Главная > Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отн. > Отмена указа Александра I

Отмена указа Александра I


1 августа 2007. Разместил: 00mN1ck
Вскоре выяснилось и другое. Командующий на Кавказе гене­рал Ртищев, еще осенью 1814 года описавший имения князей Эристовых в Южной Осетии, в январе 1815 года обратился с пись­мом, в котором он сообщал императору, что «остановился даль­нейшим исполнением» монаршего «повеления..., дабы в случаях каких-либо вредных происшествий самому мне не отвечать пе­ред» императором; понятно, что неисполнение «повеления» Алек­сандра I должно было рассматриваться как серьезный прецедент. Мы уже указывали на особенность, в которой находились рос­сийские власти в Тифлисе. Некогда местечковое поселение, Тифлис впервые стал обретать известность во второй половине XVIII века, когда Ираклий II под натиском горцев покинул Телави -столицу своего княжества и переселился в Тифлис. Город времен Ираклия II был столь уязвим, что он легко мог быть захвачен да­гестанским владельцем Умма-ханом, заставившим жителей упла­чивать контрибуцию до 60 тысяч туманов. В середине 90-х гг. XVIII века Тифлис подвергся полному разрушению. Тогда российс­кие войска под командованием В. Зубова, прибывшие в Грузию, чтобы приостановить геноцид грузин, восстановили Тифлис. К 1815 году, к моменту, когда генерал Ртищев как главнокомандую­щий расположился в Тифлисе, последний стал настоящим горо­дом, центром политической жизни всего Кавказа. Поверхностное представление об этом городе в первой половине XIX века созда­вало впечатление, что в нем господствуют российские власти. На самом деле реальное властвование в Тифлисе, где процветали беззаконие, подкуп, взятки, интриги (все это делалось с прису­щей тавадам изощренностью), принадлежало грузинской знати; еще недавно лакействовавшая перед персидским шахом, по воле которого занималась грабежом своего народа, знать обрела фео­дальные владения, титулы и воинские звания, щедро раздаривае­мые Петербургом, и, подражая персидским сердарам, чисто внешне стала похожей на аристократию.

Генерал Ртищев, от которого Александр I ожидал выполнения своего предписания, в письмах убеждал монарха в невозмож­ности «взятия в казну» владений, в свое время отведенных в Юж­ной Осетии для эриставских князей. Командующий нарочито подчеркивал грозившую будто бы опасность для «всего здешне­го края», если лишить эриставских и других грузинских тавадов феодальных владений в Южной Осетии. От прогнозов, рассчи­танных на принятие другого, выгодного для него решения, ко­мандующий переходил ко лжи, утверждая, что «прочие» грузинс­кие «фамилии» с «давних времен" имели «во владении осетин». О том, что это было не так и осетины не находились в феодаль­ном владении у грузинских тавадов, генерал Ртищев хорошо знал -- об этом он писал в Петербург еще летом 1814 года. Ко­мандующий не мог не знать и другое - об обстоятельствах, при которых Александр I в разгар грузинской фронды после присое­динения Грузии к России отвел эриставским князьям земли в Южной Осетии. Несмотря на это, он пытался убедить императо­ра в том, во что сам не верил, - в преданности России и усердии в службе грузинских эристави. В одном из писем, обнаруженных осетинским историком З.Н. Ванеевым в Государственном исто­рическом архиве Грузии, главнокомандующий сообщал импера­тору, как к нему, генералу Ртищеву, «явилась вся фамилия Эрис­тави», в том числе дочери царя Ираклия II и Георгия XII, и «с раст­роганными чувствами и с прискорбным сердцем» спрашивали, «чем они, столь преданные престолу, заслужили гнев царя». В письме, о котором идет речь, главнокомандующий Ртищев фак­тически полностью проявил свою особую заинтересованность в отмене императорского решения по Южной Осетии. Не имея для этого достаточных аргументов, он ссылался на собственную жалость, которую вызвали у него сетования эриставских кня­зей по поводу потери ими владений в Южной Осетии: «Самый нечувствительный человек при сем виде не мог бы удержаться от слез», - писал генерал Ртищев императору. Однако в Петер­бурге преобладали иные настроения по поводу сантиментов, пе­реживавшихся в Тифлисе. Не исключено, что в северной столи­це догадывались, по какой причине и по какому поводу главноко­мандующий Ртищев, с необыкновенной легкостью казнивший осетинских и грузинских крестьян и обходившийся при этом без эмоций, был растроган «жалобами» князей и проливал слезы. Первое же письмо командующего с просьбой об отмене импера­торского решения по Южной Осетии было из монаршей канце­лярии передано «на рассмотрение в Комитет министров». Реше­ние последнего было кратким и повелительным: рескрипт Алек­сандра I от 31 августа 1814 года «привести в исполнение без от­лагательства». Такое постановление Комитет министров принял еще летом 1815 года. Но главнокомандующий продолжал упор­ствовать, он под разными предлогами откладывал вопрос о ли­шении грузинских тавадов феодальных владельческих прав в Южной Осетии. Генерал Ртищев продолжал посылать письма на имя императора, доказывая особую важность вопроса об эрис-тавских князьях, «отличивших себя усердною службою и полу­чивших за заслуги» феодальные владения в Южной Осетии. В ноябре 1815 года главнокомандующий вновь получил из Петер­бурга распоряжение о немедленном лишении князей Эристовых владельческих прав. На этот раз повторное решение Комитета министров поступило к генералу Ртищеву через министра внут­ренних дел. В нем указывалось, что главнокомандующий в Тиф­лисе «не должен был ни по каким причинам останавливать ис­полнение высочайшего указа» от 31 августа 1814 года «о взятии имения князей Эристовых в казенное ведомство». Новое поста­новление Комитета министров предписывало генералу Ртищеву «подтвердить через министра внутренних дел» о безотлагатель­ном исполнении императорского решения. Но главнокомандую­щий по-прежнему продолжал настойчиво защищать князей Эристави. У нас нет прямых данных, объясняющих позицию ге­нерала Ртищева. Приводимые им официальные мотивы о «жа­лости», «слезах» и пр. явно были неубедительны. Реальными могли быть только два объяснения, в которых не мог признаться Ртищев. Известно, что российские чиновники, особенно в Тиф­лисе, занимались казнокрадством и взяточничеством в крупных масштабах. Не исключено, что генерал Ртищев, отказываясь вы­полнить решение монарха и тем серьезно рискуя собственной карьерой, был слишком повязан взятками, которые к нему могли поступать не только от князей Эристави, но и от других феода­лов, опасавшихся участи Эристави. Вторая версия, также прос­матривающаяся в переписке по делу о феодальных владениях в Южной Осетии, - это политическое давление грузинских тава­дов, рассчитывавших на полное феодальное господство над всем югоосетинским крестьянством; в письмах генерал Ртищев указывал на возможные осложнения в крае, т.е. в Грузии, если лишить князей Эристави владельческих прав в Южной Осетии. Вполне уместно было предположить также сочетание этих двух обстоятельств - подкупа и давления тавадов. Однако дальней­шие события развивались следующим образом. В конце 1815 года князья Эристави подали на имя Александра I прошение, в котором пожаловались на архиепископа Досифея, якобы ложно утверждавшего, что они, Эристави, были в Южной Осетии правителями, но не феодальными владельцами. Опровер­гая это, князья указывали на незначительность денежной ком­пенсации, назначенной им, и сделали весьма важное признание: «... наследие» в Южной Осетии «невозможно вознаградить даже многими миллионами, так как оно бесценно...» Мы уже указыва­ли, что грузинский феодализм и его носители - царевичи и тава-ды переживали несколько необычную стадию общественного развития. Характерной особенностью этого социального про­цесса являлась высокая степень агрессивности в стремлении к феодальной собственности. Князья Эристави, писавшие свою жалобу Александру I, на уровне господствовавшей в Грузии фео­дальной идеологии на самом деле были уверены, что многомил­лионное денежное вознаграждение не может являться для них эквивалентом в свое время дарованной им собственности, пус­кай даже приносившей всего несколько тысяч рублей дохода в год, потому что при этой замене теряется не только феодальная собственность, но и феодальная власть, крайними формами на­силия устанавливаемая. Считая так, князья не поднимали воп­роса об увеличении им денежного возмещения, а обсуждали только один единственный вариант - возвращение им фео­дальных владений.

Во имя сохранения феодальной собственности в Южной Осе­тии Эристави и помогавшие им тавады шли на любые уловки, подлоги и провокации. Так, князь Михаил Эристав, о котором генерал Ртищев писал как о верноподданном императора, и гру­зинские дворяне - Бокрудт, Хуцес, Глаха Пицхелаури прилагали немало усилий, чтобы поднять крестьянское движение в Южной Осетии, тем самым они надеялись сорвать исполнение решения Александра I, принятого императором по Южной Осетии. Прово­кация тавадам удалась, глава Верховного правительства Грузии генерал Ахвердов в ноябре 1814 года, в разгар обсуждения дела князей Эристави, доносил фельдмаршалу Гудовичу, бывшему командующему на Кавказе, о крестьянских выступлениях в Юж­ной Осетии, направленных якобы против России. Фельдмаршал откликнулся моментально, он просил генерала Ахвердова обра­титься к восставшим, среди которых были не только осетины, но и грузины и армяне, проживавшие в Южной Осетии, и от его имени потребовать от них «разойтись» и «для личных объясне­ний» прислать к нему, Гудовичу, осетинских старшин; несмотря на сложности, отношение к фельдмаршалу Гудовичу не было враждебным в Южной Осетии. Поручение Гудовича правитель Грузии передал для исполнения ананурскому исправнику, т.е. начальнику уездной полиции. Исправник увидел в осетинском селении Алхангори около двух тысяч повстанцев, расставивших на границе «караулы для недопущения» в Ксанское ущелье князей Эристовых. При встрече с ананурским исправником участни­ки восстания «объявили», «что против правительства они не де­лают никаких противностей, кроме Эриставым». Несмотря на это заявление, правитель Грузии генерал Ахвердов в своем ра­порте Гудовичу не скупился на различного рода обвинения, в том числе в якобы антироссийском выступлении осетин, и просил фельдмаршала о введении в Южную Осетию российских войск, чтобы «силою оружия привести их (осетин - М. Б.) в покорность». Но фельдмаршал отказал генералу Ахвердову в вооруженном отряде, объяснив, что в этом нет смысла. Тем не менее управи­телю Грузии удалось собственными силами подавить в Южной Осетии восстание, направленное против князей Эристави. Гене­рал Ахвердов требовал также от российских властей строгих на­казаний в отношении 22 осетин, которых он обвинял как «зачин­щиков» восстания. Но Ахвердову было отказано и в этом, пос­кольку российская администрация знала, что главным фигуран­том, остававшимся в тени и инициировавшим восстание, был князь Михаил Эристав. Стоит отметить, что грузинские дворяне Бокрудт, Хуцес и Глаха Пицхелаури, принадлежащие к азнаурской партии, также участвовали в восстании осетин, однако прес­ледовали свои собственные цели, вынашиваемые ими в отноше­нии Южной Осетии.

Дело князей Эристави в связи с распоряжением императора о лишении их феодальных прав в Южной Осетии, однако, имело продолжение. Оно развивалось по традиционной грузинской схеме, с которой ни Петербург, ни император не в состоянии бы­ли справиться. В начале 1816 года Комитет министров вновь вернулся к вопросу о Южной Осетии и владениях в ней князей Эристави. На заседании Комитета с докладом выступил А.А. Арак­чеев, к этому времени ставший фактическим руководителем государства. Было ясно, что привлечение столь высокого чи­новника, каким был Аракчеев, к специальному докладу по Юж­ной Осетии продиктовано тактическими соображениями, приз­ванными дистанцировать императора, как «запутавшегося» в югоосетинской проблеме, от упорного сопротивления, которое оказывали его решениям главнокомандующий на Кавказе и гру­зинская знать. Суть доклада Аракчеева сводилась к предложе­нию, состоявшему из двух пунктов: а) приказать генералу Рти­щеву приостановить передачу имений князей Эристави в Южной Осетии в собственность государства; б) поручить главнокоман­дующему на Кавказе поставить вопрос о феодальных правах князей Эристави, а также миссионерской деятельности осетинс­кой духовной Комиссии в Южной Осетии на обсуждение общего собрания Синодальной Конторы и Верховного грузинского пра­вительства. Таким образом, всю проблему Южной Осетии замы­кали на генерале Ртищеве, из чего становилось понятно, в каком русле должны были развиваться события. Но этим не ограничи­вался замысел Аракчеева. Спасая престиж императора, он в за­пасе имел в виду еще и отставку главнокомандующего на Кавка­зе, однако лишь после того, когда последний сыграет свою роль по свертыванию вопроса о Южной Осетии. Ловко продуманная схема выхода из положения позволила Аракчееву отвести удары не только от Александра I, но и от Комитета министров, ранее настаивавшего на выполнении распоряжения императора. За­метно было и другое - не все министры смогли до конца усвоить «подтексты» доклада Аракчеева, поскольку многое им было не­известно, например, об отставке Ртищева и новой кандидатуре главнокомандующего, которому, по замыслу Аракчеева, предс­тояло пересмотреть всю политику России на Кавказе. К числу тех, для кого всемогущий Аракчеев остался «непрочитанным», относился и обер-прокурор Синода Голицын. Он продолжал отстаивать прежнее решение своего друга - императора, пытаясь обосновать свою позицию простыми и всем понятными аргументами. В частности, он напомнил, что императорский реск­рипт по поводу лишения князей Эристави феодальных прав стал известен на Кавказе, в связи с чем осетины даже «принесли бла­годарность за дарованную свободу», и задал вопрос - «какие причины найти можно, чтобы объявить им (осетинам - М. Б.) те­перь, что они должны быть в подданстве князей Эристави». Князь Голицын, хорошо знавший проблему, приводил и другой важный аргумент, подтверждавший разумность ранее принятого решения по поводу лишения князей Эристави феодальных прав в Южной Осетии. В частности, он напоминал о том, что после им­ператорского указа, согласно которому в свое время Эристави были предоставлены в Южной Осетии владения, то есть после того, как осетины оказались в «подданстве» князей, «они (осети­ны - М.Б.) бунтовали» и выступали не только против Эристави, но и российских властей. Голицын сослался также на то, как неп­росто было подавить тогда оружием массовый бунт в Южной Осетии. Он уверял Аракчеева и Комитет министров, что отмена последнего распоряжения императора и новое возвращение князьям Эристави феодальных прав в Южной Осетии подорвет среди «горских народов» «доверие к российскому правитель­ству». У князя Голицына были два конкретных предложения для Комитета министров: а) вернуться к вопросу о размере денеж­ного вознаграждения князьям Эристави за лишение их феодаль­ных прав; б) царский рескрипт по поводу лишения феодального присутствия Эристави в Южной Осетии привести в исполнение. Однако князь Голицын, вносивший наиболее разумные предло­жения, остался в одиночестве. Комитет министров, фактически находившийся под эгидой Аракчеева, не согласился с доводами Голицына и принял решение, предписывавшее генералу Ртище­ву приостановить «отобрание в казну имения князей Эристави» в Южной Осетии. Вскоре генерал Ртищев был отстранен от должности главнокомандующего, и, как и предполагалось, на его мес­то по рекомендации Аракчеева получил назначение А.П. Ермо­лов, еще в 1796 году в составе отряда В. Зубова участвовавший в освобождении Грузии от нашествия Ага-Мухаммед-хана. Поки­дая Тифлис, Ртищев направил Александру I рапорт; он сообщал императору о том, какой голодающей и разоренной он застал Грузию, заняв пост главнокомандующего края, и описывал, в ка­ком «цветущем состоянии» ее оставляет. А. Берже резко возра­жал Ртищеву, считая, что Грузия, пережившая со времен Ага-Мухаммед-хана тяжелое разорение, перенесла страшный голод и несколько вспышек холеры и чумы. Именно в этом состоянии и оставлял генерал Ртищев Грузию. Единственным достижением, которое этот генерал имел, являлась организация «кормления» грузинской знати за счет войскового довольствия, поступавшего в Тифлис для 28-тысячной русской армии, занятой ведением войны с Турцией и Персией.

"Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений" М.М. Блиев. 2006г.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна

Вернуться назад
Рейтинг@Mail.ru