный или древний закавказский источник. При этом как-то упускается из виду, что сам привлекаемый источник зачастую настоятельно требует детального источниковедческого анализа или хотя бы комментария по освещаемому в нем факту. (Примечательно, что указанный досадный схематизм совершенно отсутствует в других по жанру исследовательских работах С. А. Яценко, в основном посвященных проблемам материальной культуры древних номадов или искусствоведению [Яценко 1992; 1993а; 1999; 2000]. Сам исследователь в недавней статье объяснил присущую многим его публикациям концептуальную сжатость вынужденными сокращениями рукописей по желанию редакции, либо стремлением «лишь обозначить контуры будущего решения той или иной конкретной проблемы» [Яценко 2003:307]). Подобный стиль изложения весьма непростых по сюжету этнополитических построений не позволяет рассмотреть всю предложенную С. А. Яценко этнологическую схему в целом, поминутно побуждая оппонента на более скрупулезный анализ достоверности представленных аргументов. Объективности ради отметим, что такой подход пропагандируется и самим исследователем, упрекающим некоторых своих оппонентов в стремлении оценивать все сведения об аланах I-IV вв. комплексно. С. А. Яценко полагает, что более продуктивной окажется «попытка выделить в этих рамках (т. е. на хронологическом отрезке I-III вв. - Н. Л.) несколько периодов переселений кочевников» и изучать их как некие достаточно четко отграниченные друг от друга стадии [Яценко 19936: 83]. К какому научному результату может привести подобный методологический посыл, легко понять на примере хотя бы нескольких этнологических «реконструкций», предложенных исследователем в одной из его основополагающих работ «Аланы в Восточной Европе в середине I - середине IV в. н. э.» [Яценко 19936]. Так, например, С. А. Яценко выделяет в аланском этногенезе некую «стадию 1», фактографическая основа которой попросту изумляет. По мнению исследователя, в самом начале правления младшей династии Хань, «где-то между 25 и 50 гг. н. э., можно предположить конфликт между могущественным кочевым государством Кангюй и зависимой от него Аланью». После этого конфликта часть протоаланов (формулировка С. А. Яценко. - Н. Л.) мигрирует на запад, другая остается в этих местах до средневековья. Далее следует ссылка на одну из работ А. С. Скрипкина, всецело посвященную проблеме расселения и этнической истории сарматов Нижнего Поволжья и Дона [Скрипкин 1986]. На этом какие-либо обоснования данного, как нам представляется, весьма ответственного постулата заканчиваются, а исследователь переходит к сентенции об участии в поздних (?!) аланских походах саков и даев. Да, любой исследователь вправе выдвинуть свою гипотезу, вправе аргументировать ее, а в дальнейшем укрепить новыми фактами. Но гипотеза (или даже единичное предположение) может именоваться научной только в том случае, если она основана хотя бы на одном, хотя бы на косвенном, но научно признаваемом факте. Если фактов нет вообще - значит нет и научного предположения, а есть домысел, вымысел, в максимальном значении и лучшем смысле этого словосочетания - исторический миф. Как мне представляется, именно с таким мифом мы сталкиваемся уже на «стадии 1» раннего этногенеза аланов по С. А. Яценко. Ни в одном из древних источников как Запада, так и Востока нет ни малейшего упоминания о каком бы то ни было конфликте между Кангюем и областью Яньцай, переименовавшейся во второй половине I в. н. э. в Аланья (Алань-ляо, если следовать переводу «Хоу Хань шу» Ю. А. Зуева). Умалчивает об этом и А. С. Скрипкин, причем не только в той работе, на которую ссылается С. А. Яценко, но, насколько нам известно, и в остальных своих научных трудах. В своей фундаментальной «Азиатской Сарматии» А. С. Скрипкин, размышляя о причинах переименования Яньцай в Аланья, высказал предположение о завоевании владения Яньцай аланами в рамках проводимой Кангюем политики по освоению северных и северо-западных территорий [Скрипкин 1990:205]. Справедливость такой точки зрения трудно подвергнуть сомнению, поскольку она в наибольшей степени использует имеющиеся в распоряжении исследователей нарративные сведения и археологические материалы из