“Люблю ее, как жизнь, люблю, как идеал… ”
9 апреля 2009. Разместил: 00mN1ck
…Вот уже который месяц, как Коста впервые увидел ее – свою прекрасную незнакомку. И с этих пор, потеряв покой, он ежедневно идет в одно и то же место – на Александровский проспект Владикавказа, просиживает там целыми днями на скамейке, под тенистыми деревьями бульвара, “чтобы обменяться хоть одним взглядом с поработившей его незнакомкой” (которая, впрочем, очень нещедро награждала его за долгое томительное ожидание). Одержимый желанием во что бы то ни стало познакомиться с нею, он тем не менее каждый раз робеет при виде приближающейся фигуры девушки…
Все свое свободное время он проводит, либо сидя на бульваре, либо полулежа на большом камне на берегу Терека, откуда так хорошо видны и любимые им окна “высокого барского дома”, в котором живет его незнакомка. Нигде больше он не чувствует таких приливов воодушевления и вдохновения, как у этого камня.
В первые дни своей влюбленности, окрыленный открывшимся чувством, он, как, впрочем, и все влюбленные, жаждет поскорее признаться даме своего сердца. А для этого, прежде всего, соблюдая нормы приличия, этикет, надо быть представленным девушке. И вот – удача! Прекрасная незнакомка оказалась хорошей знакомой его двоюродной сестры Веры Сухиевой-Аликовой, и звали ее Анна Попова. Ей суждено будет стать одной из постоянных муз поэта, вдохновлявшей его на протяжении всей жизни.
На какое-то время Коста показалось, что удача повернулась к нему лицом, и наконец-то он сможет осуществить свою мечту: познакомиться с предметом своего обожания. Он принялся осаждать Веру и других знакомых просьбой посодействовать этому, однако окружающие нашли его желание “недостижимым”. Как вспоминала Анна позже, “они, как это ни печально, находились под тягостным давлением, и принуждены были подчиниться нелепым общественным взглядам и предрассудкам, царившим в то жестокое время”. Чем неудержимее Коста стремился к своей цели, тем “сор общественных предрассудков” все сильнее и сильнее препятствовал каждому его шагу, и вскоре он начал “все более и более убеждаться, что для него это почти (если не совсем) невозможно”.
Но поэт не впадает в отчаянье. Не раз, выбиваясь из сил, он будет “падать… подниматься… снова падать…, и вот в этом тягостном состоянии проведет более 4 месяцев”, за которые он не приблизится к своей цели ни на шаг. Он проведет эти дни в мучительных раздумьях… “Такое скромное, невинное желание, и я не могу удовлетворить его!.. На что же после этого может рассчитывать человек?!”. Удрученный создавшимся положением, он тем не менее продолжает не отказывать себе в удовольствии хотя бы со стороны любоваться Анной. И, куда бы она ни шла, он, “как верный паж”, как тень, невидимо следует за нею. Коста сопровождает ее повсюду. Особенно он любит, когда Анна вечерами ходит к своей приятельнице Марии Ших…, живущей неподалеку в крайнем доме, в конце улицы Вревской, близ Осетинской церкви. Напротив этого дома находятся артиллерийские казармы и горка. Коста располагается на этой горке и остается там до тех пор, пока Анна не уходит от приятельницы. И затем, также тайком, невидимо сопровождает ее до дома… Спустя много лет, в последние годы жизни Коста, этот дом то ли намеренно, то ли по простому стечению обстоятельств будет приобретен Хетагуровыми.
Пройдет несколько долгих месяцев борьбы с самим собой, прежде чем он осмелится сделать первый шаг…
В теплый весенний день 21 мая 1886 г., в день своих именин (св. Константина), вероятно, заручившись поддержкой своего небесного покровителя, он напишет ей письмо, где признается, что совершает тем самым весьма рискованный поступок: “Вы прекрасно знаете (насколько я Вас понимаю), как подавляюще действуют общественные предрассудки на людей, которые в силу жестокой необходимости принуждены, если не всецело, то до некоторой степени подчиняться им. Лица, которые стоят между мной и Вами, заражены этими предрассудками до мозга костей. Они (как говорит Шиллер) “исказили свою здоровую природу безвкусными условиями” и потому делают всякое свободное движение неиспорченной души положительно невозможным”.
