Главная > Авторские статьи > ИГРА В ИСТОРИЮ
ИГРА В ИСТОРИЮ16 июня 2007. Разместил: 00mN1ck |
|
Вызывает удивление, что у эллинов состязаются художники, а судят их не художники. Анахарсис ИГРА В ИСТОРИЮ В средствах массовой информации Республики Ингушетия, а в последнее время и в Интернете (веяние технического прогресса) стали появляться материалы, подготовленные представителями интеллигенции Ингушетии. Как правило, это либо начинающие историки, либо вовсе не историки по образованию. О крайней опасности обращения к историческим сюжетам такого рода «исследователей» более 20 лет назад предупреждал Ю. Афанасьев. Особенно это относилось к древней, античной и средневековой истории. Пробелы в подготовке кадров высшей квалификации, подчеркнул Ю. Афанасьев, проецируются уже в XXI в. В такой ситуации история становится разменной монетой в руках политиков. К сожалению, прогноз известного исследователя оказался буквально пророческим. За годы независимой Российской Федерации появилось немалое количество статей, книг, диссертаций, страдающих декларативными заявлениями, поверхностными рассуждениями, тенденциозными выводами. Ложно трактуемый некоторыми историками «патриотизм» толкает их на искажение фактов прошлого, стремление возвеличить значимость своих предков и принизить соседей; такой подход «не позволяет» писать правду, которая не вписывается в стереотипы представлений большинства народов о своей далекой и нынешней истории. На фоне общего кризиса российской науки (сокращение финансирования, ослабление и разрыв связей, потеря квалифицированных кадров и т.д.), падения престижа социальной роли ученого «стал совершенно очевиден обратный негативный процесс реанимации и наступления сил, враждебных подлинной науке» (В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов). Псевдонаука склонна к сенсациям, «решительной перестройке науки и ее практических положений». Как ни прискорбно, в рядах создателей и защитников исторических мифов, отнюдь не безвредных для массового сознания, можно встретить и представителей научной интеллигенции. Среди них немало дипломированных ученых и «новых академиков». Но гораздо больше – просто профессионально неподготовленных «специалистов» по древней и средневековой истории народов Северного Кавказа. Издательство ООО «Пилигрим» из Республики Ингушетия в апреле 2006 г. через Интернет (сайт – http://www.galgai.com) объявило о выходе книги Султана Хамчиева «Осетинская экспансия на Кавказе и в Закавказье». По словам самого автора, «монография» посвящена многовековой «аннексии осетинами грузинских, кабардинских, казачьих, ингушских, чеченских земель». Ее содержательная недвусмысленность подтверждается оформлением: на обложке изображен официальный флаг РСО-Алания с огромной фашистской свастикой. Между тем, согласно пункту 2 статьи 1 Федерального Закона «О противодействии экстремистской деятельности», «пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения» – является юридически наказуемым деянием. Аналогично трактует эту деятельность статья 20.3 «Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики» Кодекса Российской Федерации «Об административных правонарушениях». Крайнее возмущение вызывают откровения С. Хамчиева следующего толка: – «Превратив историю в куртизанку для обслуживания своих бредовых идей, ограбив территориально соседние народы, осетинские националисты мечтают создать Великую Аланию». – «Что касается лжи, тут осетинские аннексионисты (так в тексте) чужих территорий большие мастера. Проституирование истории, словоблудие, фальсификация, ложь, поставленная на поток, стали у них нормой политики. Иезуиты – сущие младенцы в части лжи и провокаций по сравнению с осетинскими политиками и учеными. (Ну никак не хотят осетины быть евреями– маздакидами – С/ултан/Х/амчиев/)». – «Удивительное дело. Даже у последней падшей женщины остаются какие-то крохи совести… Но ее нет у фашиствующих осетинских национал-экспансионистов, людей (если их так можно назвать) без стыда, без чувств, без чести». – «Политический оборотень, идеолог осетинского национал- фашизма Галазов… (трудно поверить, что у него была мать – С/ултан/ Х/амчиев/)». Не успели высохнуть чернила, как на свет появилось очередное «научное признание» – книга «Правда осени 92-го», изданная по решению Совета республиканского общественного движения «Ахки- Юрт». Автор, составитель, редактор и комментатор Борис Арсамаков. К сожалению, и здесь «дежурный набор» прежних «аргументов», разбавленный ссылками на уже давно введенные в научный оборот документы из центральных архивов. Когда аргументация того или иного утверждения явно хромает, тогда в ход идут материалы сомнительного свойства. Так, А.