поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
 
 
Аллюзии Нартовского эпоса в творчестве Коста Хетагурова
Автор: 00mN1ck / 4 сентября 2011 / Категория: Авторские статьи
Абисалова Раиса Николаевна
к.филол.н, ст.н.с. гуманитарной лаборатории ВНЦ РАН и Правительства РСО-А

Аллюзии Нартовского эпоса в творчестве Коста ХетагуроваВ истории мировой цивилизации нет незначительных периодов. Тем не менее, каждый народ обнаруживает в процессе своего развития некий момент, ставший определяющим в его истории и на много десятилетий наметивший дальнейший путь формирования культурного облика нации.

Для России такой точкой отсчета стала петровская эпоха, обозначившая ориентацию на Запад и отделившая историю Древней Руси от истории абсолютистской империи, сформированной усилиями Петра 1 и его сподвижников. Именно в 1-ю треть 18 века определился характер светской русской культуры.

В истории Осетии эпохой, когда наметился облик новой национальной культуры, стала последняя треть 19 века. Именно в это время формируется осетинская духовность, носителем которой стала молодая генерация национальной интеллигенции, осознавшей свою ответственность перед будущим своей родины. Осетинские интеллигенты-патриоты мечтали увидеть свой народ озаренным светом культуры, как национальной, так и мировой.

Во второй половине 19 века складывается костяк осетинской интеллигенции. Осетия ощутила потребность не только во врачах и учителях, но и в поэтах, художниках, журналистах, этнографах, фольклористах, общественных деятелях. Вспоминая высказывание классика о том, что эпоха Возрождения нуждалась в титанах и породила титанов в различных областях деятельности. можно утверждать, что Осетия родила титана, который своим многогранным талантом сумел охватить все сферы культурной жизни народа. Этим титаном культуры явился для Осетии Коста Хетагуров. ставший великим национальным поэтом, но в то же время и художником, и публицистом. и журналистом, и этнографом, и историком, и общественным деятелем.

Роль Коста как основоположника осетинского литературного языка может быть сравнима только с ролью А.С. Пушкина в истории русской словесности. Поэтому выражение «Пушкин — это наше все» было органично и естественно отнесено к Коста Хетагурову. так как его талант охватил все сферы культуры и был освещен главным даром — великой любовью к своему народу и стремлением каждым днем своей жизни и каждой частицей души приближать счастливое будущее своих обездоленных земляков.

Коста Хетагуров — осетинский, глубоко национальный поэт и в то же время художник в самом широком смысле этого слова, чьим творческим храмом был весь мир, а Отечеством — вся Вселенная. Выходец из маленького селения, затерявшегося в складках суровых гор, он не получил университетского образования, однако широта взглядов, горячая жажда знаний, мощный интеллект, интерес к новому, восприятие осетинской культуры как части мировой и в контексте мировой стали причиной того, что творческая лаборатория Коста вместила сотни и сотни понятий мировой художественной культуры. Музыка Шарля Гуно и Чайковского, Рубинштейна, Шуберта и Штрауса, картины художников итальянского Возрождения и английского сентиментализма, произведения Шекспира и Сервантеса, Ричардсона и Шиллера, Жюля Верна и Альфонса Доде, басни Эзопа и Лафонтена, научные изыскания Томаса Эдисона и Всеволода Миллера, библейские персонажи и великие русские писатели и поэты — это лишь небольшой перечень имен и понятий, вошедших в круг его интересов и ставших неотъемлемой частью его мировоззрения и творчества.

И все же Коста Хетагуров, по словам И.В.Джанаева, — «первый зачинатель художественного слова на осетинском языке,... создавший образцы совершенного поэтического искусства».1

Творчество К.Хетагурова теснейшим образом связано с фольклором, значение которого для осетинского народа, обретшего письменность лишь в конце 18 века, трудно переоценить. «Устное творчество было единственной областью, в которой могло проявляться замечательное поэтическое дарование осетинского народа, его многовековой опыт, его мудрость, жизнерадостность, юмор, меткость языка», — пишет автор самой основательной монографии по данной проблеме — «Коста Хетагуров и осетинское народное творчество»2 — профессор З.М. Салагаева.