Единственное, о чем осмелится попросить в своем письме Коста – это о “каких-нибудь минутных беседах” с Анной: “Кажется, не многого, но вместе с тем очень многого я хочу – чтобы мы время от времени обменивались с Вами нашими мыслями… Поймите, Анна Яковлевна, от этого вы почти ничего не потеряете, а для меня это необходимо… Одно Ваше слово может возвратить мне потерянный покой… Я хочу услышать истину из Ваших уст или прочесть ее на клочке бумаги, перешедшей через Ваши руки…”.
…Анна Яковлевна Попова (1865–1940) родилась в состоятельной купеческой семье владикавказских обрусевших армян. Поповы жили в центре города на набережной, возле Армянской церкви, в двухэтажном кирпичном доме с окнами на Терек. Упомянутый дом сохранился в г. Владикавказе до наших дней (ул. Ч. Баева, 11). Отец Анны – Яков Степанович Попов сумел обеспечить безбедное существование своей семье.
Анне шел третий год, когда она лишилась отца. С детских лет девочка была окружена достатком, любовью, заботливостью окружающих. Сомнения Коста относительно возможности знакомства с ней не лишены были оснований, так как он неплохо знал брата Анны, Петра Попова, был знаком с его убеждениями, взглядами и с занимаемым им положением в обществе. Надо полагать, и Анна, воспитанная в такой среде, с опаской отнеслась к полученному ею 3 июня 1886 г. письму, с вложенным в него посвящением Анне Яковлевне Поповой (“Да, я уж стар…”), обозначенным 21 мая того же, 1886 года. В конце письма было приписано: “Прилагаемое к письму стихотворение прошу хранить до тех пор, пока Вы не захотите сгладить из своей памяти воспоминание о злосчастном знакомом незнакомце”. Пробежавшись глазами по письму, Анна с ужасом поймет, кому принадлежат эти строки. Как посмел этот дерзкий молодой человек в нелепой синей рубахе, без положения в обществе, без определенных занятий передать ей письмо, да еще со стихами?! Недолго думая, в гневе, подвернувшимися под руки ножницами, она порежет письмо на части…
Коста так и не узнает, что, получив письмо, Анна рассердилась. Опьяненный своей дерзостью, он решил добиться своего и сделал все, чтобы их встреча состоялась…
На следующий день, набравшись храбрости, он преградит Анне путь и станет убеждать ее, что находит естественным осуществление своего давнишнего жгучего желания знакомства с ней и ничего предосудительного не видит в этом. И так как окружающие его не знакомят, то он решился сам найти выход, рискнув чистосердечно во всем признаться ей в письме. Анна, очарованная столь пламенной речью, стараясь не глядеть ему в глаза, признается, что не читала письма. На что поэт убедительно попросит проверить его слова, все-таки прочтя отвергнутое посланье.