С. Базоркин во введении чрезмерно эмоционально пишет: в Чермене «прах моих прародителей (они были похоронены в одном склепе) осетины сожгли, а могилу сравняли с землей, чтобы стереть память об ингушах. Разорено было и кладбище ингушей. Надмогильные плиты пошли на строительство различных хозяйственных объектов и бассейна (?) на даче (??) Берия (???)». Страдает огрехами, да и просто неверными «фактами» и сам текст работы. 27 февраля 2007 г. в газете «Ангушт» появилась статья Х. Костоева с небольшим введением М. Озиева. В целом материал называется «Амнезия памяти. Ответ на публично-информационную провокацию информационно-аналитического центра Парламента Северной Осетии». Даже из названия материала виден уровень полемики. Вообще, в современной Ингушетии обращение к историческим сюжетам врачей, как и использование медицинской терминологии в сугубо исторических поисках – дело обычное. Так, осенью прошлого года с последними «открытиями» в истории осетин выступил врач (!!) из Назрани Ахмед Куштов. Его статья в Интернете потрясает своим названием: «Некоторые исторические и современные этнопсихологические и политические особенности, влияющие на взаимоотношения осетинской и ингушской наций». Такая постановка вопроса предполагает знания по многим гуманитарным наукам, в том числе этнопсихологии и истории. Однако А. Куштов считает иначе. Как он утверждает, для выяснения того или иного периода истории алан-осетин «не нужно быть ни археологом, ни историком, ни этнологом и т.д. Достаточно иметь среднее образование и элементарное мышление». Как просто! Подготовленные историки осознают трудности в реконструкции прошлого. Поэтому они изучают языки, многие годы собирают источники, изучают труды предшественников и т.д. Но зачем так утруждать себя, когда есть столь легкий путь, продемонстрированный врачом А. Куштовым. Порочная практика обращения неспециалистов к прошлому народов продолжена и в рассматриваемом материале из газеты «Ангушт». Показательно уже первое предложение. «Не будучи профессиональным историком, – утверждает М. Озиев, – я всегда был уверен, в том, что в Северной Осетии историю пишут, если не сказать больше, люди непорядочные». Более, чем откровенно. Дальше – больше. Отдавая должное осетинской «интеллектуальной элите», с конца XIX в. «аккумулировавшей все силы и энергию на поиски “истинной истории своего народа”», М. Озиев вместе с тем указывает на конечную «цель» поисков – «формирование у общественного мнения (так в тексте) искаженной исторической памяти». Получается, что десятки, если не сотни гуманитарных специалистов (и не только осетинских) воссоздавали историческое полотно осетин, а один «непрофессионал» М. Озиев двумя-тремя фразами опроверг все результаты полуторавековых изысканий. В столь же стремительном темпе «выявлена» конечная цель научных поисков осетинских историков: т.к. их предки являлись «пришлыми на Кавказ племенами», то «перспективу реализации своих территориальных вожделений могли связывать только с “амнезированной” исторической памятью» – утверждает М. Озиев. Под пришлыми, очевидно, имеются ввиду скифы и аланы. Во всяком случае, об этом свидетельствует оценка работ «известного ученого Виктора Шнирельмана». Последние примеры творчества российского этнографа «привлекли пристальное внимание своими критическими оценками усилий осетинской элиты по пристегиванию Осетии к Великой Алании». Лестную оценку получил и новый труд В. Шнирельмана «Быть аланами: интеллектуалы и политики на Северном Кавказе в XX веке» (М., 2006. – 696 с.). Книга «Шнирельмана, – подчеркивает М. Озиев, – представляет интерес своей предельной объективностью и глубоким знанием вопроса». Что касается самой статьи, то ее, по словам М. Озиева, следует «воспринимать лишь как первую попытку осмыслить названную работу». Непосредственный автор статьи, Х. Костоев, вполне откровенно пишет: «я часто буду