Азии. Однако завоевание Яньцай аланами Кангюя и конфликт аланов Яньцай с Кангюем суть явления совершенно разные, чтобы не сказать- противоположные. В аналогичном ключе выдержана доказательная база и других стадий. На «стадии 2», по С. А. Яценко, события приобретают еще более драматический характер - «аланы громят верхних аорсов» [Яценко 19936: 83]. Напрасно мы будем стараться отыскать хотя бы намек на эти события в античных, китайских или закавказских анналах. Этот «факт», составляющий событийную основу (!) «стадии 2», относится к области событий, всецело сконструированных исследователем. Следующее такое «событие» выделено уже на «стадии 3» - «военные акции Нерона, видимо, заставляют аланов отступить к востоку, где в степях после их рейда образовался политический вакуум» [Яценко 19936: 83]. О каких акциях Нерона здесь идет речь, можно только гадать. Масштабный поход на Восток, который замышлял этот император, как известно, не состоялся по не зависевшим от Нерона причинам и, конечно, никак не мог заставить аланов отступить к востоку, а уж тем более создать в причерноморских степях «политический вакуум» [Лысенко 2002]. На «стадии 4» исследователь усматривает, как «к 72 г. н. э. аланская орда под руководством Базука («Картлис Цховреба» - ссылка С. А. Яценко) определенно укрепляется на Нижнем Дону и прилегающих участках Азовского побережья» [Яценко 19936: 83]. Далее следует ссылка на сочинения Иосифа Флавия «О войне иудейской» [VII. 7,4] и епископа Амвросия «О разрушении града Иерусалима» [V.1]. Однако, к сожалению, в обоих этих сочинениях нет ни малейшего намека на орду Базука, которая якобы к 72 г. н. э. прочно обосновалась на Нижнем Дону. В «Картлис Цховреба» есть упоминание о Базуке, но отсутствуют какие-либо указания на то, что его войско пришло с Нижнего Дона. На чем же тогда основывается предположение о локализации именно там орды Базука? А почему бы ей с равной вероятностью не осесть к середине I в. н. э. в Центральном Предкавказье? Или в Восточном - в низовьях Терека? Эти варианты исследователем не оговариваются, о них даже не упоминается, ибо они явно не укладываются в предлагаемую схему разных и притом враждебных друг другу объединений «аланов». Не проясняет ситуацию и ссылка на Птолемея [III. 5,7]: «Там же (т. е. в низовьях Дона.-Н.Л.) локализуются Аланские горы -Донецкий кряж» [Яценко 19936: 83]. Во-первых, потому, что Птолемей хотя и упоминает об Аланских горах, однако не указывает, что эти горы - Донецкий кряж. Описание составлено таким образом, что под Аланскими горами можно разуметь какие угодно другие горы - вплоть до Мугоджар в Южном Приуралье. Во-вторых, этот аргумент не работает уже и потому (даже если категорично согласиться с С. А. Яценко в вопросе о Донецком кряже), что ссылка на Аланские горы в вопросе об «определенном укреплении» орды Базука на Нижнем Дону уж очень напоминает бородатый аргумент о бузине, растущей в огороде, в то время как дядька вдруг оказался в Киеве. Ниже С. А. Яценко сетует на «убывание» знаний алановедов от поколения к поколению. Дескать, Ю. А. Кулаковский использовал для своих исследований сведения Флавия, Амвросия и Птолемея, К. Ф. Смирнов в 1949 г. - только двух первых авторов, Б. А. Раев в своей диссертации (1979) - только Флавия, А. М. Ждановский же (1985) вообще обошелся без всяких ссылок. Подобная тирада несправедлива уже потому, что адресуется всем алановедам без изъятия. Особая же некорректность этой сентенции в том, что конкретным и притом известным исследователям указано на их якобы «некомпетентность» походя, даже огульно, без всякого анализа конкретных исследований и даже без указания тематики, которой последние были посвящены. А ведь еще неизвестно, что лучше: рассказывать о «бузине в огороде» или вообще обойтись без «наукообразных» ссылок, которые зачастую не проясняют, а лишь захламляют изучаемую проблему? Впрочем, если С. А. Яценко в своей сентенции подразумевал проблему локализации орды Базука на Нижнем Дону, то для решения этой задачи уж точно не найти сведений у Иосифа Флавия, совершенно бесполезен Птолемей и вовсе не нужно наследие Амвросия Медиоланского, тем паче что у этого отца церкви нет произведения под названием «О