поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
 
 
Восстание в Кахетии: указ Александра I по Южной Осетии
Автор: 00mN1ck / 31 июля 2007 / Категория: Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отн.
Кроме двух феодальных группировок, боровшихся за феодаль­ные владения в Южной Осетии, здесь же активно продолжала действовать грузинская феодальная фронда во главе с царевича­ми. В 1811-1812 годах царевичи, добивавшиеся отторжения Гру­зии от России, значительно расширили сферу своей политичес­кой деятельности. Наряду с Южной и Восточной Осетией, где не­редко им удавалось поднять местное население против российс­ких властей, грузинская феодальная фронда и царевичи немалый политический успех имели в самой Грузии. Объяснялось это край­ним усилением феодального гнета тавадов, получивших поддер­жку со стороны российских властей. Процессы феодализации грузинского общества благодаря силовой обеспеченности со стороны командования были столь интенсивны, что лозунг об от­торжении Грузии от России, выдвигавшийся грузинскими цареви­чами, находил явный отклик со стороны грузинского населения.

Сказывалось и другое. Практика наделения тавадов феодальны­ми владениями и крестьянами фактически являлась продолже­нием персидской политики «выращивания» феодализма, обес­печивавшей шаху реализацию через своих вассалов деспоти­ческой власти. Разумеется, подобной задачи, традиционно свя­зывавшейся с шахом, не выдвигало российское командование, ограничивавшее свои цели поисками среди тавадов социальной опоры для поддержания в Грузии пророссийской политической ориентации. Но, сохраняя в Грузии персидскую модель генезиса феодализма, российские власти помимо своей воли создавали в лице тавадов «мини-валиев», власть которых опиралась не на феодальную собственность, а на право предоставления «вер­ховной» властью феодального владения землей и крестьянами. Этот административный механизм распределения феодального права, которым пользовалось российское командование, по­рождал не только в Южной Осетии, но и в самой Грузии ничем не ограниченный феодальный произвол. Именно он уже в 1804 году вызвал среди грузинского крестьянства острое антифеодальное движение. Из-за произвола тавадов, доходившего до настояще­го грабежа и разбоя, в 1812 году в Кахетии развернулось круп­ное крестьянское восстание. Его поддержали в Южной и Восточ­ной Осетии, где вновь начались антироссийские и антифеодаль­ные выступления. Участниками и организаторами восстания в Кахетии и Осетии были также представители грузинской фео­дальной фронды, лишившиеся в связи с присоединением Грузии к России своих прежних привилегий, и царевичи, добивавшиеся восстановления в Грузии царского престола Багратидов. Вос­стание в Кахетии, в Восточной и Южной Осетии началось в фев­рале 1812 года, в марте оно охватило ряд других районов Грузии и Кавказа, продолжалось до конца 1812 года. Стоит напомнить, 1812 год - один из самых сложных в русской истории. На него пришлись три войны - русско-иранская, русско-турецкая и оте­чественная с Францией. Правда, России удалось заключить с Турцией Бухарестский мир, но это не очень облегчило положе­ние - слишком тяжелой оказалась для России война с наполео­новской Францией. В этих крайне сложных условиях Россия мог­ла бы пожертвовать Грузией - оставить ее той же Персии, не же­лавшей из-за нее заключения мира с Россией, оставить Грузию как слишком неспокойный район, из-за которого Россия понес­ла колоссальные расходы и человеческие жертвы, и сосредото­читься на обороне собственной метрополии, которой реально угрожала Франция. Но вопрос этот, казалось бы вполне логич­ный, вытекавший из сложившейся ситуации, сколько-нибудь открыто в Петербурге не обсуждался. Чисто внешне это выгля­дело так, словно Россия - огромная махина, против которой в Грузии неистово продолжали войну значительные политические силы, зашла в огромное топкое болото и, застряв в нем, фаталь­но обречена находиться на дне вязкого ила. Один из современ­ных авторов, отмечая ошибочность российской политики в Гру­зии, называет ее «бульдожьей», имея в виду ее упорство в защи­те безопасности Грузии. Грузинская историография эту же поли­тику, при которой Россия «прикипела» к Грузии, рассматривает банально - как колониальную; но до колониальной ли политики было в 1812 году России, если в войне с Францией на карту бы­ла поставлена ее собственная судьба. Добавим: трудно предс­тавить себе колониальную политику, лишенную каких-либо вы­год и состоящую из одних потерь - что Россия имела за 12 лет пребывания в Грузии? - разве что две затяжные войны... Опреде­ления «бульдожья политика», «колониальная политика», «импер­ская политика» и пр. - не более чем пена, видимая на историчес­кой поверхности, существо же этой политики, привязавшей Россию к разоренной, нищей и раздираемой политическими распрями Грузии, в ее феномене, природа которого, скорее все­го, «скрыта» в уникальности российской государственности, в сложности ее евразийскости и в духовной составляющей - пра­вославной религии, идеологически тесно связанной с генезисом самобытной государственности. Оправдана ли была политика России в Грузии, из-за которой приходилось ей нести огромное бремя на Кавказе? Ответ может быть только один, - нет, если су­губо прагматически иметь в виду только российские националь­ные интересы и не считаться с судьбой грузинского народа - од­ного из древних и, несомненно, талантливых на Кавказе. Бесспор­но и другое - Россия выполняла свою историческую миссию, связанную со спасением Грузии, по меньшей мере, от очередно­го геноцида, не исключавшего исчезновения ее как страны.

События 1812 года на Кавказе, в особенности восстания в Ка­хетии, Южной и Восточной Осетии, заставили Петербург более плотно заняться проблемами прифронтовых районов Закав­казья. Еще летом 181 1 года, когда политическое напряжение в Грузии и Южной Осетии достигло заметного накала, Александр I был вынужден отозвать из Тифлиса генерала Тормасова и вмес­то него главнокомандующим и главноуправляющим направить в Грузию Ф.О. Паулуччи, итальянца по национальности. От нового командующего требовали кардинальных мер, направленных на серьезные перемены в Закавказье. Ожидалось, что успешные военные действия на русско-турецком фронте приблизят заклю­чение мира с Турцией и это во многом будет способствовать уп­рочению позиции России в Грузии. Однако последующие собы­тия в Закавказье, развивавшиеся в 1812 году, показали, что их преобладающая зависимость - от внутренних социальных про­цессов, протекавших в Грузии, и меньшая - от внешнеполити­ческих. Это особенно стало очевидным после заключения вес­ной 1812 года Бухарестского мирного договора с Турцией. Нес­мотря на то, что победное окончание для России войны с Портой принесло Грузии важнейшее событие в ее истории - воссоеди­нение Западной Грузии с Восточной - то, чего не удавалось осу­ществить самой Грузии на протяжении 450 лет, - именно той весной 1812 года восстание в Кахетии под руководством царе­вичей и грузинской фронды набирало силу и ставило вопрос об отторжении Грузии от России. За бурными событиями, происхо­дившими в Кахетии, в Грузии не заметили, что из двух неболь­ших феодальных княжеств Россия на протяжении немногим более десяти лет создала территориально самую крупную на Кавказе страну. Главные политические силы, состоявшие из гру­зинской знати, были сосредоточены на восстании в Кахетии; каждая из них ожидала возможности извлечь из крестьянского восстания свои собственные, узкофеодальные выгоды. В этом был феномен грузинской правящей элиты, которой подлинные интересы страны нередко казались журавлем в небе и которая предпочитала иметь синицу в руке.

Осенью 1812 года российскому командованию удалось пода­вить восстание в Восточной Осетии, открыть по ней движение транспортов в Закавказье. Повстанцы этой части Осетии при­несли «присягу верности» России. Примерно по этому сценарию завершилось и восстание в Кахетии. На последнем его этапе грузинское крестьянство отвернулось от феодальной фронды и царевичей, вносивших в ряды восставших организованность и антироссийскую направленность.

Более сложным для Петербурга оказался югоосетинский по­литический узел. Его разрешением был вынужден заняться сам Александр I. В адрес императора поступали заявления архие­пископа Досифея, лидера азнаурской грузинской феодальной группировки, ставившего вопрос о незаконности предоставления князьям Эристави феодальных владений в Южной Осетии; азнаурская группировка все еще надеялась, что, вытеснив предста­вителей Эристави из Южной Осетии, она поделит между собой освободившиеся владения. Петербург запросил мнение марки­за Паулуччи по поводу ходатайств грузинского архиепископа До­сифея. Это было сделано еще в 1812 году, в пору разгара повс­танческого движения в Южной Осетии. Однако главнокомандую­щий, возможно под давлением тавадов, воздержался от ответа. Не исключено было и другое - уже летом 1812 года генералу Па­улуччи предстояло покинуть Кавказ и он мог не успеть вникнуть в суть югоосетинской проблемы или же в характер борьбы азнаурских феодалов с тавадскими. Сменивший итальянского мар­киза русский генерал Н.Ф. Ртищев столкнулся в Грузии с вопро­сом о политическом положении Южной Осетии как с одним из самых острых. Сложность его после 1812 года заключалась не только в непримиримой борьбе Осетии с грузинскими тавадами, но и в далеко зашедшем противоборстве за овладение Южной Осетией, продолжавшемся между двумя грузинскими феодаль­ными партиями. Архиепископ Досифей серьезно усилил свою позицию, сообщая в своих ходатайствах, обращенных к рос­сийским властям, что осетинская духовная комиссия, которой он руководил, не может приступить к работе, поскольку из-за про­извола, чинимого князьями Эристави в Южной Осетии, осетины отказываются принимать христианство. Александр I, занятый в 1814 году Венским конгрессом, свое кратковременное пребыва­ние в Петербурге посвятил решению проблемы Южной Осетии. Он поручил князю А.Н. Голицыну, обер-прокурору Синода, «лич­но объясниться» по Южной Осетии, в частности, по поводу фео­дальных прав в ней грузинских князей, с находившимися е то вре­мя в Петербурге генералами Тормасовым и Паулуччи - бывшими командующими на Кавказе. Подобное поручение Голицыну, с ко­торым Александр I дружил с детства, явно свидетельствовало об изменившейся позиции императора, в свое время предоставив­шего князьям Эристави и Мачабели феодальные владения в Юж­ной Осетии. Обер-прокурор Синода беседовал с Тормасовым и Паулуччи «порознь». Несмотря на это, оба сошлись на том, что Эристави безосновательно добивались в Южной Осетии фео­дального права владения осетинскими селами. Бывшие коман­дующие на Кавказе также разделяли предложение архиепископа Досифея о лишении Эристави владельческих прав на осетинс­кое крестьянство и в виде компенсации о назначении им государственного пансиона в размере 10 тысяч рублей серебром. А.Н. Голицын согласился с мнением генералов Тормасова и Паулуччи и доложил об итогах своих бесед Александру I. Император, в свою очередь, проконсультировался с главнокомандующим на Кавказе генералом Ртищевым и на имя последнего 31 августа 1814 года, перед самым отъездом на Венский конгресс, напра­вил свой рескрипт по поводу Южной Осетии - монаршее письмо в Тифлис. В нем Александр I предписывал главнокомандующему лишить грузинских феодалов Эристави владельческих прав в Южной Осетии, а имения и населенные пункты, кои ранее были им пожалованы монархом, передать в государственную собственность. Одновременно князьям назначалось вознаграж­дение «по десяти тысяч рублей серебром в год потомственно». При этом император подчеркивал, что сумма компенсации пре­вышала доход, который Эристави получали от повинностей в Южной Осетии. Что касается другой (азнаурской) группы феода­лов, ранее являвшихся чиновниками грузинских царей и на этом основании претендовавших на владения в Южной Осетии, то Александр I отказал им в их владельческих притязаниях. Импера­тор поручил генералу Ртищеву рассмотреть заявления архиепис­копа Досифея и обсудить вопрос о присвоении воинских званий и назначении жалованья Николаю, Глаху, Гаврилу Пицхалауровым, Зурабу Пурцеладзе и Иораму Черкезишвили - претенден­там на феодальные владения в Южной Осетии; считалось, что монаршего поощрения воинскими званиями и жалованьем дос­таточно, чтобы удовлетворить феодальные притязания азнаурс­кой партии. Архиепископ Досифей мог быть доволен не только этим, но и организацией Осетинской духовной комиссии, которая ему же вверялась; членами этой комиссии становились также фе­одалы, входившие в азнаурскую группировку.

Решения Александра I, принятые им в конце лета 1814 года по поводу Южной Осетии, были восприняты грузинской тавадской верхушкой крайне отрицательно. Особое недовольство выража­ли Эристави; денежное вознаграждение взамен феодальных владений, в какой бы мере сумма его ни восполняла им доходы от повинностей, налагавшихся на крестьян, не устраивала фео­далов. Бесконтрольный произвол феодалов, ничем не ограни­ченная власть над осетинским населением и реализация сло­жившихся среди тавадов деспотических принципов господства над людьми, без чего феодал не мог рассматриваться как фео­дал, тем более - князь как князь, были не менее, чем доходы, важны для грузинской знати в ее притязаниях на феодальные привилегии. Решение Александра I о передаче бывших феодаль­ных владений в Южной Осетии в государственную собственность, несмотря на его юридическую обоснованность, расходилось с той идеологической обстановкой, ориентировавшей грузинскую знать на феодальные притязания. В сущности, император всего лишь отстранял князей Эристави от феодальной собственности, увеличивая им при этом размеры крестьянских повинностей, пос­тупавших в доход тем же князьям; выплаты десяти тысяч рублей серебром в год, назначенные Александром I для Эристави, соглас­но рескрипту императора, «производились из общих грузинских доходов», другими словами - из тех же осетинских сел, повиннос­ти которых отныне должны были поступать в казну. Казалось, удоб­ная для эриставских князей система получения доходов, при кото­рой хлопоты по сбору повинностей брало на себя государство, вызвала у феодалов глубокий протест. Иначе повели себя осетинс­кие села Южной Осетии. Их не пугало увеличение повинностей, вызванное решениями Александра I, напротив, они проявили ини­циативу и «безропотно» внесли «подати в казну». Ананурский земский исправник не знал, как поступить с «казенным взносом», собранным осетинским населением, поскольку не имел еще офи­циальных поручений в связи с императорским рескриптом.

В Южной Осетии о монаршем решении узнали от архиеписко­па Досифея, осенью 1814 года приступившего к духовной дея­тельности среди осетин. Старшины осетинских обществ через обер-прокурора Голицына направили Александру I письмо, в ко­тором благодарили его «от имени всего народа за даруемую им свободу». Вместе с тем авторы письма выражали тревогу по по­воду того, что императорский рескрипт не проводится в жизнь. У осетинского населения Южной Осетии было немало поводов для тревоги. С одной стороны, оно поверило, что получило дол­гожданную свободу, с другой - не могло не заметить, с какой яростью на него обрушилось многочисленное «семейство» кня­зей Эристовых. Последние, пользуясь неповоротливостью рос­сийских властей в Тифлисе, не приступивших к выполнению по­ручений Александра I, продолжали собирать в осетинских селах подати, захватывали людей, в том числе детей, и продавали их турецким купцам, отнимали у крестьян имущество. В кампанию, развернутую против Южной Осетии, были вовлечены также гру­зинские владетели Мачабели, опасавшиеся, что вслед за князь­ями Эристави они также будут лишены в Осетии феодальной собственности. Противостояние между грузинскими феодалами и населением Южной Осетии было столь острым, что в одной из стычек, происшедшей при сборе податей, дворянин Унтелов из Эристави был зарублен осетинскими крестьянами. Тифлисский губернатор был вынужден предупредить князей Эристави и Мачабели, «чтобы сим осетинам... не смели отнюдь делать никаких излишних поборов и притеснений». Подобные предупреждения, как и решения Александра I, грузинская знать рассматривала в виде новой политической тенденции, приводившей южных осе­тин под покровительство Петербурга. Понимая ситуацию имен­но так, эриставские князья наряду с насилием, широко практиковавшимся, прибегали к уговорам и запугиванию местного на­селения. Так, Луарсаб Эристави, желая осложнить отношения российских властей с Южной Осетией и тем самым сорвать ре­шение императора, внушал местному крестьянству, что рос­сийское командование намерено «брать осетин в рекрут», и при­зывал жителей к антироссийскому бунту.

"Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений" М.М. Блиев. 2006г.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru