Главная > Личности > ХЕТАГУРОВ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ

ХЕТАГУРОВ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ


6 апреля 2007. Разместил: 00mN1ck
ХЕТАГУРОВ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ

(1902—1973)

ХЕТАГУРОВ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ


Да, танцует он прекрасно
И. СТАЛИН (254, с. 95)


До сих пор мне слышится, как 30 лет назад эти стены (стены “Ролл Альберт холл” в Ноттингеме) гремели от аплодисментов, когда танцевал Владимир Хетагуров. Мы с Володей были вместе, и он своими темпераментными танцами с ума сводил англичан. Не зря ему английская королева вручила золотую медаль.
И. СУХИШВИЛИ. Журнал “Фидиуаег”. 1977. № 11. С. 88


Две недели тому назад на сцене Большого театра я был ошеломлен фактом: танцевал лезгинку горец Хетагуров. Пляска Хетагурова — не поддающаяся моему перу симфония. Нужно же было после него выступить бабушке русского балета балерине Гельцер. Получилось нечто смешное до жалости: неизящно прыгающая женщина с ее пестрым гримом, торчащими юбочками, неестественной улыбкой и, главное, неестественными движениями и заученными, как маршировка прусского унтер-офицера... Было ясно, что все лучшие танцовщики балета спасуют перед этим слетевшим с гор орленком, у которого каждая мышца прекрасного тела поет гимн красоте.
Л. СОСНОВСКИЙ. Газета “Правда”, 10.10.1923 г.


Тов. Хетагуров! Вы так танцуете чудно, что можно, пожалуй, целый роман написать.
А. ТОЛСТОЙ (254)


Как вихрь кружится в пляске орденоносец Хетагуров
МУЗАЛЕВСКИЙ. Газета “Правда”, февраль 1937 г.


Наши хореографы многое могут перенять от мастеров народного танца. Из участников 1-й декады грузинского искусства напомню Вам наилучшего танцора В. Хетагурова, который с большим мастерством исполнял свой родной народный осетинский танец.
Г. КОКЕЛАДЗЕ. Журнал “Сабчота Хеловнеба”. 1960, № 8


ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЛАДИМИРА ХЕТАГУРОВА

Итак, в 1923 году по путевке обкома партии я выезжаю на учебу в Москву, где зачисляюсь в КУТВ... Как известно, в 1923 году проходила Всероссийская сельскохозяйственная выставка на территории парка культуры и отдыха им. М. Горького. Московское студземлячество уже обо мне было проинформировано, что в КУТВе учится знаменитый кавказский танцор, и обратилось ко мне с просьбой выступить на заключительном концерте в честь выставки в Большом театре, причем на этом концерте должны были принять участие буквально все национальности Советского Союза. Естественно, я не мог отказаться от такого почетного удовольствия... Конферансье вечера — Анатолий Васильевич Луначарский. Программа настолько богата и обширна, что на каждое выступление дается строго 3 минуты, на эту деталь пусть читатель обратит внимание. Учтите, что тогда в те периоды в Москве были образованы постпредства от каждой национальности, и вот представьте, от каждой группы подходят ко мне и просят, чтобы я выступил от имени ногайцев, ингуши просят от их имени, конечно, и осетины тем более, иначе не могут представить, чтобы я выступил не от их имени. Чтобы никого не обидеть, я просил объявить перед моим выступлением: кавказский танцор В. Хетагуров и т. д., что и было сделано. Но зато на удовольствие осетинским представителям рецензенты, в дальнейшем описывая мой танец, подчеркивали “...осетин Хетагуров”. Наконец начался долгожданный концерт...
Перед моим выступлением станцевал один известный ингушский танцор некий Ибрагимов. Надо сказать, что танцевал он очень хорошо, но нельзя ведь применять в танце известную басню “Демьянова уха” Крылова. Каким бы ты ни был великим танцором — надо знать мерило времени. Он этого сценического опыта не знал и растянул танец минимум до 5—6 минут, причем повторяя одни и те же фигуры по несколько раз...
Моя “Молитва Шамиля” длилась 2 минуты, причем с глубины сцены из-за кулис я буквально выпорхнул на носках и, дойдя почти до рампы, молниеносно опустился на колени. Закончив церемонию “Молитвы”, я вскочил на ноги, игриво посмотрел на зрителя, моргнув глазом — дескать, вот я какой,— и пустился в такой пляс-прыжок на носках, что, когда я закончил танец, произошло нечто невероятное. Не только зритель сошел буквально с “ума”, но и даже многочисленные разнонациональные артисты, забыв, что они на сцене, начали неистово аплодировать, кричать, причем каждый на своем языке. Я выпорхну из-за кулис, красиво улыбаясь, поклонюсь и быстро айда за кулисы. Я сцену держал 15 минут. Уже публика не просила, а требовала, чтобы я появился опять на сцене... Бедный Луначарский не знал, что делать. Когда приготовился объявить следующий номер программы, на его голову сыпется буря аплодисментов, и он уходит за кулисы ко мне и говорит: “Ну выйдите, пожалуйста, и еще раз поклонитесь”,— и потом, мотая головой: “Ну и танцор, прямо огонь”.
Выйдя за кулисы после бурного успеха, стою около рояля, который находился за кулисами. Вдруг с искривленной гримасой на лице ко мне направляется Ибрагимов и, схватив кинжал, хотел меня ударить. На мое счастье, один из участников схватил его за руку и не дал ему возможности вынуть кинжал из ножен. Свой поступок он тогда объяснил тем, что в отличие от него я имел большой успех...
Лучшим номером программы вечера признали мое выступление. О том, какое впечатление произвел мой танец на работников прессы, я приведу несколько рецензий в газетах “Правда” и “Известия”... Вот рецензия Брагина — председателя сельскохозяйственного выставочного Комитета — в газете “Правда” в сентябре 1923 года: “По сцене, как легкий ветер, проносится молодой, стройный и красивый горец Хетагуров. Высоко подняв к небу руки, как бы рванувшись к нему, он в изнеможении падает на землю, но вот мгновение — и он вновь уносится в дикой пляске... Я вспомнил Мордкина, Жукова и других премьеров... Что значит их бег по сравнению с полетом этого горного орленка? С чувством искреннего восторга ответил зал на танец Шамиля...”
А вот Д. Фабих в газете “Известия” от 8.10.1923 г. писал: “Чудесно танцевал один из горцев Хетагуров “Танец Шамиля”. Невероятная легкость, воздушность, четкость и пластичность, огненный темперамент и изумительная техника вплоть до “стального носка...”
8 июня 1933 года я выехал в Тбилиси и был назначен директором Грузфилармонии. Работал я там некоторое время, а после перевели меня директором Азербайджанского гостеатра. Проработал там 3 года.
Наступает 1935 год — один из знаменательных в моей жизни. В те годы Гостеатры Грузии подчинялись сектору искусств при Наркомпросе Грузии, и мне часто приходилось обращаться туда по делам театра. Управделами данного сектора работала некая Этери Ананиашвили. Как-то придя туда по своим служебным делам, она мне говорит: “Володя, ведь ты один из наилучших танцоров Грузии, как это получилось, что тебя не включили в список отъезжающих танцоров на Лондонский фестиваль народных танцев?” Оказывается, ЦК КП Грузии получило уведомление из Москвы, где сообщалось, что в июле месяце 1935 года в Лондоне будет проводиться Олимпиада народных танцев и просили отобрать наилучших танцоров. Сразу завертелся зав. сектором искусств Бокучава Валико и составил список. В список входили хореограф Госоперы и балета им. 3. Палиашвили Д. Джавришвили, солист Госоперы И. Сухишвили, танцоры С. Нониев, А. Чихладзе, М. Чочишвили... всего примерно человек 15. Меня в списке нет, и даже никто не думал об этом. Как я выяснил потом, когда Г. Тарханов, помощник секретаря ЦК КП Грузии, спросил Джавришвили и Сухишвили, а где же Хетагуров Владимир, то ему ответили, что Хетагурова здесь нет и не знаем, где он...
Джавришвили и Сухишвили всячески не хотели, чтобы я попал в список уезжающих в Лондон танцоров. Я, конечно, не удивляюсь этому, так как в среде артистического мира нередко встречаются завистливые люди. В Лондоне пахло призами и медалями и ясно, что им не было выгодно иметь меня в числе претендентов... Я сперва обратился к тов. Бокучава и попросил его включить меня в список, на что он категорически отказался, мотивируя отказ тем, что список уже утвержден ЦК партии, а также заполнены личные анкеты. Как выяснилось впоследствии, ни списка, ни личных анкет ЦК пока не утверждал. Он, т. Бокучава, как и другие танцоры, не хотел принципиально, чтобы я выехал в Лондон. Вернулся я в Цхин-вали обратно. Секретарь Юго-Осетинского обкома т. Таутиев Борис вручил мне ходатайство в ЦК КП Грузии. В Тбилиси только хотел войти к секретарю ЦК т. Бедия, как оттуда со списком танцоров в руках выходит тов. Тарханов. При виде меня он застыл на месте, сказав только: тов. Хетагу-ров, рад вас видеть, а мне сказали, что вас здесь в Тбилиси нет... Бедия меня как танцора знал по моему выступлению на одном вечере-концерте в здании Гостеатра им. Руставели. Поэтому, как только Тарханов доложил о том, что я здесь, что я член партии и директор Гостеатра, он решил не только включить меня в список, но и утвердить руководителем грузинской группы танцоров на Лондонском фестивале...
Когда я вышел из ЦК и танцоры узнали, что я не только включен, но и назначен руководителем, сразу посыпались заискивающие улыбки и, грубо говоря, самое настоящее подхалимство...
Наконец мы в Лондоне. Мы выступаем в самом большом циркообраз-ном театре. В середине лож — царская чета: Елизавета II, она же председатель фестиваля, и король Георг V со своей свитой. Перед самым концертом к нам буквально подлетает тов. Майский — полпред в Англии — и убедительно просит, чтобы кто-то станцевал с кинжалами. На мое счастье, кроме меня никто не танцевал с кинжалами, и, к великому неудовольствию некоторых танцоров, выбор пал на меня. Майский говорил, что англичане очень любят экзотику, и кинжалы заденут им нервы.
Сперва Чочишвили, Нониев и Чихладзе станцевали аджарский танец “Хоруми”, потом всей группой станцевали горскую, а после я солировал в танце с кинжалами. Вокруг меня в такт музыке хлопают танцоры. Я выхватываю свой кинжал из ножен, но мне нужен еще один, чтобы дать просимую Майским “экзотику”. Подлетаю к Сухишвили и быстро говорю: “Вынь кинжал”. Смотрю, он не дает, подлетаю, танцуя, к другому танцору — опять авария. Ну, думаю про себя, пропал я, подвели меня мои же коллеги, но на сцене ведь не устроишь скандал. Тогда я рванулся к Сухишвили, схватил рукоятку его кинжала и без его “разрешения” молниеносно вытащил из ножен. Сухишвили до того растерялся, что я заметил, как он застыл на месте, а после спохватился и начал хлопать в ладоши в такт мотиву музыки.
Танец с кинжалами произвел огромное впечатление, так как я еще выкинул такой номер: с двумя кинжалами в руках я облюбовал двух девушек из сидящих вокруг арены и, подлетев к ним, сразу стал на одно колено, “попугав” их кинжалами, сделав “кинжальный” номер и после сразу поднявшись с пола, вскочил на носки и начал волчком кружиться около них, а потом, подлетев к центру на носках, завертелся и, остановившись, сделал благодарственный поклон перед королевской четой. И вдруг... ужас! Никто не аплодирует. Прошло не менее 15—20 секунд.
А знаете ли вы, дорогой читатель, что после выступления артиста пауза в 15—20 секунд это целая вечность. О том, что произошло со зрителями потом, красноречиво говорит та рецензия, которая описала мой танец в газете “Вечерний Тбилиси” в сентябре 1935 года: “...и после паузы разразилась буря оваций. Весь зал гремел от восторга. Чопорные, сдержанные англичане забыли об этикете и изо всех сил кричали “браво”. Среди участников грузинской группы с огромным успехом танцевал ее руководитель Владимир Хетагуров... На Лондонском фестивале национального танца В. Хетагуров был отмечен особой медалью”.
Как только кончилось наше выступление, ко мне буквально подлетает тов. Майский и говорит для меня загадочно и лаконично: “Вы понимаете, что вы сделали?” Честно говоря, я молниеносно представил себе тихий ужас: значит, я что-то натворил... А тем временем, когда я нахожусь в оцепенении, наш полпред Майский на виду у публики обнимает меня и крепко целует и, весь прослезившись, радостно мне говорит полушепотом: “Вы понимаете, т. Хетагуров, вы мне политику создали, теперь мне легче говорить с Антони Иденом” (тогда он был министром иностранных дел)... По окончании фестиваля, где присутствовали представители всех стран мира, был устроен прием-бал и раздача медалей за лучшее исполнение... Ввиду того, что я получил медаль за лучшее исполнение танца, то Сухишвили забрал себе нашу общую групповую медаль...
Считаю моим моральным долгом остановиться на И. Сухишвили. У меня как у хореографа есть свои существенные замечания к творчеству Сухишвили и его ансамблю, на которых я считаю нужным остановиться.
Начнем с “Лекури”. Название танца “Лекури” существовало примерно до 1944—45 годов, а после этот же танец переменил свою вывеску стараниями Джавришвили и Сухишвили в “Картули”. Изменилась вывеска, а исполнение осталось таким же. Я утверждаю, что “Лекури” он же “Картули” грузинским национальным танцем никогда не был. Слово “Лекури” в переводе с грузинского на русский значит “Лезгинский”...

Все знают, что массовый танец “Симд” — это самый настоящий национальный осетинский танец, который впервые как народный хороводный танец зародился еще несколько веков назад у осетин, а впервые “Симд”, как постановка, так и исполнение, родился в 1936 году в г. Цхинвали в Юго-Осетии и в этом же году был продемонстрирован В. Хетагуровым в г. Тбилиси 5—6 августа на Всегрузинской олимпиаде. И несмотря на это, Сухишвили почему-то при исполнении “Симда” в его ансамбле называет его как массовый грузинский танец... Мало того, в ансамбле Сухишвили-Рамишвили очень много осетинской музыки и танца, и все танцы называются грузинскими. Возьмем, к примеру, “Танец соревнования”. Буквально взята копия постановки, сделанной в свое время в нашем Государственном ансамбле танца Юго-Осетии, и никогда не считают нужным объявить, что это осетинский танец. Еще один пример. У нас существует специфическая осетинская застольная песня “Айс аэй, аназ аей”, а Сухишвили взял и из этого мотива сделал постановку танца девушек и объявил “Грузинский танец Нарнари”?!...
Фальсифицировать историю этнографии любой национальности никому не дано. Несколько лет назад меня вызвали в Научно-исследовательский институт Юго-Осетии и попросили, чтобы я дал письменную рецензию на работу о хореографии на соискание докторского звания искусствоведческих наук известной балерины 30-х годов Тбилисской Госоперы Лили Гварамадзе. Она, видите ли, хотела доказать, что никогда горцы и осетины на носках не танцевали, и только потому, что горцы и осетины, проживая в горах, не могли найти места, где поставить на землю свои носки. Тем более, утверждала она, никак хороводный танец “Симд” не мог быть осетинским (а это, мол, только грузинский танец), и опять по вышеизложенной причине... Без скромности я отмечу, что именно я и два абхазских танцора (участники тоже олимпиады Грузии), Владимир Ачба и Кове Мут, научили танцевать на носках всех грузинских танцоров. До этой олимпиады я, как старожил Тбилиси, никогда и ни в одном случае не видел танцующих на носках грузин.
В. ХЕТАГУРОВ. 1964 г. (254)
Из книги Казбека Челехсаты “Осетия и Осетины”, с. 449-453

Вернуться назад
Рейтинг@Mail.ru