Главная > Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отн. > «Спящие великаны» проснулись...

«Спящие великаны» проснулись...


23 августа 2007. Разместил: 00mN1ck
Обозначив своих «врагов», грузинские националисты нуждались в том, чтобы обострить обстановку в Грузинской республике и приступить к разрушению в ней политического режима. Этого требовали не только агрессивные идеологические установки, но в еще большей степени законы теневой экономики. В сущности, для Грузии, ставшей на путь переходной экономики, разрушительные усилия националистов, направленные на слом старого режима, были вполне кстати. Главная задача, стоявшая перед ними, это отторжение Грузии от России, которое привело бы к свободе хозяйственно-экономической деятельности и при этом Москва перестала бы быть камнем преткновения для тех, кто уже обладал крупными капиталами, нажитыми благодаря подполь­ной экономике. Было очевидно, что бурные политические собы­тия, происходившие в Грузии в 1989 году, своим острием будут направлены против России, игравшей роль главного «образа врага». Сложность ситуации, однако, заключалась в том, что ник­то толком не знал, как досадить «русскому медведю» так, чтобы он, по меньшей мере, обратил внимание на южную республику. По логике вещей грузинские «спящие великаны», «проснув­шись», должны были идти походом на Москву. Поскольку это им было не под силу, они решили военно-политические события на­чать с Южной Осетии; формальным основанием для того, чтобы обрушиться на автономную область, явилось «Постановление» Юго-Осетинского Совета народных депутатов о включении в Конституцию Грузинской ССР пункта: «В Юго-Осетинской авто­номной области государственным языком является осетинский язык». Такое постановление в автономной области было принято в ответ на Закон «О грузинском языке», согласно которому гру­зинскому языку был придан особый статус, предусматривавший языковую ассимиляцию граждан Грузии негрузинской нацио­нальности. Реакция на Постановление Юго-Осетинского Совета об осетинском языке была бурная. У грузинских националистов неизменным всегда оставался один единственный принцип -«Что позволено Юпитеру, не позволено быку». «Главный комитет национального спасения» выступил с «обращением к грузинско­му народу», призвав население республики добиться у руковод­ства Грузии решения трех задач: 1. По всей территории Грузии провести массовые митинги, демонстрации и предупредитель­ные забастовки с требованием ликвидации незаконно создан­ной Юго-Осетинской автономной области; 2. Грузинское прави­тельство должно принять срочные меры прошв провокаторов, чтобы в Цхинвале не повторилась подобная Сухуми трагедия; 3. В г. Цхинвале провести многотысячный митинг, который бы выс­тавил все вышеизложенные требования и пресек «нарушение» «прав грузин, дискриминацию грузинского языка на этой древ­нейшей грузинской земле». Согласно «Обращению»... в одно­часье осетины были объявлены «пришельцами из-за гор», и они «должны оставить эту Землю», которая отныне была объявлена «древнейшей» грузинской землей. На этом этапе из грузинского лексикона окончательно исчезло название «Южная Осетия»; в Грузии широкое распространение получили топонимы «Самачабло», «Шида Картли». «Главный комитет национального спасе­ния» в обращение включил два лозунга: «Самачабло - это Гру­зия», «Да здравствует независимая Грузия». Не был забыт и Кремль. В связи с предложением Юго-Осетинский области о по­вышении статуса осетинского языка Кремль был обвинен в «оче­редной провокации, цель которой - новое кровопролитие и ге­ноцид грузин». Избрав Южную Осетию направлением «главного удара по Кремлю», грузинские националисты тут же создали но­вую газету, назвав ее «Самачабло». В Южной Осетии отдавали себе отчет в том, что над политическим статусом автономной области нависла серьезная опасность. Это было тем реальнее, что защищать Южную Осетию никто не собирался - не только Кремль, но даже Северная Осетия держалась в стороне от на­висшей над жителями автономии серьезной угрозы. В этих усло­виях в Южной Осетии рассудили - ликвидация автономной об­ласти может быть прерогативой Союзной Республики Грузия, сложнее - если ликвидируется автономная республика, обычно имевшая свою собственную конституцию. Учитывая это, 10 но­ября 1989 года Чрезвычайная сессия Совета народных депута­тов Юго-Осетинской автономной области приняла решение пре­образовать Юго-Осетинскую автономную область в Автономную Советскую Социалистическую Республику, одновременно обра­тившись в Верховный Совет Грузинской ССР и Верховный Совет СССР с просьбой рассмотреть вопрос в соответствии с Консти­туцией СССР В Грузии не ожидали такого политического хода. Он был неожиданным и для Москвы, и для Владикавказа. Провозг­лашение Южной Осетии республикой было на руку грузинским националистическим организациям. Несмотря на это, Совет на­родных депутатов Южной Осетии проявил политическую дально­видность, - его решение вовремя обнажило идеологическую суть борьбы, которую неонацизм объявил малой и никем не за­щищенной автономии. Но самое главное - решение о провозгла­шении Южной Осетии в республику подняло осетинский народ на защиту своей родины. Стоит подчеркнуть - грузинское обще­ство, наряду с нацистским движением, все еще сохраняло здо­ровые силы. Их объединяло «Грузинское национальное движе­ние». Зная обстановку в Грузии «изнутри», это общественное движение распространило в Цхинвале листовку, призывавшую осетин и грузин к сохранению дружбы между двумя народами. Листовка составлялась в условиях, когда в Грузии развернулось мощное антиосетинское движение, бросившее клич - идти в Цхинвале для упразднения Юго-Осетинской республики. 23 но­ября 1989 года в грузинской печати (газета «Сакартвело») было распространено объявление о митинге в Цхинвале. В нем сооб­щалось, что в этот день в центре Цхинвала «по инициативе ко­ренных грузин состоится санкционированный митинг» с повест­кой дня: «1. Национальные проблемы Грузии на современном этапе; 2. Референдум; 3. Вопросы нормализации межнацио­нальных отношений; 4. Защита национальных интересов корен­ных жителей Грузии на исторической земле Самачабло». Понят­но, что подобные проблемы не решаются на митинге, но задача ведь заключалась не в обсуждении и решении серьезных проб­лем, а в том, чтобы обострить обстановку и «замутить воду», в которой нуждались толстосумы - грузинские олигархи. В Грузии и в Южной Осетии осознавали, что митинг может взорвать ситу­ацию, и без того накалившуюся в Грузинской республике. Нака­лилась обстановка и в Южной Осетии, где на уровне официаль­ных властей было принято решение о недопущении проведения в Цхинвале грузинского экстремистского митинга. Но остано­вить грузинское шествие на Цхинвал было невозможно. На мно­гочисленных автобусах 23 ноября к пригороду Цхинвала подъе­хало 30 тысяч грузин, готовых к шествию на митинг. Но здесь, на въезде в город, их встретил отряд осетин из 200 человек. Они не были вооружены, но, проявляя выдержку, терпеливо объясняли, что в Цхинвале нет такой площади, где бы разместились 30 ты­сяч митингующих, их появление в городе может вызвать беспо­рядки, за которыми явно последуют тяжелые события. Перего­воры шли два дня. Было видно, что желавшие митинговать не очень хотят рисковать, и во второй день удалось убедить их в бессмысленности и опасности входа в город такой массы лю­дей. Но для лидеров общественных организаций - общества «Святого Ильи», «Хельсинского союза», «Независимой Грузии» важно было спровоцировать хотя бы какие-то события... и с этой целью часть вооруженных грузин, «растворившихся» в грузинс­ких селах Южной Осетии (Тамарашени, Ачабети, Курта и Кехви), стала обстреливать транспорт, проезжавший в сторону Джавского района. В результате 21 человек получил ранения. Кроме того, было захвачено 85 человек в качестве заложников. Производились грузинскими вооруженными боевиками и другие про­тивоправные действия в Южной Осетии. Однако более 30 тысяч грузин, приехавших митинговать, на второй день были вынужде­ны вернуться ни с чем в Тбилиси. Комментируя «поход на Южную Осетию», лидер «Национально-демократической партии Грузии» Г. Чантурия писал, что в Грузии многие партии были против такой акции. Отказалась участвовать в этом и партия Чантурия. Оцен­ка последнего, наблюдавшего за походом на Цхинвал, была жесткой: «Случилось очень неприятное, по-моему, грузины тако­го позора не видели», - писал Гия Чантурия. «Все, что случилось, стыдно! Более двадцати тысяч грузин, - продолжал тот же лидер партии, - вернулись обратно. Это слухи, что у входа в город сто­яли женщины и дети. Там стояли 20-30-летние осетинские парни около 200 человек». Г. Чантурия считал, что надо было ехать в Цхинвал не для митинга, а с войной. В Грузии, собственно, не было политической партии или же общественной силы, если не считать ничего не решавших простых людей, которая бы так или иначе не расшатывала обстановку. В этой разрушительной энер­гетике, в сущности, и состояла внутренняя социальная и нацио­нальная логика грузинского общества, ведшая Грузию по пути формирования неонацизма. Идеология неофашизма, появив­шегося и растущего на авансцене политической жизни Грузии, на фоне традиционного и привычного национал-шовинизма ни­кого не пугала, поскольку различия между этими двумя полити­ческими системами не очень бросались в глаза. Работники Тби­лисской прядильной фабрики имели свое отделение в национа­листическом движении «народный фронт Грузии». От имени сво­ей фабрики 1 декабря 1989 г. они обращались к председателю Президиума Верховного Совета Грузии Г. Гумбаридзе, Предсе­дателю «Народного фронта» Н. Натадзе и редактору литератур­ной газеты с «Обращением», в котором призывали к ликвидации всех национальных общественных движений, кроме грузинских, и к изгнанию с территории Грузинской республики лидеров этих движений. Главной мотивацией для подобной акции служило «оскорбление государственного языка Республики». Абсурд­ность подобного вымысла была очевидна, но суть в том, что гру­зинское общество переживало новый идеологический бум, перспективы которого были достаточно прозрачны.

Тревожно было в Южной Осетии. Неспокойно жилось и в Се­верной Осетии. В Южной Осетии, кроме правительственных органов, успешно действовал Совет «Адамон ныхас», объединивший вокруг себя наиболее здоровые силы. Главные задачи, об­суждавшиеся в Республике Южная Осетия, были связаны с сохранением мира, с решением экономических и социальных проб­лем, все более осложнявшихся из-за ухудшения обстановки. «Но первейшей задачей» югоосетинские власти все еще считали «восстановление традиционной дружбы между народами, насе­ляющими» Южную Осетию. Однако более реально ситуацию расценивал Осетинский молодежный союз «Ир», обратившийся к народным депутатам от Юго-Осетинской АО. «Союз» был недо­волен пассивностью депутатов, недостаточно отстаивавших ин­тересы Южной Осетии, оказавшейся в экономической и полити­ческой блокаде. «Мы рассчитывали на то, что вы с трибуны съез­да народных депутатов СССР и на заседаниях Сессии Верховно­го Совета СССР дадите политическую оценку происходящему в Южной Осетии и поставите перед Верховным Советом СССР и вторым съездом народных депутатов СССР вопрос о пресече­нии противозаконной деятельности грузинских экстремистов», -заявлял Осетинский молодежный союз «Ир» и требовал от депу­татов сложения полномочий, поскольку они не справились с де­путатской деятельностью.

С середины декабря 1989 года Южная Осетия фактически бы­ла блокирована вооруженными отрядами неформальных орга­низаций Грузинской республики. Уже тогда стали поступать в больницы Цхинвала первые раненые - в основном из мирных жителей. В связи с событиями в Юго-Осетинской АО в обраще­нии писателей Северной Осетии, адресованном «писателям Советского Союза, ко всем творческим работникам» страны, отмечалось, что в Южной Осетии «льется кровь, что в Северную Осетию ежедневно прибывают беженцы». Напоминалось и дру­гое - «грузинские неформалы, так страстно осуждавшие ввод войск в Тбилиси в апреле 1989 года, - теперь сами вторглись в Цхинвал многочисленным отрядом вооруженных националис­тов». В Северной Осетии конкретную организационную работу по оказанию помощи Южной Осетии проводило общественное движение «Адамон цадис», состоявшее главным образом из патриотически настроенной интеллигенции. Члены «Адамон цадис» проводили во Владикавказе митинги в поддержку Южной Осе­тии, собирали средства в помощь жителям области, оказавшимся в экономической блокаде. Члены «Адамон цадис» ходили по до­мам грузин, живших во Владикавказе, и вели разъяснительную работу, направленную на то, чтобы приостановить наметившуюся среди грузинского населения тенденцию к переселению в Грузию. Они также держали в поле своего внимания грузинскую школу во Владикавказе, оберегая ее от возможных провокаций. На начальном этапе грузинского вооруженного нападения офи­циальные власти Северной и Южной Осетии прилагали немало усилий, направленных на установление мира и согласия в грузи­но-осетинских отношениях. Вместе с тем замечалась у партий­ных и советских органов власти неспособность понять внутрен­нюю природу грузинской осетинофобии, а отсюда проистекало их неумение прогнозировать развитие событий в Южной Осе­тии, из-за чего проявлялась политическая наивность и соверша­лись ошибки, с нею связанные. Что касается грузинских властей, заинтересованных в наращивании конфликта в Южной Осетии, то они формально отстранились от националистических партий и движений, прикрывались пацифистскими заявлениями, при этом реальных шагов для предотвращения войны с Южной Осетией не предпринимали. В этом отношении образцом служило обращение первого секретаря ЦККП Грузии Г. Гумбаридзе к гру­зинскому народу, в котором он заявлял: «На съезде народных депутатов СССР Грузия одержала принципиальную победу. Воз­родился, возвысился дух Грузии, грузин...» Было ясно, что «воз­вышением духа грузин» вдохновлялись те, кто блокировал Юж­ную Осетию и периодически подвергал ее обстрелу из различ­ных видов оружия. Чтобы обострить ситуацию, Г. Гумбаридзе не забыл упомянуть и о другом - накануне, в ночь с 3 на 4 января, в селе Приси Цхинвальского района произошел трагический случай, - при неизвестных обстоятельствах был смертельно ранен в грузинской семье Никоришвили девятимесячный младенец. Бы­ло возбуждено уголовное дело, но, не дожидаясь результатов расследования, органы печати ЦК КП Грузии - газеты «Комунис-ти» и «Заря Востока» объявили несчастного младенца жертвой «распоясавшихся осетинских экстремистов». В тот же день, ког­да так спешно несчастный случай приписали осетинской сто­роне, Г. Гумбаридзе в своем обращении к грузинскому народу подчеркивал, что «тому, кто вольно или невольно поднял руку на грудного ребенка, довел до отчаяния родителей», «не будет ни­какой пощады». Цель такого заявления была ясной. Каждый здравомыслящий человек понимал, что установить, кто конкрет­но во время стрельбы попал в ребенка, невозможно, но на фоне этого случая можно было обострить ситуацию, и Г. Гумбаридзе это ловко делал, несмотря на то, что ему было известно: отец ребенка был грузин, а мать - осетинка, и предполагать умыш­ленное убийство с одной или с другой стороны не было ни малейших оснований. В этом, собственно, состояла суть заявления прокурора Юго-Осетинской области А. Кочиева, отметившего: «Совершенно не допускаю мысль о том, чтобы кто-либо умышленно поднял руку на жизнь младенца, какими бы сложными ни были отношения между двумя дружественными народами - осе­тинами и грузинами». Различие в заявлениях грузинского поли­тического лидера и осетинского прокурора по одному и тому же несчастному случаю предельно ясно свидетельствовало о том, насколько разными были устремления сторон: Г. Гумбаридзе как бы незаметно подбрасывал сухих дров в пожар войны, а осетин­ский прокурор, продолжая верить в дружбу, пытался погасить огонь. Но более полно своим внутренним содержанием полити­ческая ситуация стала проясняться весной 1990 года. На это время выпала новая волна обострения грузино-осетинских от­ношений. Поводом для нагнетания обстановки послужило поми­новение жертв 9 апреля 1989 года, - в этот день советские войс­ка в городе Тбилиси подавили народное движение. Событиям, состоявшимся годом раньше, грузинская печать уделяла особое внимание. Они рассматривались в контексте двух политических событий: а) выход Грузии из состава СССР, б) ликвидация Юго-Осетинской автономии и заселение этой автономии грузинским населением. Поскольку в Южной Осетии видели новую угрозу разрастания и углубления конфликта, то, желая разрядить обс­тановку, в некоторых коллективах, в том числе в Педагогическом институте Юго-Осетии объявили этот день нерабочим, были вы­вешены траурные флаги, в городе Цхинвале в церкви св. Марии, куда пришли местные жители, в частности представители осетин­ской интеллигенции, состоялась панихида в память о жертвах. На страницах местных газет были выражены соболезнования, -словом, осетинское население искренне разделяло скорбь гру­зинского народа. Но у новой грузинской идеологии, как и у поли­тических процессов в Грузии, была своя собственная динамика, мало считавшаяся с нормами цивилизованной нравственности. Именно в эти траурные дни, когда, казалось, грузинский народ занят поминовением, в газете «Собчато Осети» было опублико­вано «Обращение грузинской общественности города Цхинвали к Верховному Совету Грузии и Национальному форуму Грузии» с требованием о ликвидации Юго-Осетинской автономии. Здесь же на митинге, состоявшемся в грузинской школе №1, грузинские ораторы ультимативно требовали от осетин поддержки Гру­зии в ее стремлении выйти из состава СССР. Было очевидно, что грузинское население, с которым у южных осетин ранее не отме­чалось поводов для противостояния, было руководимо из Тбили­си. Ясным становилось и то, что в самом ближайшем будущем последуют серьезные политические перемены. Никто не сомне­вался, что кампания, разыгрывавшая память о жертвах 9 апреля 1989 года, это «поминовение» по поводу ухода в прошлое «Гру­зинской ССР», становившейся перевернутой страницей в исто­рии грузинского народа.

"Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений" М.М. Блиев. 2006г.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна

Вернуться назад
Рейтинг@Mail.ru