разрушении града Иерусалима в пяти книгах».2 На «стадии 5» повествуется опять-таки о гипотетическом событии - о захвате политического центра аланов на Нижнем Дону некой западной группировкой «поздних сарматов». Эти «сарматы» отождествляются С. А. Яценко с «аланами - бывшими массагетами», причем в этом случае исследователь впервые прибегает к опоре на общепризнанный исторический источник - «Деяния» [Res Gestae] Аммиана Марцеллина. «Препарируя сарматов» с помощью ссылок на «Деяния», исследователь успешно отделяет аланов европейских от «бывших массагетов», заставляя первых отступить на запад, а вторых стать новым гегемоном Аланского союза (?!). Европейские аланы, по мнению С. А. Яценко, отступили столь далеко, что оказались при императоре Марке Аврелии (161-186 гг.) на римской службе в Британии [Яценко 19936: 85]. Конечно, в 1993 г. С. А. Яценко не мог ознакомиться с весьма обстоятельной работой А. В. Исаенко, посвященной миссии сармато-аланов в Британии [Исаенко 1995: 72-75]. Возможно, что в этом случае его оригинальное мнение о языгских союзниках Марка Аврелия было бы скорректировано хотя бы в отношении важнейшего аспекта: почему языгов, переселенных Марком Аврелием на территорию туманного Альбиона, правильнее считать аланами? Обратимся к сочинению Аммиана Марцеллина, ибо, как представляется, это единственное более или менее надежное основание, опираясь на которое можно оценить действительное значение любопытного постулата С. А. Яценко о разных объединениях «аланов». В тексте «Res Gestae» аланы упоминаются неоднократно. Так называемые европейские аланы описаны в восьмом параграфе XXII книги, посвященной этногеографическому описанию провинций Фракии, а также областей и народов, живущих около Понта. «31. Вокруг этих крайних и отдаленных болот (речь идет о болотах вокруг Меотиды. - Н. Л.) обитает множество народов, весьма различных между собою по языку и обычаям: яксаматы, меоты, языги, роксоланы, аланы, меланхлены, гелоны и агафирсы, у которых находятся обильные залежи камня-адаманта. ...42. В среднем пространстве лука (Марцеллин сравнивает контур северопонтийского побережья с контуром лука. - Н. Л.), представляющем собой весьма широкую протяженность, в 15 дней пути для хорошего пешехода, живут европейские аланы, костобоки и бесчисленные племена скифов, область которых тянется до земель с неизвестными нами границами» [Res Gestae. XXII. 8,31,42. Цит. по: Марцеллин 2000]. В этих фрагментах трудно усмотреть, на мой взгляд, какой-либо намек на этническую чужеродность так называемых европейских аланов другим аланам - тем, которые не европейские. Восьмой параграф XXII книги всецело посвящен описанию земель и народов вдоль Понта, и эпитет «европейские» имеет здесь не этническую, а сугубо географическую окраску. Аммиан Марцеллин, и это хорошо заметно при чтении его труда, руководствовался традиционными представлениями античных географов и историков, согласно которым Азия начиналась за рекой Дон - болота при Меотиде, равно как и «среднее пространство лука» располагалось еще в Европе, отсюда и обозначение живущих здесь аланов - европейские. Перейдем к свидетельству источника об аланах - «древних массагетах». «12. Этот подвижный и неукротимый народ (речь идет о гуннах. - Н. Л.), воспламененный дикой жаждой грабежа, двигаясь вперед среди грабежей и убийств, дошел до земли аланов, древних массагетов. Раз я упомянул аланов, то будет уместно рассказать, откуда они и какие земли занимают, показав при этом запутанность географической науки... 13. Истр, пополнившись водой притоков, протекает мимо савроматов, область которых простирается до Танаиса, отделяющего Азию от Европы. За этой рекой аланы занимают простирающиеся на неизмеримое пространство скифские пустыни. Имя их происходит от названия гор. Мало-помалу они подчинили себе в многочисленных победах соседние народы и распространили на них свое имя, как сделали это персы. ...17. Аланы, разделенные по двум частям света, раздроблены на множество племен, перечислять которые я не считаю нужным. Хотя они кочуют, как номады, на громадном пространстве на далеком друг от друга расстоянии, но с течением времени они объединились под одним именем и все зовутся аланами