Центральное место в народном творчестве Осетии занимает Нартовский эпос, в котором отражена вся история осетинского народа, его быт и нравы, обычаи и верования.

Коста Хетагуров, знаток осетинского фольклора, естественно и органично вошедшего в его творчество, не мог не восхищаться лучшим достижением народного гения — Нартовским эпосом осетин. У него нет специальных работ по нартологии, нет прямых заимствований из эпоса, однако то мифологическое мышление, которым он, взращенный на почве народных песен, сказок, легенд и преданий, бесспорно, обладал, позволило ему органично соединить в своем методе лирическое и эпическое начала. Аллюзиями и реминисценциями Нартовского эпоса пронизано творчество великого осетинского поэта.

Выходец из народной среды, Коста прекрасно понимал значение нартовских сказаний в жизни осетин. Именно 2-я половина 19 века стала временем активного собирания фольклорных источников и превращения устного эпоса в письменный. В одном из «Владикавказских писем» Коста подтверждает свое осознание роли Нартовского эпоса для осетинского народа словами лингвиста и этнографа барона П.К. Услара (1816-1875), ученого-исследователя быта и истории осетин В.Б. Пфаффа, русского писателя и этнографа Евгения Маркова. Приведены следующие слова доктора Пфаффа: «Песнь о нартах осетин слушает до сих пор с таким же благоговением, как мы — Евангелие». В статье также дается высказывание Евгения Маркова: «Это народ (осетины — Р.А.) такого широкого и притом древнего эпоса, подобный которому трудно встретить».3

Коста Хетагуров считает Нартовский эпос неким руководством в поведении осетин (в связи с осетинскими обычаями, верой в загробный мир и т.д.). Поэт осознавал, какое значительное место занимает Нартиада в народной среде. Так, в этнографическом очерке «Особа» он пишет: «Тяжело больного родственника не оставляют ни днем, ни ночью. По ночам дежурит, главным образом, молодежь. Чтобы отвлечь больного от мысли о болезни, они стараются быть веселы-ми, рассказывают сказки, играют на осетинском фандыре и небольшой 12-струнной арфе и под аккомпанемент распевают легенды о нартах, даредзанах и других мифологических героях (т.4, с.362).

Коста, бесспорно, был вовлечен в процесс формирования письменного Нартовского эпоса. Об этом свидетельствуют его записные книжки и наброски. В одном из набросков читаем: «Уырызмæг, Хамыц, Созырыхъо. Сослан и Сатана. Сæ мад донбеттырты чызг. За ней очень долго ухаживал Уастырджы, но она не ответила ему взаимностью. Когда она умерла, то она йæ фырт[т] æн загьта: бахъахъхъæнут уæ мады цыппар æхсæвы. Они стали по очереди охранять могилу матери. Иу æхсæв Сосланы рад куы уыдис, уæд лæппу бафынæй, афтæмæй Уастырджы æрсыдис æмæ йæ зæппадзы йемæ фæцис, æстæй йæм ноджы бауагьта йæ бæхы æмæ йæ куыдзы æмæ йын...В надлежащее время из зæппадза стали раздаваться сывæллоны кæуын, байраджы мыр- мыр æмæ къæбысы рæйын.

Сыновья пришли æмæ йын йæ хуылфæй райстой чызг (Сатана), байраг (Уырызмæджы хъулон бæх) æмæ къæбыс (Уырызмæджы егар). Необыкновенные способности и красота Сатаны. [Сватовство]. Нежелание братьев отдать ее на сторону. Опасения Уырызмæга, как старшего брата, что нарты будут смеяться над такой свадьбой. Братья, однако, и главное, сама сестра настояли и сыграли свадьбу. Чтобы рассеять молву, Сатана посоветовала мужу оседлать осла, сесть на него спиной к голове с палкой вместо плети и в рубищах и разъезжать по улицам Нарта. Интерес, вызванный таким необыкновенным ориг поступком, мало-помалу улегся, толпа разошлась, и все пошло на лад». Коста оставил нам запись одного из любопытнейших эпизодов Нартовского эпоса — рождение Сатаны и ее брак с Урузмагом.

