И снова заказное письмо из Москвы: наша землячка врач Людмила Николаевна Шуваева прислала в редакцию воспоминания о городе, в котором родилась, училась, учила других, преподавая медицину в вузе, и лечила больных. Ее хорошо помнят многие владикавказцы, непременно откликающиеся на публикации за подписью: «Л. Шуваева». Очередная рассказывает о достопримечательности столицы республики, готовящейся к 225-летию со дня своего основания. Так что письмо из Москвы как нельзя более кстати…
 В конце XIX века (1893 г.) по инициативе генерала Михаила Родионовича Ерофеева на берегу Терека солдаты полка начали расчистку набережной для городского парка, ставшего впоследствии любимым местом отдыха владикавказцев. Верхняя часть парка, называвшаяся одно время французским словом «Монплезир», была украшена горкой с гротом и фонтанчиком. На ней играл военный духовой оркестр, а позже там построили кафе-мороженое. Слушая музыку, прогуливаясь по каштановым и липовым аллеям, горожане раскланивались со знакомыми, сидевшими на удобных скамеечках и наслаждавшимися ароматом многочисленных цветников. Весной каштаны утопали в «пирамидальных свечах» бело-розовых цветов. Сюда очень любили ходить наши бабушки. В длинных платьях, украшенных вышивкой и кружевами, нередко под кружевными зонтиками, они демонстрировали новые наряды, прически или удивительные шляпы с перьями. А наши будущие мамы катали обручи, играли в серсо и канючили у родителей мороженое и сладкие, начиненные кремом вафли-трубочки, продававшиеся в маленьких павильончиках. Вафли пекли здесь же, на глазах очарованных производственным процессом ребятишек. Дети тащили родителей в нижний парк – «Трек». Там по глади воды двух искусственных прудов скользили лодки и плавали белые и черные лебеди. Если очень везло, то можно было прокатиться на лодке или посмотреть представление в театре, находившемся на берегу одного из прудов. Везде на площадках парка стояли кадки с настоящими пальмами, выращиваемыми в оранжереях.
Можно было полюбоваться и на знаменитый фонтан с белоснежной цаплей. Открытки с белой цаплей известны в России и за границей. Цапля была неким символом парка и города. Одна такая открытка добралась и до Лондона. Об этом мне поведала председатель Лондонского Королевского неврологического общества профессор Полин Монро, с которой мы случайно познакомились и, как оказалось, нашли немало тем для общения. Но вернемся к парку.
Не менее интересны были клумбы с необыкновенными цветочными орнаментами. Каждый год эти орнаменты менялись, причем с учетом времени цветения растений. Запахи резеды, ночных фиалок кружили голову. В вечернем воздухе над цветами порхали ночные бабочки – бражники. А над парком на бреющем полете проносились стаи стрижей. Позже, когда небо темнело, их заменяли стайки летучих мышей. А маленький белоснежный амур любовался собою в зеркале бассейна – фонтана. А им любовалась каменная наяда, пытавшаяся изящными пальчиками поймать веселую струйку воды.
В кустах истошными кошачьими голосами кричали павлины. Иногда павлин показывался на дорожке и, распустив сказочный хвост, собирал вокруг себя восхищенных взрослых и детей. Можно было полюбоваться и китайской беседкой на мостике, перекинутом через узкую протоку. Или пройтись по другому ажурному мостику между прудами. Или со «Стрелки» разглядывать близкие синие горы, окутываемые легкой дымкой теплого летнего воздуха. В нижнем парке на специально оборудованной площадке катались велосипедисты, устраивавшие гонки, что привлекало немало любителей спортивных состязаний.
Зимой на прудах устраивали катки. Играла музыка. Работали раздевалки и буфеты. По ледяной глади скользили санки с особыми удлиненными полозьями и молодые люди, отталкиваясь коньками, катали барышень. Все это из детства и молодости наших бабушек и мам. Но и мне кое-что «досталось». Помню, как замирало сердце, когда и я под одобрительными взглядами дедушки или отца пыталась здесь делать на коньках пируэты! А как хотелось пройтись по висячему над Тереком мостику напротив мечети! Жаль, что калитка у моста была заперта на большой висячий замок.
Парк моего детства был переполнен счастьем и радостью. Парк юности был окрашен лирической нежностью первых свиданий. Парк моих последних лет, проведенных во Владикавказе перед переездом в Москву, грустен и пустынен. Ушли друзья, изменился не в лучшую сторону и сам парк…
В середине шестидесятых годов в июне по Тереку прошел сель. Помню, мама разбудила меня ранним утром и повела на веранду, где явственно слышался грозный и неослабевающий гул. Гул шел с запада и напомнил мне другой – гул боев на подступах к городу во время Великой Отечественной войны.
– Это Терек, – сказала мне мама, – наводнение!
Мы, наскоро одевшись, поспешили к Чугунному мосту. На обоих берегах Терека толпились сотни людей. Картину, открывшуюся взору, никогда не забуду. Серая масса воды заполнила всю пойму реки. Обычно Терек не широк. Зимой его зеленоватые воды прозрачны и тихи. А тут неимоверная масса воды неслась вдоль берегов почти вровень с настилом моста. То показываясь на поверхности, то ныряя вглубь, переворачиваясь и крутясь в бешеных водоворотах, проносились вековые деревья, кустарники, доски и части строений. Низкие, нависшие над горами тучи добавляли в общую водяную копилку свои «подношения» – в горах шел дождь. А Терек, продолжая свое разрушительное дело, заливал нижний парк и часть строений Сухого русла – самого низменного участка города.
Парк потом долго очищали от ила, песка и камней, заполнивших пруды и аллеи. Другой такой сель на Тереке на уровне Эзминской ГЭС в семидесятые годы сфотографировал мой отец. Тогда была разрушена Военно-Грузинская дорога. Терек шел вровень с ее полотном.
… Приблизительно в году 1935 или 36-м мне в качестве подарка ко дню рождения подарили прогулку в любимом парке, где мои милые родные исполняли многие мои желания. Была середина лета.
В тот день парк был переполнен народом. Мы кормили лебедей специально припасенными для них крошками хлеба. Разглядывали нарядную публику в проплывавших лодках. Мама и бабушка уселись на скамеечку, стоявшую на берегу, и предавались отдыху. А дедушка, несмотря на слабые протесты бабушки, взяв меня за руку, повел к деревянному мостику, перекинутому между берегом пруда и возвышавшемуся в его середине островом. Остров густо зарос высокими и старыми деревьями, образовавшими сплошной шатер. Над ним поднимался дымок, и уже на мосту мы почувствовали аппетитный запах: на берегу стояли столики, на шампурах жарились шашлыки. Мужчины, сидевшие за столиками, заставленными бутылками жигулевского пива, шутили, смеялись, наслаждаясь едой. Но дедушка повел меня в противоположную сторону. Мы поднялись на один из больших камней острова. Помню, дед остановился, огляделся, и, произнес: «Это должно быть где-то здесь»… – А увидев серую гранитную плиту, сказал, что это основание памятника.
– Какого памятника, дедушка? – поинтересовалась я.
– Генералу Ерофееву! Это он создал этот парк. Здесь его могила. Запомни это.
Когда мы вернулись к скамейке, бабушка спросила:
– Зачем ты говорил это ребенку?
– Мы уйдем, и все забудут про этого человека. А она будет помнить, – ответил дед.
… Вот и помню до сих пор все, что связано с городом моей жизни и Ерофеевским парком.
Л. ШУВАЕВА, г. Москва.
Рисунок автора. |