вследствие единообразия обычаев, дикого образа жизни и одинаковости вооружения» [Res Gestae. XXXI. 2,12,13,17]. Трудно понять, почему С. А. Яценко, методично отстаивая свой тезис о разделенности аланского этноса на две этнически гетерогенные и подчас враждебные друг другу орды, ссылается на Аммиана Марцеллина [19936; 1998]. Ведь источник как будто бы вполне категоричен в утверждении совершенно противоположного по смыслу тезиса - Марцеллин свидетельствует о полном этническом единстве аланов, которые хотя и разбросаны по разным частям света, но едины в главном - в социальной сфере (образ жизни), в религии и этническом стереотипе поведения (обычаи), в военной тактике (вооружение). Можно только приветствовать публикации самых дерзновенных гипотез, но лишь в том случае, если их появление не уничтожает саму основу исторической науки - корректность работы с текстами древних авторов. Нельзя, на наш взгляд, строить какие-либо этнологические заключения вокруг нескольких слов, почти насильственно вырванных из контекста источника, а затем ссылаться на него для «доказательства» собственных построений, которые по смыслу прямо противоположны тому, что выразил в своих текстах античный автор. Примером корректного обращения с текстами древних авторов при богатстве привлеченного археологического материала могут послужить две работы известных археологов, разделенные периодом в десять лет, но посвященные одной теме - проблеме сегрегации аланского этноса на этнотерриториальные составляющие. В первой из них С. И. Безуглов специально подчеркивает, что сохранившийся текст Аммиана Марцеллина посвящен событиям третьей четверти IV в. и написан в самом конце столетия. Исследователь предостерегает от некорректного подхода к источнику - когда информация, изложенная Марцеллином, переносится на более древнюю эпоху- I-III вв. н. э. Каковы же основные выводы этой работы? Во-первых, постулируется «тождество алан-танаитов и алан - прежних массагетов» - на основании как раз тех фрагментов из наследия Марцеллина [XXXI. 2,12; 3,1], которые С. А. Яценко считает базисными для своей концепции гетерогенности аланов, начиная с середины II в. н. э. Во-вторых, подчеркивается, что «соотношение алан - танаитов с танаитами более древних эпиграфических и письменных источников неясно». Завершает же статью ключевой вывод об «очевидном родстве» донских кочевнических погребений IV в. с раннеаланской (!) археологической культурой Центрального Предкавказья [Безуглов 1990: 80-87]. Таким образом, коль скоро донские кочевнические погребения IV в. н. э. обнаруживают генетическое сходство с раннеаланскими археологическими горизонтами Центрального Предкавказья, речь можно вести отнюдь не о «захвате политического центра аланов» на Нижнем Дону в середине II в. н. э. (!) некими чужеродными «поздними сарматами», как это представляется С. А. Яценко [19936: 85]. Скорее есть смысл поразмышлять о едином этнополитическом организме, который на протяжении трех столетий, начиная с середины I в. н. э. и вплоть до нашествия гуннов в последней четверти IV в., сумел обеспечить удивительное культурологическое единообразие в обширной степной полосе от Предкавказья до Меотиды. Необходимо подчеркнуть, что работа С. И. Безуглова хотя и закрывает проблему этнической гетерогенности аланов - танаитов и аланов - прежних массагетов, все же оставляет некое белое поле вокруг вопроса о так называемых «европейских» аланах. Это обстоятельство специально оговаривается исследователем [Безуглов 1990: 81], которому, к сожалению, уже не пришлось вернуться к данной тематике. Вопрос о «европейских» аланах с точки зрения археологии был рассмотрен другим автором - А. В. Симоненко - существенно позже по времени, но с присущей этому исследователю основательностью. Вероятно, не имеет смысла раскрывать здесь весь научный аппарат этой достаточно объемной работы. Поэтому приведу лишь выводы, которые сами по себе крайне любопытны [Симоненко 2001: 77-91]. Во-первых, А. В. Симоненко подтвердил справедливость главного вывода предшествующих работ С. И. Безуглова - о единых генетических корнях аланов, населявших в середине III-IV вв. степную полосу по линии Центральное Предкавказье - Нижний Дон. К этому же типологическому и генетическому ряду исследователь относит и восточнопричерноморские аланские погребения, которые, по его мнению, маркируют «направление дальнейшего продвижения носителей этой обрядовой нормы» [Симоненко 2001: 89]. Следующий вывод работы связан с распространением в Северном Причерноморье черняховской культуры, обычно отождествляемой с готским объединением. Именно готы-черняховцы, как считает А. В. Симоненко, «раскололи сарматский мир надвое», оттеснив к востоку сармато-аланов, которые не вошли в готское объединение. «Иная ситуация, - отмечает исследователь, - сложилась в Нижнем Подунавье, где расположена западная группа сарматских памятников финальной фазы. Здесь сарматские могильники находятся непосредственно на черняховской территории в соседстве с памятниками этой культуры. В этих могилах есть Черняховские вещи (умбон щита в Курчи, фибула и гребень в Кубее). Катакомбы на черняховских могильниках (Беленькое и др.) свидетельствуют о начавшейся этнокультурной интеграции сарматов и носителей черняховской культуры» [Симоненко 2001:90]. Интереснее же всего для нас завершающий вывод работы. Памятники аланов, инкорпорированных в готское объединение, А. В. Симоненко связывает «с европейскими аланами Аммиана Марцеллина - федератами готских королей и родственниками аланов - танаитов (выделено мной. - Н. Л.)» [2001:90]. Подведем итог нашим размышлениям. 1. Археологические артефакты сармато-аланского происхождения, датируемые серединой III-IV вв. н. э., свидетельствуют о наличии весьма прочного генетического единства сармато-аланского мира в указанную эпоху от степей Северного Кавказа до Нижнего Подунавья. 2. Указанное выше обстоятельство делает маловероятным предположение о наличии двух гетерогенных объединений аланов начиная с середины II в. н. э. Полное молчание нарративных источников по данной проблематике не оставляет, на наш взгляд, никаких оснований для серьезной оценки версии о субэтнической гетерогенности европейских аланов (термин «Европа» и производные от него трактуются мной в современном географическом смысле). 3. К концу II в. н. э. аланы Волго-Донского междуречья и Предкавказья были объединены в политически независимый и саморегулирующийся этносоциальный комплекс, ясно сознавали свое генетическое родство и активно развивали свою этническую экспансию в регионы Закавказья и Северного Ирана. В этот же период в аланском социуме уже полнокровно функционирует властная вертикаль, представленная в высшем эшелоне институтом наследственной, по-видимому, царской власти. 4. Раскол сармато-аланского этнического поля, отмеченный многими исследователями, не был связан с деятельностью неких «поздних сарматов», якобы завоевавших низовья Дона в середине II в. н. э. и вытеснивших отсюда к западу более раннее аланское население. Этот раскол произошел значительно позднее - во второй половине III в. н. э. - и был предопределен этнической экспансией готских племен, сумевших к концу III в. занять центральное положение в регионе Северного Причерноморья, причем как в географическом, так и в геополитическом аспектах. Примечания 1.Наиболее распространенные «полиэтнические» и «социальные» версии происхождения'аланов подробно рассмотрены в моей работе: Лысенко H. H. Асы-аланы в Восточной Скифии. (Ранний этногенез алан в Центральной Азии: реконструкция военно-политических событий IV в. до н. э. -I в. н. э. по материалам археологии и сведениям нарративных источников). СПб., 2002. См. также: Лысенко H. H. Религиозно-идеологические мотивации древних алан. (К вопросу о современных социальных концепциях аланского этногенеза) // Религия в современном обществе. Владикавказ, 2003. 2.С. М. Перевалов по схожему поводу поясняет: в перечне книг св. Амвросия Медиоланского нет работы «О разрушении града Иерусалима». Исследователь считает, что нужно говорить о латинском переводе «Иудейской войны» Иосифа Флавия, авторство которого, вероятно, принадлежит Егесиппу [Перевалов 2002: 211]. Литература Алемань 2003-Алемань А. Аланы в древних и средневековых письменных источниках. М., 2003. Апакидзе 1958- АпакидзеА. М. идр. Мцхета. Итоги археологических исследований. Тбилиси, 1958. Бахрах 1993- Бахрах Б. С. Аланы на Западе. М., 1993. Безуглов 1990- Безуглов С. И. Аланы-танаиты: экскурс Аммиана Марцеллина и археологические реалии // Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1989 г. Вып. 9. Азов, 1990. Берлизов 1994- БерлизовН. Е. Хронология и хронография Азиатской Сарматии//Междунар. конф. «Проблемы истории и культуры сарматов». Тезисы докладов. Волгоград, 1994. Берлизов 1997- Берлизов H. Е. Походы алан в Закавказье в первые века нашей эры: письменные и археологические свидетельства // Историко-археологический альманах. Вып. 3.1997. Берлизов, Каминский 7993- Берлизов Н. Е., Каминский В. Н. Аланы, Кангюй и Давань// Петербургский археологический вестник. № 7.1993. Габриелям 1989 - Габриелян Р. А. Армяно-аланские отношения (1-Х вв.). Ереван, 1989. Ган 1884 - Ган К. Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. IV. Тифлис, 1884. Гутнов 2001 - Гутнов Ф. X. Ранние аланы: проблемы этносоциальной истории. Владикавказ, 2001. Исаенко 1995-Исаенко А. В. Сармато-аланы в Британии//Научная мысль Кавказа. № 1. 1995. Лысенко 2002- Лысенко Н. Н. Аланский поход Нерона // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 5. Саратов, 2002. Марцеллин 2000- Марцеллин А. Римская история / Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского. СПб., 2000. Меликишвили 1959 - Меликишвили Г. А. К истории Грузии. Тбилиси, 1959. Моммзен 1995- МоммзенТ. История Рима. (Провинции от Цезаря до Диоклетиана). Т. V. СПб., 1995. Перевалов 1997 -Перевалов С. М. Военное дело у аланов II в. н. э. (по трактатам Флавия Арриана «Диспозиция против аланов» и «Тактика») // Историко-археологический альманах. Вып. 2.1997. Перевалов 1998- Перевалов С. М. Как создаются мифы (к ситуации в отечественном алановедении) //Историко-археологический альманах. Вып. 4.1999. Перевалов 2002- Перевалов С. М. Современное состояние аланских исследований в России / Вестник древней истории. 2002. № 2. Пигулевская 1947-Пигулевская Н. В. Сирийские источники по истории народов СССР. М.; Л., 1941. Пигулевская 1956- Пигулевская Н. В. Города Ирана в раннем средневековье. М.; Л., 1956. Симоненко 2001 - Симоненко А. В. Европейские аланы и аланы-танаиты в Северном Причерноморье / Российская археология. 2001. № 4. Скрипкин 1986- Скрипкин А. С. Проблемы расселения и этнической истории сарматов Нижнего Поволжья и Дона//Древняя и средневековая история Нижнего Поволжья. Саратов, 1986. Скрипкин 1990 - Скрипкин А. С. Азиатская Сарматия. Проблемы хронологии и ее исторический аспект. Саратов, 1990. Тревер 1953-Тревер К. В. Очерки по истории культуры древней Армении (II в. до н. э. -IV в. н. э.).М., 1953. Тревер 1959-Тревер К. В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании X в. до н. э. - VII в. н. э. М.; Л., 1959. Яценко 1992- Яценко С. А. Антропоморфные изображения Сарматии //Alanica-ll. Аланы и Кавказ. Владикавказ; Цхинвал, 1992. Яценко 1993а-ЯценкоС. А. Основные волны новых элементов костюма в Сарматии и политические события I в. до н. э. - III в. н. э. Происхождение стиля «клуазонне» // Петербургский археологический вестник. Вып. 4.1993. Яценко 1993б-Яценко С. А. Аланы в Восточной Европе в середине I - середине IV в. н. э. (локализация и политическая история) // Петербургский археологический вестник. Вып. 6.1993. Яценко 1994-Яценко С. А. Основные проблемы современных сарматологии и аланистики // Проблемы истории и культуры сарматов. Тез. докл. междунар. конф. Волгоград, 1994. Яценко 1998-Яценко С. А. «Бывшие массагеты» на новой родине-в Западном Прикаспии (II-IV вв. н. э.) // Историко-археологический альманах. Вып. 4.1998. Яценко 1999-Яценко С. А. Костюм племен пазырыкской культуры Горного Алтая как исторический источник //Вестникдревней истории. 1949. №3. Яценко 2000-Яценко С. А. О мнимых «бактрийских» ювелирных изделиях в Сарматии I-II вв. н. э. // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 3.2000. Яценко2003-Яценко С. А. Заметки по истории и культуре сармато-аланов//Нижневолжский археологический вестник. Вып. 6. 2003. Boissevain 1890 - Boissevain V. Ph. Ein verschobenes Fragment des Cassius Dio (75,93,6)// Hermes. 25.1890. Bosworth 1977- Bosworth A. B. Arrian and the Alani // HSCP. 81.1977. Лысенко Н.Н. Вернуться назад |