Универсальные архетипы оплодотворения, рождения, материнства воплотились в Нартовском эпосе в мотиве, весьма распространенном в мировой эпической традиции — рождение человека от небожителя (или небожительницы) и земной женщины (мужчины) (например, в кельтском эпосе — рождение Кухулина от бога Луга и земной женщины; в древнегреческой мифологии — рождение Ахилла от царя Пелея и богини Фетиды).

Однако Коста не случайно записывает именно этот сюжет. Он уникален, прежде всего, стыком архетипных единиц, собранных в одном эпизоде, так как в склепе от Уастырджы рождается не только Сатана, но и жеребенок и щенок.

Коста Хетагуров также записывает сюжет женитьбы Урузмага и Сатаны. Мифологема женитьбы своеобразно реализуется в мотиве инцеста. Кроме того, в записанном сюжете отражено восхищение Коста мудростью, находчивостью Сатаны, которая придумывает способ убедить Урузмага в том, что народная молва бывает недолговечной, и нарты быстро привыкнут к этому кровосмесительному браку.

Интересен тот факт, что, записывая этот эпизод, Коста использовал и осетинский и русский языки. Как носитель двуязычия поэт очень естественно и, может быть, даже неосознанно переходит с одного языка на другой.

Аллюзии из Нартовского эпоса, связанные с Сатаной, разбросаны то здесь, то там в творчестве Коста. В письме к Андукапару Хетагурову он, высказываясь по поводу одного из родственников, заявляет, что тот «мастер на такие проделки, которые не поймет сама Сатана» («Васил дæр ахæм чъиллиппытæ зоны, æмæ сæ Сатана дæр нæ бамбæрдзæн»). (т.5, стр.261). У Коста Сатана — воплощение острого ума и проницательности. И если уж Сатана чего-то не поймет, то не поймет никто.

В набросках и записных книжках находим и другие записи сюжетов Нартовских сказаний, в частности, эпизод о хитрой жене Сырдона, по приказу своего мужа ловко избавлявшейся от нежелательных гостей (т.5, стр. 249).

Сравнение с Сырдоном — героем-трикстером, то есть плутом, хитрецом и обманщиком встречаем в нескольких произведениях Коста.

Так. герой стихотворения «Кто ты?», жалуясь на грубость, хитрость и коварство отца своей возлюбленной, сравнивает его с Сырдоном:

Сæрæстыр, æсхъæлдзырд,
Ӕнæбарвæссон,
Хæдзары — хъæды сырд,
Хъæубæсты — Сырдон.

Он высокомерен
Всегда с батраком.
Сырдоном и зверем
Входил он в свой дом.
(пер. Л. Озерова)


Сравнения героев своих произведений с Нартовскими героями у Коста возникают спонтанными аллюзиями, как нечто само собой разумеющееся, не нуждающееся в объяснении. Предполагается, что читатель прекрасно знает этих героев и присущие им черты, им ничего не нужно разъяснять.

«Назвать кого-нибудь Сырдоном, — пишет В.И.Абаев, — или в похвалу хозяйке сравнить ее с Сатаной, а хозяина с Урузмагом — это значит дать такую им характеристику, которую поймет каждый осетин без всяких комментариев».4

Стихотворение «Кто ты?» («Чи дæ?») написано поэтом на осетинском языке, поэтому аллюзия на нартовского Сырдона вполне понятна и, возможно, возникает в воображении поэта невольно, как некая реминисценция. Однако сравнение с Сырдоном сохранено и в приведенном выше переводе Л.Озерова, и в переводе А.Ахматовой:

«...И горд и надменен
Пред бедными он;
С соседями груб он,
А дома— Сырдон...»


Понятное для читателя, знакомого с Нартовским эпосом, упоминание в стихотворении Сырдона ни о чем не говорит человеку, не знающему героев Нартиады. Тем не менее, маститые переводчики не стали искать адекватной замены Сырдону, очевидно, предполагая, что любознательный читатель при желании сможет узнать о том, кто назван в стихотворении Коста Хетагурова.