Вернувшись домой, Анна отыщет разорванное письмо с задушевным признаньем. Прочтет его. И ей “станет как-то неловко, обидно за него, за себя, за окружающих, за всех”. И в душе она поймет, что, действительно, для исполнения своего горячего, искреннего, непредосудительного желания он другого выхода не мог найти. А ведь он так же одинок, как и она… Впрочем, Анна понимает, что она не имеет права роптать на свою жизнь. Внешне в ней все обстоит блестяще: она окружена достатком, любовью, заботой окружающих. Но это последнее до того чрезмерно, что иногда она чувствует себя в оковах, в тисках…
В первые годы этого знакомства Анна все же избегает встреч с Коста, понимая, что не найдет оправдания в глазах родных. Да и обстоятельства складываются так, что лучше бы им не встречаться. Однако молодой человек становится все более и более настойчивым, и тогда она изредка, тайком от близких, не в силах отказаться от искушения “обменяться мыслями”, прохаживается с ним по пыльным улочкам Владикавказа, спускаясь к шумному Тереку. Именно в этих беседах она поймет, с каким незаурядным, ярким человеком она познакомилась, как сильно он отличается от всех тех, с кем вынуждена она проводить свои дни, как много “общего, хорошего, незабвенного” у нее с ним. А ведь она, как сама вспоминала потом, “всю жизнь жаждала встретить человека с высоким умом и с богатою душою, который мог бы своими познаниями, своим мироощущением, своими высшими стремлениями обогатить и ее душу, развить ум, и в тяжелые минуты поддержать, быть истинным другом”. И кажется, этот новый поклонник больше всех был приближен к духовному идеалу, к которому стремилось все ее существо. Встречались они урывками, и в эти мимолетные встречи вели “дружеские беседы о жизни, о людях, об осуществлении новой лучшей жизни”. Друзья поэта – Роза Адамова и ее сестра, – не находя Анну слишком уж красивой, часто спрашивали Коста: что, собственно, ему больше всего нравится в Анне? Он неизменно отвечал: “Она похожа на мою мать”. Которую, по его словам, он хоть и не помнил, но горячо любил.
Солнечным весенним утром 5 мая 1887 года в раскрытое окно комнаты Анны влетела бумажка. Развернув ее, Анна с удивлением обнаружила акростих “Ах, с каким безграничным восторгом, дитя…”, с посвящением ей (впоследствии ставшим посвящением к поэме “Фатима”). На самом верху в центре бумаги была начертана пером лира, расположенная между скалой и деревьями, к которой направляются странник с котомкой на спине и с посохом в руке и вереница птиц.
От неожиданности Анна присела. Казалось бы, ей должны были быть приятны такие проявления внимания. Но что-то в последнее время ей совсем не до веселья. Прошел почти год со дня их знакомства с Коста. И, несмотря на то, что она все это время пытается его избегать, давая тем самым знать поэту, что никаких серьезных чувств к нему не испытывает, он продолжает тешить себя обманчивыми надеждами… Нет, пора это прекратить, чтобы чувство его не пустило более глубоких корней. Ей, конечно, не хотелось бы совсем разрывать эти отношения, но он не оставил ей выбора…
На следующий день Анна встретила Коста у своего дома, и решительно заявила ему, что “им лучше не быть знакомыми”. Не ожидая такого поворота событий, Коста, ошеломленный услышанным, молчаливо удалился.
После этого Коста стал крайне редко посещать бульвар у дома Поповых, а затем и совсем исчез на три недели. Однако события дальше стали развиваться стремительно.
Вскоре в доме Поповых разразился скандал. Родные, прослышав про настойчивые ухаживания, которыми окружает Анну “не внушающий доверия” молодой человек, не на шутку встревожились. Боясь, как бы все это не скомпрометировало репутацию семьи, они решили отослать Анну подальше из Владикавказа. И 17 сентября 1887 года, рано утром, Анна уедет к сестрам в Гори. Насколько был сильным этот удар для поэта, можно судить по написанному им в тот день стихотворению “Многоточия”. В одночасье рухнули все надежды, еще теплившиеся в сердце Коста. Не в силах сдержать отчаяния, поэт пытается докричаться до своей любимой, остановить ее, но крик его повисает в воздухе…
Опять настали дни томительного ожидания. Все та же неопределенность и безответность вновь наполнили сердце Коста изнуряющей тоской. “Нет сил скрывать, молчать, страдать безмолвно, нет сил, терпенья больше нет…”, – напишет он в очередном стихотворении “А.Я.П.”, посвященном Анне Поповой, понимая, что не вправе рассчитывать на большее:
В признанье я не вижу цели,
Молчаньем я себя травлю…
Чего хочу на самом деле?
Зачем вам знать, что вас люблю?
Зимою 1887 года Коста около двух-трех месяцев был серьезно болен. Анна вернется обратно во Владикавказ только весной 1888 г., однако вскоре переедет на два года в Гори. Казалось бы, частые и долгие отъезды Анны, нежелание ее поддерживать близкие отношения с Коста должны были охладить пыл поэта. Но Коста не хочет отступать от задуманного и предпринимает попытку сватовства.Близкая подруга поэта, Варвара Григорьевна Шредерс, предполагая неудачный исход дела, и, вероятно, знавшая о состоявшемся непростом разговоре между приятелем поэта Виктором Егоровичем Кизером и братом Анны Степаном Яковлевичем Поповым, пыталась отговорить Коста от его затеи: “Пожалуйста, не делайте глупостей, свойственных влюбленным… я боюсь за неудачу и не знаю, как вы поступите”. Не получив сколько-нибудь удовлетворительного ответа от этой встречи, Коста решается сам написать Степану Яковлевичу Попову, на что получает довольно сухой ответ: “…Только сам совершеннолетний и здравомыслящий человек вправе располагать своею судьбой, и никто не должен вмешиваться в его личное дело”. Вскоре после этого через общих знакомых состоится разговор с другим братом – Петром Яковлевичем, которому будет поручено спросить Анну о том, как она относится к Коста. И вскоре поэту были переданы слова Анны – она смотрит на Коста, как на хорошего знакомого, не больше и не меньше.
Все-таки расценив это не как прямой отказ, 10 апреля 1893 года в письме из Ставрополя Коста предпримет еще одну попытку объясниться с любимой: “Идет восьмой год, как я, впервые встретившись с Вами, уже ни на минуту не забывал Вас…”. Он знает, что Анна “никогда не питала к нему и сотой доли его привязанности к ней”. Но знает и то, что она не чужда была “теплого участья и сердечного расположения” к нему, однако боится более сильного сближения с ним. Коста, конечно, догадывается о причинах ее боязни, главные из которых – его материальная необеспеченность и неопределенное положение в обществе. Но он знает также, что им нельзя придавать такого громадного значения в деле семейного счастья: “Нельзя из-за них разрушать величайшую гармонию мироздания, лучшее проявление Бога на земле – созвучие сердец, сродство душ… любовь… ”. Мысли о том, что отношение родных Анны к нему может быть враждебным, что они могут усиленно отговаривать сестру и дочь соединить с ним свою судьбу, он не допускал…
Объяснившись в своем искреннем, неизменном чувстве, он попросит Анну соединить ее жизнь с его жизнью и не отвергать его глубокого чувства. Заканчивается письмо строками: “И, если найду в ответ “один лишь звук, лишь миг участья”, то “за них я жизнью заплачу”.
Коста был прав: Анна всегда относилась к нему искренно, сочувственно, дружелюбно. Она сразу почувствовала их “сродство, симпатию душ”, питая к Коста истинную дружбу. Ей были приятны и желанны встречи с ним, но ведь она с самого начала давала ему понять, чтобы на большее он не рассчитывал. А он все-таки пожелал большего…
Получив это письмо, Анна в который раз собрала свою волю в кулак и написала ответ, заведомо зная, какую нестерпимую боль она причинит этим столь дорогому для нее человеку. С болью и горечью в душе ей пришлось напомнить ему, что он “с самого начала и всегда просил лишь одного знакомства, только знакомства, и что он никогда не допустит, чтоб развилось более серьезное чувство. Что он будет доволен и счастлив даже тем, если им хоть изредка удастся обмениваться мыслями, впечатлениями, и что даже редким встречам он будет несказанно рад”. Заканчивалось письмо строками: “…за все невольно причиненные огорчения прошу простить без вины виноватую. Я ставлю святую дружбу выше всего”.
Откликом на ответ Анны стали стихотворения поэта “Прости”, “Благодарю за искреннее слово” и другие. Как отметит впоследствии Нафи Джусойты, в лирических стихотворениях Коста Хетагурова с тех пор будет варьироваться один мотив – мотив неразделенной любви. Лирический герой Хетагурова – благородной души человек, который заботится о любимой, даже если она не разделяет его любви. Желая ей всяческого счастья, он просит у нее прощения и благословляет свою любимую:
Прости. И мира, и отрады
Да будут полны дни твои.
Этот этический идеал с замечательной силой и благородством чувства выражен в стихотворении “Прости”:
Прости! Всю прошлую тревогу
Беру я в спутницы себе, –
Свою печальную дорогу
Я с ней пройду, моляся Богу
Лишь только, только о тебе.
О своей любви к Анне Коста напишет и в другом стихотворении “Да, я люблю ее!..”, где представит Анну символом воплощенья “добра и истины, любви и всепрощенья”. Поэт не ждет за свою любовь награды, считая, что награжден уже тем, что любит. А за любовь он готов идти и “на смертный бой”, и “на суд толпы холодной”. Единственное, чего боится поэт: “Она доверчива, наивна, молода, / А жизнь заманчиво зовет и соблазняет, – / Боюсь, что разлюбить могу ее тогда… ”. Но страхи Коста окажутся напрасными. До конца дней своих он сохранит об Анне самые теплые воспоминания… Однако эта любовь, как первое неудовлетворенное чувство, горьким осадком ляжет на его и без того наболевшее сердце.
Неудачи в личной жизни поэт попытается заглушить, отдавшись творчеству. В феврале 1893 г. Коста переберется в Ставрополь и станет постоянным сотрудником газеты “Северный Кавказ”. В этой газете он опубликует большинство своих стихотворений на русском языке, сатирическую поэму “Кому живется весело”, поэму “Перед судом”, комедию “Дуня”. Своеобразным итогом поэтической деятельности Коста на русском языке станет сборник его произведений, изданный в конце 1895 г. И пройдет около двух лет, прежде чем он снова напомнит о своем существовании Анне Поповой, но уже смирившись со своей участью. В начале 1895 г. Анна уедет на полтора месяца в Петербург, а весною – в Тифлис, где пробудет до конца года. Накануне Рождества 1895 г. она получит от Коста книжку его стихотворений, с надписью: “Глубокоуважаемой Анне Яковлевне в воспоминание о давно минувшем. Коста. 1895. 25 декабря”. С 1896 по 1900 г. они практически не виделись. Анна весь этот период находилась в отъезде. За это время здоровье Коста явно пошатнется. Из-за болезни – прогрессирующего костного туберкулеза – он надолго окажется прикованным к постели. А вскоре после выздоровления будет сослан в Херсонскую губернию сроком на три года и вернется из ссылки лишь в марте 1900г.
Несмотря на редкие встречи, Анна чувствовала, что духовная связь их не исчезла. Напротив, она все более и более крепла.
19 февраля 1901 г. Анна получила из Пятигорска от Коста приглашение на благотворительный спектакль в пользу “Общества распространения образования среди горцев Терской области”, назначенный на 25 февраля. Ставили его пьесу-фантазию в 4-х картинах – “Дуню”. Предполагалось и концертное отделение. Приглашение это было подписано: “Неизменно преданный Вам Коста”. Но по субъективным причинам Анна не смогла принять участия в этом благотворительном вечере.
В декабре 1901 г. Коста вновь переедет во Владикавказ, решив поселиться здесь навсегда, но вернется он уже с пошатнувшимся, надломленным здоровьем. Но несмотря на это, он принимает деятельное участие во всех городских культурно-просветительских мероприятиях, занимается живописью, публицистикой, продолжает работу над поэмой “Хетаг”, пытается открыть школу рисования для одаренных детей, предполагает взять на себя редактирование газеты “Казбек”… Однако к концу 1902 г. тяжелое заболевание дает о себе знать настолько сильно, что друзья и близкие поэта всерьез тревожатся за его жизнь. Испытывает он и большие материальные затруднения. Жизнь его в этот период – итог всех мытарств, всего пережитого уже изломана, исковеркана, разбита. Единственное, что радует Коста, так это то, что теперь он запросто может приходить в некогда недоступный для него дом Поповых.
В тот нелегкий период своей жизни, 9 декабря 1901 г., Коста принесет Анне в подарок две картины своей работы: “Нерукотворный лик” и портрет Анны, исполненный маслом на холсте, с надписью “На добрую память оригиналу от глубоко преданного автора”. Зная, что он очень нуждается, и, видя, что он не вполне здоров, она хотела отклонить его дар, но Коста и слышать об этом не захотел. Он был очень настойчив, и Анна не решилась его огорчить. Этот образ, как и портрет ее, нарисованный им в юные ее годы, будет висеть у нее в комнате до самой смерти.
Образ Анны Коста перенес и в картину “Скорбящий ангел”. Работа выполнялась по заказу церкви, но образ очеловеченного ангела пришелся не по вкусу служителям храма, и картина была ими отвергнута. Глубокая печаль на лице, яркие лучистые глаза ангела-Поповой, складки белой, почти прозрачной одежды – все это создает образ вдохновенный и чистый…
В своих “Воспоминаниях о давно минувшем, но вечно живом” Анна напишет: “Чувство Коста было настолько возвышенно, глубоко, идеально, что я, не отвечая любовью на любовь, находила все же вопиющим наносить еще более острую сердечную боль и “в награду за беспредельную любовь”, решила ни за кого не выходить замуж”.
В год кончины Коста Анны не было на Северном Кавказе, она находилась в Гори, ничего не зная о смерти поэта. Но, вероятно, в силу его глубокого, особенного чувства, она точно почувствовала его последний вздох. Невзирая на огромное пространство, разделяющее их, 19 марта 1906 года она невольно взяла в руки перо и начертала эпитафию на смерть Коста: “Угас поэт… Его не стало… Грустное время для всех настало. Его уж нет. Его уж нет… ”. И тут же ей вспомнилось его стихотворение, которое Коста цитировал в письме к Анне от 10 апреля 1893 года:
Умру я, и что же? – слезою участья
Почтишь ли могилу мою,
И смерть моя ляжет ли тучей ненастья
На душу больную твою?
Нас общее дело когда-то сближало,
Хотели чему-то служить,
Мы были друзьями, но что-то мешало
Нам нежно друг друга любить.
Не бедность ли злая, нужда и заботы
О хлебе насущном?.. Да, да! –
Мы жаждали оба простора, свободы
И счастья другого труда.
Так мы и расстались… и годы летели…
Жалея друг друга не раз,
Мы разно боролись… Достиг ли кто цели,
Намеченной каждым из нас?
Нисколько! Бесплодно расходуя силы,
Мы оба боролись с нуждой…
Состарились оба, брезгливы и хилы,
Без слов, без улыбки живой.
К чему ж мы лишили возможного счастья
Цветущую юность свою?
За эту ошибку слезою участья
Почти хоть могилу мою...
По возвращении
во Владикавказ Анна первым делом сходила на скорбную могилу Коста, находящуюся в ограде Осетинской церкви. Возложив на нее венок и оплакав безвременную его кончину, она украсила могилу декоративными растениями.
И в каждый свой приезд во Владикавказ Анна Попова, до конца дней своих, постоянно будет ходить к месту последнего упокоения Коста, “мысленно уносясь в прошлое и со скорбной слезою изливая там душу свою”.
Последние годы жизни Анна Яковлевна проведет в острой нужде, еле сводя концы с концами. “Высокий, барский дом”, некогда принадлежавший Поповым, будет национализирован Советской властью. Долгие годы она будет безуспешно пытаться вернуть его, собирая необходимые сведения и документы. Однако просьба ее не будет удовлетворена, так как “оно (имение) представляет ценность для Молоканской слободки города”.
В 1930 году Анна, с чувством горечи в душе, вынуждена будет продать Юго-Осетинскому научно-исследовательскому институту краеведения личные письма Коста, посвящения ей и другие документы, которые десятки лет свято хранила. Скончалась она в возрасте 75 лет в Тифлисе – через десятилетие, в 1940 году…
Марина ЧИБИРОВА, старший научный сотрудник СОИГСИ, доцент ЮОГУ.
Вернуться назад