Главная > Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отн. > Подъем всеобщего насилия

Подъем всеобщего насилия


20 августа 2007. Разместил: 00mN1ck
Несомненно, что после 60-х гг. XIX в. в России происходили важ­нейшие социальные, административные, судебные и правовые перемены. Но в Закавказье, далеком от Петербурга, и в особен­ности в Грузии, все эти перемены утопали в кавказской сумрач­ной цивилизации. Грузинская историография с 60-х гг. XIX века вплоть до нашего времени полна восторгами по поводу высокой грузинской культуры. Но когда знакомишься с историческими документами, сохранившимися от целой эпохи грузинского на­силия, оставленного тавадами - грузинской знатью, носителями грузинской «цивилизации», поражаешься тому, какой тяжелый и срамной шлейф оставили в истории предки современных раде­телей внедрения в Грузии европейской цивилизации.

Как и в России, в Тифлисской и Кутаисской губерниях кресть­янство ожидало освобождения от крепостнического гнета. Но год подготовки и проведения реформы оказался особенно тяже­лым. Грузинские тавады, опасавшиеся последствий реформы, словно желая выместить свое зло, были особенно агрессивны. Они создали небольшие отряды и с их помощью нападали на от­дельные крестьянские хозяйства и подвергали их разорению. Феодалы в Южной Осетии преследовали не только осетинских крестьян, но и грузин, имевших брачное родство с осетинами. Согласно «Протоколу» грузинского дворянского собрания Тиф­лисской губернии «князь Михаил, сын его Евстафий и внук Алек­сандр Мачабеловы» были «изобличены в жестоком обращении с Абрамом и Давидом Патаркацишвили» - с грузинской семьей, жившей в Цхинвали и имевшей осетинское родство. Несмотря на то, что Патаркацишвили являлись казенными крестьянами и состояли в обществе казенных крестьян Цхинвали, Мачабели «отягощали их разными поборами». В один из таких наездов князья Мачабели «истязали его, Давида, и брата его Абрама», «отняли» у них «сверх определенного денежного оброка урожай с восьми садов и 10 штук рогатого скота, а так же намеревались застрелить из них (Патаркацишвили - М. Б.) Давида». Патарка­цишвили обратился с жалобой к наместнику, дело рассматрива­лось дворянским собранием, а затем судом. Судебное разбира­тельство выявило, что Мачабеловы «произвольно отнимают... у крестьян имущество». Нанесли крестьянину Китесу Пасрадзе тяжелые побои, «от которых он тогда же умер». «Крестьяне Майсурадзе просили» власти «об удержании князя Мачабелова от раз­ных притеснений, самоуправий и неправильного присвоения их в крестьянство». Эти и другие обвинения крестьян, предъявлен­ные к Мачабеловым, казалось, трудно было оправдать. Князьям не грозили решения об аресте или же заключение в тюрьму. У них существовал негласный иммунитет. Самое «грозное» наказа­ние, которого могли опасаться Мачабеловы за приведенные вы­ше преступные деяния, это наложение со стороны администра­ции «опеки», т.е. контроля за деятельностью Мачабеловых. Но именно от этой «опасности», которая вынудила бы князей соб­людать закон, Мачабеловых решили выручить их собратья. Соб­рание предводителей и депутатов дворянства Тифлисской гу­бернии приняло решение «покорнейше просить г. Тифлисского гражданского губернатора от лица г. исправляющего должность тифлисского губернского предводителя дворянства принять на себя ходатайство перед его императорским высочеством наме­стником Кавказским об оказании князьям Мачабеловым милос­тивого снисхождения освобождением имением их от наложения опеки». Приведенное постановление дворянского собрания сос­тоялось в конце марта 1864 года. Не прошло и года, как крестьяне селения Пца Нинико, Алексей, Тасасий и Иван Абаевы обрати­лись к тифлисскому губернатору с жалобой на князей Мачабели, на этот раз «почерк» был тот же. Абаевы считались казенными крестьянами, но жили на земле грузинского помещика Давида Багратион Давыдова. Они платили повинности казне и помещи­ку. Братья Абаевы жаловались, что «Мачабелов, на земле коего мы хотя и не жили, но по праву помещика тоже взыскивал повин­ность натурой, таким образом, отбывая втройне повинность, мы пришли в разорение». Они писали также, что Мачабеловы жела­ли, чтобы им платили и денежную повинность. Нинико Абаев со­общал губернатору, как к нему явились «мировые посредники -князь Дмитрий Абашидзе и его помощник Гедеван Ананьев, «ко­торые вместо защиты хотели силою взять буйволов и потом на­казали меня розгами, от чего я теперь нахожусь в болезненном состоянии». Вместо расследования дела, ожидаемого братьями, власти наложили на их дома «экзекуцию», что фактически дела­ло семью вконец беззащитной, поскольку на нее, как на «прока­женную», обрушивали феодальный произвол и насилие. Читая письма осетинских крестьян, жаловавшихся на Мачабели по поводу их злодеяний, можно было думать, что Мачабели - из ряда вон выходящие самодуры-помещики. На самом деле зло­умышленные деяния этих князей были характерными, свой­ственными всем другим князьям и помещикам, орудовавшим в Южной Осетии.

Феодально-оккупационный сценарий, который Нинико Абаев воспроизвел от имени своих братьев в своем письме к губерна­тору, «переживали также братья крестьяне (однофамильцы - М. Б.) деревни Схлиты: Арджеван, Алексей, Гагуча, Басила, Каедин, Леван, Иван, Нипи, Бадила, Пичи, Габи, Георгий, Ноба и Михаил Пухаевы». Осенью 1864 года и в начале 1865 года они обраща­лись к великому князю наместнику Михаилу Николаевичу с пись­мом, в котором сообщали, как они поселились в деревне Схлиты «на землю князей Палавандовых», «отбывая Палавандовым по­земельную повинность, а в казну подати как казенные крестьяне, - жаловались Пухаевы, - но с 1845 года князья Иван и Дмитрий Эристовы стали присваивать их к себе в крестьянство и притеснять». В свое время Пухаевы жаловались на тройной гнет главно­управляющим генералам Нейдгардту и Воронцову, «по жалобам собирались сведения, но они не получали никакого удовлетво­рения». Князья же Эристовы, пользуясь тем, что один из родст­венников их управляет Горийским уездом, «начали сильнее при­теснять их требованием непомерных повинностей и для получе­ния этих повинностей теперь поставили экзекуцию». Пухаевы ссылались также на отмену крепостного права, никак не освобо­дившего их от тройного гнета. В Тифлисе рассмотрели вопрос, переслали ответ в Горийский уезд, откуда им сообщили: «... жа­лоба Пухаевых о неправильном будто бы присвоении их князья­ми Эристовыми как неосновательная не заслуживает никакого уважения, тем более, что в настоящее время все помещичьи крестьяне вышли уже из крепостной зависимости, о чем Главное управление по приказанию великого князя наместника просит объявить им». Подобное заключение официальных властей мог­ло рассматриваться крестьянами как издевательство. Князья Эристовы гораздо больше, чем Мачабеловы, были на виду у российских и грузинских властей. Им сходило с рук все, они без ка­ких-либо оглядок вели себя точно так же, как когда-то в Картли-Кахетинском валитете насильники-кызылбаши. В начале 1865 года, когда уже в Тифлисской губернии была «проведена» крестьянская реформа, крестьяне из осетинского села Нахиди писали тифлисскому губернатору: «... князь Луарсаб Эристов, который, кроме поземельных повинностей, отбываемых нами... требует и при участии местного участкового начальства взыски­вает еще и оброчные деньги с каждого из нас от 30 и 40 до 50 руб. серебром. Кроме того, разграбив нас в июне 1864 года, то­му же подвергаемся мы со стороны помещика и Заседателя». Крестьяне из села Нахиди описали картину, которая воспроиз­водила подлинную суть взимания персидскими вали шахской дани в Картли-Кахетии: «... мы, - жаловались крестьяне Нахиди, - подверглись сильнейшим противу прежнего истязаниям и убыткам, а именно: заседатель с 10 конными есаулами несколь­ко дней проживал между нами и причинял многие расходы, кро­ме того, он же отнял у нас: у Зураба одного быка и корову, Шио двух быков и у Матвея 12 руб. серебром. Затем он стал принуж­дать к уплате помещику всех денег, сколько помещик будет тре­бовать. Причем он же, подвергши побоям некоторых из нас, за­арестовал других». Грузинские историки, исследуя феодальный период своей истории, часто подчеркивают, что персидский дес­потический феодализм, который навязывала шахская Персия, миновал Грузию, якобы сохранившую свою «собственную мо­дель» феодализма. Было бы любопытно, однако, получить ответ на вопрос - какого из «элементов» варварского феодализма, на­саждавшихся в Южной Осетии после реформы в Грузии, недос­тает у «картин», которые крестьяне воспроизводили в своих жалобах и протестах?

Но вернемся к князьям Эристави, отличавшимся особой са­моуверенностью и мизантропией. Чтобы держать осетинское крестьянство в режиме страха и тревоги, эти князья, политичес­ки более изощренные, чем другие тавады, периодически совер­шали поездки по Южной Осетии; напомним - после реформы у Эристави не было уже, как то бывало раньше, забот по поводу того, есть ли у них в Южной Осетии феодальные владения или нет. Они брали с собой заседателя, старшину, судью и, уверен­ные в своем будущем, совершали поездки по своим владениям в Южной Осетии. В одну из таких поездок генерал Георгий Эрис­тов побывал в селении «Георгашени» - так переименовал гене­рал осетинское село Боли. Здесь он потребовал от крестьянина Ниника Гучаева «следовать» за ним «в поле для сосчитания скота». Было ясно, для чего Эристову понадобилось считать чужое пого­ловье скота. Крестьянин отказался идти с генералом на пастбище. Последний пожаловался властям, что Ниника Гучаев на его просьбы «отвечал... в выражениях самых оскорбительных и гру­бых». Георгий Эристов нагнетал ситуацию. Он обратился к тиф­лисскому губернатору с письмом. В нем он писал: «Такое пове­дение Ниника Гучаева против помещика, и еще заслуженного генерала, будет весьма дурным примером для окружного насе­ления». Георгий Эристов требовал для крестьянина сурового на­казания, иначе, - считал он, - «всякое ослабление... поведет к разбалованию крестьян». Свое письмо Георгий Эристов подал 7 августа 1866 года. Ровно через неделю, 13 августа того же года, Алексей и Буду (он же Ниника - М. Б.) Гучаевы» были «за­арестованы и отправлены к горийскому уездному начальнику для содержания их на тамошней гауптвахте впредь до особого распоряжения».

С куда более обоснованной жалобой к горийскому уездному начальнику обратился крестьянин из селения Одзис Иван Шенгелидзе. Он жаловался на помещика Николая Эристова, притес­нявшего его и пытавшегося изнасиловать его жену: «... несколь­ко раз нападал с крестьянами своими на мой собственный дом, чтобы изнасиловать ее, ... князь Николай Эристов еще 3 апреля сего года с придворными прислугами своими ворвался в мой ду­хан, выбросил во двор все продукты и порезал винные бурдюки». Иван Шенгелидзе ожидал, что по его заявлению пришлют следо­вателя в село Одзис, проведут следствие и накажут помещика. Мы бы привели и другие документы подобного рода, однако, ог­раничившись этим, отметим другое - российско-грузинские власти в Грузии никогда не отличались сколько-нибудь государ­ственной дисциплиной. И все же в период, когда у престола был еще Николай I, император периодически одергивал своих чинов­ников и генералов, служивших на Кавказе; когда в 1837 году Ни­колай I приехал в Тифлис и ознакомился со злоупотреблениями военных, чиновников и с конкретной обстановкой в Закавказье, он в том же году заменил Розена на посту главнокомандующего. С тех пор, как не стало Николая I, прошло 10 лет, и государствен­ные органы власти, считавшиеся российскими, но призванные функционировать в Грузии, пришли в состояние национальной деградации. Это стало особенно заметно после 1865 года, ког­да, казалось, крестьянская реформа должна была придать соци­альным отношениям, развивавшимся между помещиками и крестьянами, правовые формы. На самом деле именно с этого момента право принадлежало феодалу-грузину, бесправие - ос­тавалось уделом остальной части общества. Иван Шенгелидзе, крестьянин из села Одзиса, на глазах которого феодал пытался изнасиловать его жену, зря ожидал, что придет следователь, состоится суд и добро восторжествует. Свое заявление Иван Шенгелидзе писал 8 апреля 1867 года, в тот же годи месяц, 21 апреля, было совершено нападение грузинских князей Едижера и Зака Херхеулидзевых на осетинское село Корнис, откуда они угнали 60 голов крупного рогатого скота. Местный пристав донес об этом горийскому уездному начальнику, последний распорядился «не делать названным крестьянам притесне­ний», и этим завершилось дело. Впрочем, завершилось оно для горийских властей, но не для крестьян, и даже не для помещи­ков Херхеулидзе. В один из таких же княжеских набегов, предп­ринятых Херхеулидзе в Корнис, «крестьянин Реваз Хасиев, жи­тель этого села, убил Давида 3. Херхеулидзе. Горийский уезд­ный начальник «оживился» и обратился к тифлисскому губер­нскому предводителю дворянства, чтобы он ходатайствовал о выселении осетин из селения Корнис «как вообще людей вред­ных для общества». Между тем Реваз Хасиев создал из кресть­ян небольшую «разбойную» группу, и они убили еще одного князя - Давида Т. Херхеулидзе. Решение уездного начальника о выселении осетин из села энергично поддержал предводитель дворянства Горииского уезда князь Эристов, считавший, что он обязан «ходатайствовать» «о переселении... всех без исключе­ния осетин, живущих в селении Корниси». Страсти так накали­лись, что крестьяне, узнав о решении властей, убили еще одно­го Херхеулидзе и ранили двоих. Продолжавшийся ровно десять лет поединок между крестьянами, с одной стороны, и грузинс­кими феодалами совместно с властями - с другой, естественно, окончился в пользу вторых. Опасаясь, что жители Корниси, если их выселить, могут создать крупный отряд и жертв станет еще больше, власти не решились на крайние меры. Но они были настойчивы, когда дело касалось интересов феодалов. Горийс-кие и тифлисские власти арестовали наиболее активных кресть­ян Корниси - тех, кого, по признанию Херхеулидзевых, боялись даже власти. Расправа с крестьянами и предъявление к жите­лям этого села требования «возмещения» 1850 рублей в пользу грузинских феодалов и продолжавшиеся угрозы о выселении заставили крестьян смириться со своей судьбой. С судьбой смирились не только в Корниси, но и во всех осетинских обще­ствах Южной Осетии. В связи с этим мы возвращаемся к отче­ту начальника Осетинского участка, где за 1864 год не прои­зошло ни одного крестьянского выступления и даже ни одного сколько-нибудь заметного местного столкновения. Несом­ненно, в данном случае значение имела суета, происходив­шая вокруг крестьянской реформы. Но наряду с этим на ситу­ацию в Закавказье, в том числе в Южной Осетии, оказывали влияние события на Северо-Западном Кавказе - окончание здесь Кавказской войны и массовый исход сотен тысяч черке­сов, ставших жертвой собственного сопротивления продви­жению России на Кавказе. Благодаря такому радикальному решению черкесской проблемы российские власти на Кавка­зе более не церемонились с «урегулированием» таких ситуа­ций, как югоосетинская. Это хорошо почувствовали грузинс­кие тавады, постоянно толпившиеся вокруг наиболее значи­мых на Кавказе чиновников и генералов. Под впечатлением от черкесских событий грузинские тавады в это время постоянно используют в качестве пугала угрозу выселения осетин из Южной Осетии. На политические настроения крестьян Южной Осетии, погашая их социальный потенциал, серьезно повлия­ло выселение части северных осетин в Турцию. Переселение вместе с жителями Зругского ущелья более 500 дворов в Ставрополье, несомненно, усугубляло тревогу крестьян, соз­давало для Осетии в целом напряженную политическую обс­тановку. Пользуясь этим, грузинские тавады ужесточили окку­пационный режим в Южной Осетии и приступили к ее оконча­тельному феодальному освоению. Со своей стороны, рос­сийские власти в центре Кавказа, в Грузии, решили продол­жить поиски социальной поддержки в лице грузинской знати, негласно освободив эту знать от соблюдения принятых норм государственной жизни.

"Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений" М.М. Блиев. 2006г.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна

Вернуться назад
Рейтинг@Mail.ru