В другой записной книжке находим у Коста одну лишь строчку: «Сæракдзабыр æмæ къогьодзи» («Сафьяновый чувяк и лапоть из сыромятной кожи»), указывающую на притчу, источником которой Коста называет Сема Шанаева (известного мудреца и сказителя). Мотив этой притчи встречаем и в Нартовском эпосе (Сослановский цикл) в путешествиях Сослана в стране мертвых, где воспроизводится спор сафьянового чувяка и лаптя о том, кто быстрее взберется на дерево. Сафьяновый чувяк был еще на полпути, а лапоть уже наверху. Коста не случайно включает аллюзию Нартовского мотива в записную книжку — его привлекает в этом мотиве заключенная в нем символика. Он уверен, что придет время, и нищий, угнетенный люд одержит победу над знатью.

Хочется обратить внимание на еще один мифологический, фольклорный, эпический образ, который неоднократно возникает в творчестве Хетагурова — образ одного из небожителей, бога благородных животных Афсати. Этот персонаж многократно упоминается и в Нартовском эпосе, и не только упоминается, а является неотъемлемой частью эпического мира нартиады.

В рассказе Коста Хетагурова «Охота за турами», опубликованном в Санкт-Петербургском журнале «Детское чтение» в 1893, осетины-охотники с трепетным почтением вспоминают покровителя охотников Афсати, от которого ждут в качестве охотничьих трофеев благородных (круторогих) животных (оленей, туров). Почитание Афсати живет и сейчас. До сих пор в народе сохраняется ритуальная традиция перед охотой посвящать Афсати три пирога и обращаться к нему с молитвой.

Афсати посвящено и одноименное стихотворение (т.1. с 105-111). В нем дан великолепный пейзаж при описании обители этого бога:

«Все кругом искрится,
Ветерок шумит,
Пробудились птицы...
Только Всaти и спит...»

Или «...С диких скал свергаясь,
Воет водопад;
С двух сторон, сверкая,
Ледники висят,

Камни с грозным шумом
Катятся с высот...
Лесом скрыт угрюмым,
Всати здесь живет».


Афсати, в отличие от других мифологических осетинских богов, живет не на небе, а на вершине горы:

«...Хæхтæй дæр бæрзонддæр
Чиу, уый йæ фæци»

«...Вот вершин вершина —
Он живет на ней»


Он уподобляется олимпийским богам, которые также живут на земле. Две группы охотников просят у своего покровителя удачной охоты. Одни — разодетые богачи на статных конях, вооруженные дорогими ружьями, другие — бедняки:

«Дзабыр нæй, — æрчъитæ!
Топп рæхсæнтæй баст,
Пакахуд нысчъилтæ,
Сæр æхсырфæй даст...»

«В стареньких арчита.
С плохоньким ружьем.
Головы побриты
Сломанным серпом...»


У Коста мудрый и справедливый Афсати отказывает в помощи богачам:

«Щеголям блестящим
Глупый, откажи:
Знай — у бедных тащит
Скот им Уастырджи»

«Уастырджы фæдавта
Фос нæ мæгуыртæй»


Зато бедным он помогает:

«— Гей, юнец! Рогатых
Выпусти скорей:
Угости, как надо,
Дорогих гостей»


В образе Афсати у Коста Хетагурова воплощается извечная мечта найти в лице богов защитников и помощников бедных людей. В стихотворении четко выражено противостояние — Афсати и Уастырджи. Трактовка Коста Хетагуровым образа Уастырджи. крадущего скот у бедных и отдающего его богатым, весьма смелая, если учесть, что Уастырджи — один из самых почитаемых у осетин святых. Это христианский святой, соотносимый со святым Георгием Победоносцем, в его честь сложено немало песен и тостов, ему приносятся многочисленные жертвы, у него просят помощи и покровительства.

Однако оппозиция Афсати — Уастырджи становится понятной при анализе нартовского мотива борьбы христианских святых с языческими богами, Афсати — скорее языческий бог, Уастырджи — христианское божество. В их противостоянии отражен древний эпический мотив. Коста, подчеркивая отрицательные черты Уастырджи, как бы возвращает ему архаичные черты, уже ушедшие из фольклора. Поэт идет наперекор традиционному восприятию осетинами своего святого. Эту смелость подмечает известная писательница М. Шагинян. анализировавшая стихотворение «Афсати»: «Четыре иронических стиха, но для того, кто хорошо знает народный осетинский фольклор, в них скрыта целая революция».5

Обратимся еще к одному произведению Коста. Отражение мотивов Нартовского эпоса находим в одном из лучших произведений Хетагурова — поэмы «На кладбище», вошедшей в сборник «Ирон фæндыр». Как отмечает в комментариях к поэме А.А. Хадарцева, « В основе ее — широко распространенный в прошлом и в какой-то степени сохранившийся до сих пор обряд посвящения коня умершему и аллюзии Нартовского сказания «Сослан в стране мертвых».

Два известных мотива Нартовского эпоса объединены в поэме «На кладбище» — это мотив коня и мотив загробного мира, вызревший из древнейшей мифологемы смерти.

В произведении можно четко выделить две части: первая — подчеркнуто реалистическое, щемящее, наполненное трагизмом и глубоким сочувствием к судьбе простого человека описание похорон молодого осетина, безвременно ушедшего из жизни:

1) «... Труженик вечный, старательный в деле,
До Алагирского был он ущелья
В каждом селенье любим.

С детства не знал он еды прихотливой,
Не щеголяй он в черкеске красивой,
Да и не думал о том...»

2) «...Нынче же, смотрите, нарядный какой он!
Как у невесты, затянут и строен
Мертвого юноши стан.

Золото ярко блестит на одежде.
Разве оружье на юноше прежде
Кто замечай из крестьян?»

3) «Сроду коня у него не бывало!
Только теперь, когда время настало,
Конь перед мертвым стоит...»
(т.1, сс. 113-135)


В этой поэме воспроизводится древний осетинский обряд посвящения коня умершему («бæхфæлдисын»), восходящий к предкам осетин — аланам. В этой части упоминаются Уастырджи, посылающий трех коней, мифологический бог-кузнец Курдалагон, который должен быстро выковать подковы для коня, посвященного умершему.

Обряд «бæхфæлдисын» в глубокой древности был не словесным, а включал в себя умерщвление коня и погребение его вместе с усопшим. Наши предки были уверены, что лошадь будет сопровождать своего хозяина и в загробном мире. Этот обряд описан В. Миллером в его работе «Черты старины в сказаниях и быте осетин».6

Вторая часть поэмы включает в себя изображение загробного мира и состоит из целого ряда эпизодов, описывающих то, что умершему предстоит увидеть по дороге в Рай, который ему уготован за трудолюбие, честность и благородство.

Эта часть поэмы перекликается с Нартовским циклом о Сослане и наполнена аллюзиями на путешествие Сослана в страну мертвых. Она написана в жанре видения, то есть описание путешествия героя по загробному миру (дантовские реминисценции, очевидно, не случайны. Коста знал творчество великого флорентийца, в своих стихах упоминал героев «Божественной комедии»).

Описание загробного мира у Коста включает традиционные для обрядовой поэзии сюжеты, которые мы также находим в Нартовских сказаниях. Вот некоторые из них:

1) «Вот ты заметил собаку у входа.
Лают щенки, не давая прохода,
Воют из чрева ее.
Спросишь ты: — что это за небылица?
Суке не время еще ощениться. —
Молвит сын солнца в ответ:
Женщина эта всю жизнь воровала, —
В образе суки ей время настаю
Мучиться множество лет»

2) «Дальше! На женщине жернов вертится,
Мелет каменья в песок.

Денно и нощно, не переставая,
Крутится жернов, беднягу терзая...
Что был у ней за порок?

— Мельницу эта держала воровка.
Красть научилась муку она ловко.
Долго ли, сам посуди!»

3) «Дальше! Увидишь: в траве превосходной,
Бык из упряжки, худой и голодный,
Бороду старца жует.

Что ж он гнушается свежей травою?
Разве, питаясь сухой бородою.
Будет он сыт, сумасброд?

— Старец, быка раздобыв для упряжки,
Раньше соломы жалел для бедняжки, —
Вот он и кормит быка»

4) «Вот, наконец, и окрестности рая.
Плетью взмахни ты, и конь твой, играя.
К цели тебя донесет.

Слезешь с коня ты — детей вереница
Перед тобой на лугу веселится.
Бегая возле ворот.

Всадника радостно каждый встречает,
Кто за отца, кто за мать принимает...
Все-то босые они!

Ты приласкай их, поправь им одежды.
Стань у дверей, не теряя надежды,
Помощи жди от ребят.

Если привратник начнет упираться,
Дети невинные не согласятся
В paй уходить без тебя»

5) «Семь золотых распахнутся затворов
Мудрый Барастыр, царь мертвых, без споров
Пустит достойного в дверь.

Вот и в раю ты! Пусть будет бовека
Память светла о тебе! Человека
Образ ты сбросил теперь»

6) «Тесно с землей ты сольешься родимой.
Ждет тебя конь. О тебе, наш любимый,
Память да будет светла!»


Высмеивая человеческие пороки, которые наказываются в загробном мире, Коста противопоставляет им человеческие добродетели и показывает носителей этих качеств — справедливых людей, щедрых и гостеприимных хозяев, верных и любящих супругов.

Таким образом, можно утверждать, сюжеты, мотивы и герои Нартовского эпоса на протяжении всей творческой жизни Коста Хетагурова присутствовали в его поэтическом мире, аллюзиями и реминисценциями вошли в его произведения. В одном из самых известных стихотворений поэт выразил свою заветную мечту:

Рагон нæртон лæгау зарын куы зонин.
Арвмæ куы хъуысид мæ хъазт, —
Дунеты æппæт мæхимæ æрхонин.
Радзурин цын уæд мæ зæрдæйы маст.

Если бы пел я, как нарт вдохновенный,
Если б до неба мой голос взлетал,
Все бы созвал я народы вселенной,
Всем бы о горе большом рассказал.


Это стихотворение знакомо каждому, кто хоть как-то соприкоснулся с творчеством Коста Хетагурова. Всего четыре строки вместили все — и его устремленность в огромный мир, и принадлежность творчества Коста целой Вселенной, и обращенность его поэзии одновременно ко всем людям и к каждому человеку в отдельности. Это одно из самых эмоциональных стихотворений, отразившее стремление поэта, предъявлявшего к себе самые высокие требования, к творческому совершенству. Как результат поисков поэтического идеала возникает аллюзия Нартовского мира с его героями, прославившими себя не только в сражениях, но и в художественном творчестве.

Поэт всю свою недолгую жизнь стремился к совершенству и предъявлял к себе самые высокие требования.

Мечта достигнуть уровня нартовского певца отражает признание поэтом совершенства Нартовского эпоса и его внутреннюю близость главному литературному сокровищу осетинского народа.


Примечания

1. Джанаев И.В. О поэтическом мастерстве Коста. Коста Хетагуров. Статьи о жизни и творчестве, Орджоникидзе, 1959. С. 115.

2. Салагаева З.М. Коста Хетагуров и осетинское народное творчество. Орджоникидзе, 1959.
С.10.

3. Хетагуров К. Собр. соч. В 5 т. Т. 4. С. 39-40. Владикавказ, 2000.

4. Абаев В.И., Нартовский эпос осетин. С. 109.

5. Шагинян М. Об искусстве и литературе. М., 1958. С.62.

6. Миллер В.Ф. Черты старины в сказаниях и быте осетин. СПб., 1882.


Источник:
Материалы международной юбилейной научной конференции
«Россия и Кавказ» (Владикавказ, 6-7 октября 2009 г.). Стр. 140 - 147.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
пошив мужских блейзеров на сайте 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru