Когда в 1975 году впервые образовывали ОБСЕ, как международный орган, страсти кипели нешуточные. СССР и США вместе с союзниками боролись за каждое слово в регулирующих документах. Доходило даже до лингвистического анализа переводов, чтобы и в русском, и в английском текстах детально передавались нюансы посылов, заложенных в каждом предложении. И сейчас, когда на ОБСЕ не ссылается только ленивый, эти нюансы снова выплыли на поверхности в виде крупных торпед, способных подорвать практически любой миротворческий процесс, в котором задействованы либо ОБСЕ как структура, либо ее основополагающие документы и терминология.
Как неожиданно выяснилось, практически все документы ОБСЕ, включая и Заключительный акт 1975 года – не международные законы и договора в международно-правовом смысле слова, а лишь политические декларации, меморандумы и пожелания. Дело в том, что любой международно-правовой акт вступает в силу только после того, как он зарегистрирован в Секретариате ООН. Это прописано в статье 102 Устава ООН – любое государство-член ООН обязано направлять свои международные договора на регистрации и подтверждение. На незарегистрированные договора в международной практике нельзя ссылаться. Ответственным за Заключительный акт 1975 года было правительство Финляндии, поскольку, как все помнят, дело происходило в нейтральном Хельсинки, и сам Заключительный акт, под которым подписался Брежнев, вошел в историю именно как Хельсинкский акт. Правительство Финляндии, как депозитарий Заключительного акта, направляя его в ООН, специально указало, что документы ОБСЕ не имеют юридической силы.
В английском языке это называется commitments (в русском переводе («приверженность»). Эти документы не имеют обязательной юридической силы и основываются только на доброй воле тех, кто подписался под этими бумагами. Мол, мы «привержены», то есть, по сути дела, только «склонны» к такому решению, но никаких обязательств не даем, да и не можем их дать, поскольку сам формат документа этого не предусматривает. А вот другая формулировка – obligations («обязательства») – предусматривает именно наступление международно-юридических норм вплоть до принятия санкций против тех, кто нарушил «обязательства». В формате ОБСЕ таких норм нет. На такой системе еще на фазе подготовки Заключительного акта настояли именно США и их союзники, опасаясь, что фактические обязательности решений ОБСЕ приведут к расколу в Европе. Напоминаю: это 1975 год.
В результате ОБСЕ со временем превратился даже не в дискуссионную площадку, а в некое странное образование, в котором практически каждый, кому хотелось, мог заявить, «продекларировать» любую песню, поскольку эти документы не носят никакого обязующего характера. За столько лет ОБСЕ приняло сотни документов, которые никого ни к чему не обязывают. Большой печатью якобы авторитетного международного органа скрепляются бумаги, юридическая суть которых ничтожна даже по сравнению с затратами на производство этой самой бумаги. Это документы декларативного характера, которые, при минимальном желании, дают широкое поле для толкования. На это и указал Владимир Путин в знаменитой «Мюнхенской речи». ОБСЕ действительно можно использовать, как подчеркнул президент России, в любых целях, поскольку эти документы не носят юридического характера, и можно заложить в них любые идеи гипотетического свойства.
В 90-ых годах, когда чиновничьи структуры не только ОБСЕ, но и всех европейских организаций росли в геометрической прогрессии по отношению к качеству их работу, многие подобные «декларативные» документы ОБСЕ вносили разлад в отношения между странами Старого Света. Еще раз напомню, что на таком формате настаивали только СССР и США в давно забытых обстоятельствах аж 1975 года! Тогда предполагалось, что все члены ОБСЕ должны радостно жить в рамках «единого европейского дома». Все это оказалось фикцией.
Сейчас именно Россия настаивает на пересмотре юридической системы ОБСЕ. Ее в этом поддерживают все страны СНГ кроме Грузии, Азербайджана и Молдовы, которые занимаю сдержанную позицию. Но самое интересное для России в нынешней практике ОБСЕ наступает, если внимательно посмотреть на ряд договоренностей, достигнутых именно в рамках этих соглашений.
Для начала, знаменитые «стамбульские договора», подписанные Ельциным, и предусматривающие вывод всех российских войск из Грузии и Молдовы, являются, таким образом, только «добровольными обязательствами» и их выполнение – акт доброй воли со стороны России. «Обязанности» вывести войска эти договора не порождают, если выражаться юридическим языком. Также не существует никакой юридической привязки с ратификацией договора о ДОВСЕ.
И самое главное. Если юридической базой ОБСЕ является Заключительный акт 1975 года, то, по крайней мере, ряд его ключевых статей подлежит если уж не пересмотру, то – уточнению.
Декларация о «нерушимости границ», которую ритуально повторяют практически все, кто сталкивается с проблемой конфликтов. Отвлечемся на секунду от того, что это только «пожелание». Посмотрим внимательнее. Нет там прямой декларации о нерушимости границ, хотя именно этого и добивался Брежнев, чтобы навсегда (как он думал) зафиксировать границы СССР, Польши и ГДР. Обманули Громыко западные дипломаты. Хотя и не поняли, какую мину подложили под себя же. Там зафиксирована декларация не о «нерушимости границ», а о «мирном характере пересмотра границ». Дословно это звучит так: «государства-участники считают, что их границы могут изменяться, в соответствии с международным правом, мирным путем и по договоренности».
Толковать эту фразу можно как угодно и сколько угодно долго. Что такое «по международному праву»? Какие нормы международного права имеются в виду? Существуют ли вообще такие нормы? Кто и где их зафиксировал? По договоренности между кем и кем меняются границы? Что значит «мирным путем»? Если путь был «немирным», то сколько времени должно пройти с момента окончания конфликта, чтобы путь уже считался «мирным», переговорным? Кстати, СССР настаивал именно на ужесточении пункта о «мирном пути». Юридически и лингвистически это выглядело во введении в формулировку еще одного слова. Например, «только мирным путем» (английский вариант мог предусматривать как слово «only», так и «strictly», что несколько точнее). Таким образом, из допущения изменения границ начисто исключались те территории, где был произведен хотя бы один выстрел. Но именно США настояли на сохранении более вольного варианта трактовки.
И, наконец, последний важный момент. Еще раз подчеркиваю, что по инициативе США формулировка о нерушимости границ в Европе и вообще о формулировке такого тезиса была помещена не в контекст «нерушимости границ», а в контекст «суверенного равенства» и уважения прав, присущих суверенитету. То есть, именно в Заключительном акте 1975 года изменение границ было поставлено выше принципа территориальной целостности, который сам по себе является лишь рекомендательным инструментом.
Конечно, право на самоопределение не является автоматическим правом на выход из структуры другого государства. Оно предусматривает наличие доказательств, подтверждающих само право на этот выход. Но принципы территориальной целостности и территориального самоопределения находятся в переговорном соотношении, что к тому же подтверждено и рекомендательным характером как Заключительного акта, так и нынешнего состояния ОБСЕ. Подчеркну также, что речь идет о «территориальном» самоопределение, которое отличается, и весьма существенно, от этнического самоопределения, которое, как правило, и достигается в первую очередь в результате вооруженных конфликтов.
Так что на данный момент стоит воспринимать любую риторику о «территориальной целостности» как несостоятельную и носящую лишь привычный для дипломатов характер словесной игры, поскольку такого принципа в Европе вообще не существует.
Евгений Крутиков
ИА ОСинформ |