ссылаться на работу Виктора Шнирельмана». Так это – оригинальный текст, или конспект отдельных разделов монографии московского этнографа? Х. Костоев ссылается на В. Шнирельмана, который, будто бы, опираясь на работы самих «осетинских интеллектуалов, прорабатывает более 15 версий генетических корней наших (ингушей) соседей». В работе московского этнографа проблема происхождения осетин занимает немало места (Шнирельман 2006, с. 75-79, сл.). В отличие от своего ингушского коллеги, В. Шнирельман ограничивает поиск предков современных осетин двумя принципиально разными подходами. Первый базируется на признании языковой идентичности осетин и ираноязычных племен южных степей России. Второй – акцентирует внимание на культурном факторе. Сторонники второго подхода предками осетин считали не только ираноязычные племена, но и местные кавказские этнокультурные общности. Разбор всех версий этногенеза осетин Х. Костоев подменяет разносной критикой, переступая через границы научной дискуссии. «Множество версий генетических корней осетин лишь свидетельство того, что в ученом мире Осетии до сих пор не могут определиться: от кого они родились и в кого уродились»1. «Ученый мир», по Х. Костоеву, не может, а вот один (опять!) В. Шнирельман смог: «подвешенное состояние вопроса этногенеза осетинского народа он связывает с геополитическими амбициями наших (ингушских) соседей, их неутолимыми территориальными аппетитами». Столь вольное «прочтение» сюжета из книги «Быть аланами», вероятно, удивило самого автора монографии. Х. Костоев, в отличие от многих своих земляков, алан не относит к тем племенам, которые причастны к формированию ингушей. Хотя в Назрани бытует мнение об аланском вкладе в этногенез средневековых вайнахов. Эта проблема, по В. Шнирельману, еще не до конца решена. Согласно одной из версий, «ареал предков чеченцев и ингушей был в раннем Средневековье (так в тексте – Ф.Г.) уже, чем позднее, когда в XI-XII вв. предки ингушей продвинулись на запад и заняли примыкавшее к Дарьялу Джераховское ущелье, ранее принадлежавшее аланам… Пришедшие с востока вайнахи смешались с обитавшими там аланами» (там же, с. 261). В 60-е гг. XX в. доминировала концепция Е.И. Крупнова, относившего вайнахов к коренными жителями региона. По убеждению В. Шнирельмана, «автохтонная версия этногенеза отвечала потребностям чеченцев и ингушей», поскольку она позволяла «видеть своих предков абсолютными аборигенами Северного Кавказа… Поэтому многие чеченские и ингушские интеллектуалы с воодушевлением подхватили» концепцию Е.И. Крупнова. «Это позволяло им писать свою самобытную историю независимо от аланской» (там же). В 1967 г. вышли Очерки истории Чечено-Ингушетии, в которых вайнахи относились к древнейшим народам Северного Кавказа. В античный период предки чеченцев и ингушей под давлением ираноязычных кочевников отошли в ущелья. Протовайнахи «тесно контактировали с аланами и были включены в возникший в первых веках н.э. аланский союз» (Очерки 1967, с. 25-28). Вернемся, однако, к статье Х. Костоева. По его мнению, «и политическая, и научная элита Осетии историческое прошлое формирует на основе подтасованных фактов, различных легенд». Различные фольклорные жанры, от мифов и легенд до исторических и генеалогических преданий, плодотворно используются в научных изысканиях. Разумеется, для выявления зерен истины в фольклорных памятниках необходимо знание особых методов работы с ними. Но если таковыми не владеет тот или иной автор, то это лишь обедняет его возможности приблизиться к истине. В общем, это понимает и сам Х. Костоев, ибо тут же утверждает прямо противоположное, опровергая свою же оценку значимости фольклорных источников. «Со ссылкой на Эрноста Ренона Виктор Шнирельман подчеркивает огромную роль (курсив мой – Ф.Г.) древних символов и легенд в формировании идентичности менталитета». В другом месте известный этнограф пишет: история ингушей «оказалась менее всего обеспечена надежными документами. О том, что происходило на их территории2 до начала XVIII в. и кто там тогда обитал, в начале XX в. почти ничего не было известно» (Шнирельман 2006, с. 211). Специалисты хорошо знают, что чем разнообразнее корпус источников, тем больше возможность приблизиться к истине. Это понимает В. Шнирельман, в то время как у Х. Костоева – другой взгляд. Как он подчеркивает, в поисках своих предков ингушам «не надо гадать и создавать легенды. Виктор Шнирельман на этот вопрос отвечает со ссылкой всего лишь на Большую советскую энциклопедию». Вслед за В. Шнирельманом Х. Костоев объявляет осетин «не свободными от идей расизма», или как в оригинале – работе этнографа: элементов «культурного расизма». Более того, с завидной легкостью маститый ученый негативное отношение к ингушам приписывает всему населению РСО-Алании: «Такие крайние взгляды, возникшие в Северной Осетии в отношении ингушей, легко (!) объяснимы… если к ненависти примешивается чувство вины, то это ведет к еще большей ненависти» (Шнирельман 2006, с. 169). Как прилежный ученик, Х. Костоев постоянно цитирует своего кумира. Очевидно, для него книга «Быть аланом» то же самое, что в недавнем прошлом для китайца – цитатник Мао Цзэдуна. В подборке цитат Х. Костоева выделим, для примера, еще одну: «на стр. 121 Виктор Шнирельман пишет: “Культура осетин целыми столетиями оставалась в зачаточном состоянии. На первой ступени развития они испытывали нужду в исторических героях и безустали занимались их поиском. К началу 50-х годов это стало неимоверно трудной задачей, так как потенциальные герои прошлого оказывались либо противниками присоединения осетин к России, либо злейшими врагами Советской власти. Если речь шла о более ранних временах, руководителями грабительских набегов на соседние племена”». Иногда Х. Костоев сам подбирает материал по средневековой истории Центрального Кавказа. В поисках обоснования принадлежности трех аулов (Ларс, Балта, Чми), контролировавших дорогу в Закавказье через Дарьяльское ущелье, назван «владелец Ларсова кабака», Султан-мурза, упоминаемый в статейных списках русских посольств конца XVI в. Причем, без тени сомнений Султан объявлен «ингушским владельцем». В материалах российских посольств действительно упоминается владелец Ларса Султан/Солтан, но его этническая принадлежность не указана. Нам представляется, что общая картина на Центральном Кавказе во второй половине XVI – середине XVII вв., дает основание видеть в Султане осетинского владельца. В 1587 г. через Тагаурское общество проследовало в Грузию посольство Родиона Биркина; в сентябре 1589 г. этим же путем воспользовалось посольство Семена Звенигородского. В статейных списках данных посольств отмечена «большая помощь», оказанная им владельцем Ларса Султаном. 25 сентября 1589 г. российские послы достигли Ларса. Запись переговоров с владельцем аула, подробно изложенная в статейном списке Звенигородского, представляет собой весьма ценный исторический источник, поэтому приведем данный сюжет полностью. «И Султан-мурза вышел к послам ко князю Семену да к диаку Торху пеш, а с ним людей ево человек з 10. А говорил: “преж сего государевы посланники Родивон Биркин да Петр Пивов шли в Грузинские земли шли на мой же кабак, и яз государю служил, посланников его Родиона да Петра через свою землю провожал и дорогу им куда лутче итти указывал и людей своих до Грузинские земли провожати их посылал; а которые были у государевых посланников люди и лошади больны, и тех людей и лошадей Родивон да Петр оставили, в Грузию идучи, у меня, и яз тех людей и лошадей у себя кормил и лечил и за Родионом и за Петром их отпустил здоровых. И Родивон и Петр, назад идучи из Грузии, реклис службу мою государю извести”». Послы отвечали: «ты, Султан-мурза, государю нашему правду дай, по своей вере шертуй (клянись)… А ныне ко государю службу свою покажи, дорогу, куда лутче идти в Грузинскую землю, нам укажи, и сам нас до Грузинские земли проведи… И государь тебе пожалует, под свою царскую руку и в оборону от всех твоих недругов примет и грамоту свою жалованную со своей печатью, как тебе под его царскую руку вперед быти, и свое государево жалованье к тебе пришлет» (Белокуров 1889, с. 149-150). В августе 1604 г. через Дарьял прошло посольство М. Татищева. Это же посольство воспользовалось услугами осетин, живших в Тырсыгоме – ущелье в верховьях Терека, заселенном исключительно осетинами. Послы упоминают «Аристова князя приказщика Берозова», Берозов кабак (аул Джимара у истоков Терека в Трусовском ущелье; аул с аналогичным названием существует и в Северной Осетии – выше Даргавса. Причем и здесь одной из коренных фамилий считаются Берозовы), где послов встретили «от Аристовой матери дворецкий Аристовов Шанг да с ним два азнаура». Дарьяльский проход, таким образом, превращался в важнейшую магистраль связи между Россией и Закавказьем. Это обстоятельство само по себе недвусмысленно свидетельствует о характере отношений осетин к северному соседу и его политике на Кавказе. Показательно, что в середине XVII в. осетины выразили желание принять российское подданство. 5 мая 1651 г. «в Анзорову Кабарду к Зазаруке в кабаки», где остановились направлявшиеся в Грузию посланцы царя России, пришли «два человека дигорцев смотреть государевых послов… Да они же, дигорцы, говорили: только де государь изволит близко гор поставить свой государев город и воинских людей устроит, и они де дигорцы и все горские люди будут ево государевы холопи» (Полиевктов 1926, с. 120). Об осетинской принадлежности аулов Ларс, Чми, Балта свидетельствует и тот факт, что они принадлежали осетинским феодалам Дударовым. В 1733 г. двое представителей этой фамилии, Сос/лан/ и Дилберт, среди других феодалов Тагаурского общества подписали обращение к царю Грузии Вахтангу VI. 10 февраля 1771 г. Екатерина II дала «старшине деревни Чми Баграту Дударову Охранную грамоту». Аналогичную грамоту, но от Павла Потемкина, в 1783 г. получил Петр Дударов. В 1804 г. владелец Ларса, Махамат Дударов «уступил под военное укрепление лично ему принадлежавшее Ларское селение». Взамен по величайшему манифесту императора Александра I, Махамат был произведен в капитаны российской армии, получил пожизненный «пансион» в 350 рублей в год и землю на 25 дворов для поселения рядом с Владикавказом. Селение Чми Дударовы основали еще в 30-х гг. XVIII в. В 1815 г. один из путешественников посетил замок Девлет-Мирзы Дударова, «отдаленный от Балтинского редута не более как на 80 сажен». Согласно описанию, жилище Девлет-Мирзы представляло собой «небольшое четырехугольное укрепление, обнесенное невысокими, но довольно толстыми стенами, сложенными на извести, с круглыми башнями по бокам. Среди сего укрепления находится маленький дом в два этажа». А. Верещагин, брат великого русского художника, друг генерала Магомета Дударова, оставил описание его жилища. «Аул Джерах… смотрю, еще выше над аулом, так, пожалуй с полверсты, на небольшой площадке виднелся хорошенький домик с зеленой крышей, выстроенный в европейском вкусе». В начале XX в. этнический состав входивших в Северную Осетию поселений – Балты, Ларса и Чми – состоял из 44 семей осетин (219 душ), 33 – грузин (144 души), 20 –ингушей (107 душ) и 2 –русских (6 душ). При этом 17 семей ингушей жило в Балте, 3 – в Чми, а в Ларсе не было вовсе. Что тут еще комментировать? Надо отметить «метод» работы с источниками, в той мере присущий некоторым ингушским историкам. Они не анализируют источники, а выбирают отдельные купюры, изымая их из контекста, что приводит к искажению заложенной в том или ином памятнике информации. Так, упрекая предков осетин в набегах и грабежах, Х. Костоев в тех же источниках не увидел свидетельства жизни своих предков. Между тем, те же статейные списки содержат немало данных об ингушах. Московские послы князь Семен Звенигородский и дьяк Тарх Антонов возвращаясь из Кахетии, за день до выхода из Дарьяльского ущелья встретили горцев: «приходили на них горные люди Колканцы и стрельца было Найденка взяли и лошадь под ним убили; и послы князь Семен и дьяк Тарх, поворотясь, тех Калканцев побили и стрельца у них отняли (Белокуров 1889, с. 222). В 1604 г. на первом стане от Ларса «в ночи» на послов Михаила Татищева и Андрея Иванова приходили «горские люди с вогнненым боем». У членов посольства «для береженья была застава и сторожа крепкая. И на стороже, государь, их подстерегли и с ними бились, ис пищалей стреляли и от станов наших отбили и многих у них переранили». Приехавшие «для оберегания» люди Арагвского эристава «сказывали, что те же люди приходили из гор Калканцы» (там же, с. 456, 474). На основании этих и некоторых других сюжетов из статейных списков, упоминавших калканцев, Е.Н. Кушева предположила, что термин калканцы и его варианты «покрывают… родоплеменные группы горной Ингушетии» (Кушева 1963, с. 66). Рассматривая основание и историю Владикавказа, Х. Костоев вновь аппелирует к московскому этнографу. «Виктор Шнирельман приводит осетинскую версию о том, что одним из первых у стен крепости поселился, якобы, осетин Дзауг Бигулов. По осетинской логике получается, если какой-то бомж (?) или преступник (??) поселится у стен города, то в последствии он может претендовать на этот город». Между тем, имеющиеся материалы позволяют в общих чертах проследить прошлое и настоящее Владикавказа. Одноименная крепость была заложена у входа в Дарьяльское ущелье в 1784 г. Но лишь спустя 140 лет после основания крепости в составе ее населения появились ингуши. По данным «Кавказского календаря» за 1852 г. население Владикавказской крепости состояло из 3653 человек. Из них русских – 1031 человек, осетин – 883 человека, грузин и армян (вместе) – 99 человек, евреев – 23 человека, иностранцев –26 человек. Ингуши в крепости не значились вообще. По переписи 1920 г. в г. Владикавказе проживало 37544 русских, украинцев и белорусов, 8033 осетин, 5150 грузин, армян – 4041 чел., 1191 еврей, 2132 перса, 1520 греков, ингушей не зарегистрировано ни одного человека (Статистический… 1926). В 1926 г. во Владикавказе проживало более 75 тыс. человек. Из них 40209 русских, 10799 осетин, 3981 украинцев, 6529 –армян, 5033 грузина и 1517 ингушей (Всесоюзная… 1928, с. 104). Усиление миграции ингушей в г. Владикавказ связано с временным пребыванием здесь ингушского обкома и облисполкома, которые оказались в городе по следующей причине. В связи с образованием в 1907 г. Назрановского округа, Государственный Совет и Государственная Дума в 1909 г. постановили: «Назначить местопребыванием Управления Назрановского округа местечко Назрань». Однако, как засвидетельствовал наместник Воронцов-Дашков, в Назрани не оказалось соответствующего помещения и поэтому в феврале 1913 г. Государственный Совет и Государственная Дума вынесли постановление: «Назначить временно город Владикавказ местопребыванием управления Назрановского округа Терской области впредь до обеспечения этого управления помещением в местечке Назрань, но не долее 1 января 1917 г., и удовлетворить впредь до указанного срока чинов управления Назрановского округа квартирным довольствием из окладов по городу Владикавказу» (ЦГИА ф. 1278, оп. 6, д. 915, л. 25). Управлению предоставили помещение и в первое время выделили средства на его содержание за счет осетинского аробного сбора (там же). 15 декабря 1916 г. Государственная Дума снова вынесла поста новление: «Назначить временно, сроком с 1 января 1917 г. по 1 ян варя 1920 г., город Владикавказ местопребыванием управления Назрановского округа Терской области и удовлетворить впредь до указанного срока чинов управления Назрановского округа квартирным довольствием из окладов по городу Владикавказу» (там же, оп. 6, д. 915 ; там же, оп. 7, д. 1084). Поскольку управление бывшего Назрановского округа к моменту революции еще находилось во Владикавказе, то и Ингушский обком партии и облисполком поначалу располагались здесь, но тоже временно. В 1920-1924 гг. Владикавказ являлся центром Горской республики, после расформирования которой был выделен в самостоятельную административную единицу. 20 июня 1933 г. постановлением Президиума ВЦИК СССР город Орджоникидзе, находившийся в непосредственном подчинении Северо- Кавказского крайисполкома, с 1 июля 1933 г. включен в состав Северо-Осетинской автономной области с непосредственным подчинением городского Совета Орджоникидзе облисполкому Северо- Осетинской автономной области (ЦГА РСО – А, ф. 45, оп. 1, д. 4). Со второй половины 30-х гг. в СССР набирает обороты маховик репрессий. В этой связи Х. Костоеву «хотелось бы получить от “аналитиков”» Парламента Северной Осетии ответ на вопрос, как это получилось, что «осетинский народ, сдавший почти половину своей родины немецким захватчикам, занимавший на Кавказе ведущее место по измене и предательству Родины, получил в подарок территории целых народов и неисчислимые материальные ценности? Виктор Шнирельман в своей работе не оставляет без внимания этот факт осетинского прошлого. “Осетинские коллаборационисты входили в состав северокавказского и грузинского национальных легионов, воевавших на стороне вермахта в годы второй мировой войны”» (стр. 101). К сведению «аналитиков», продолжает далее В. Шнирельман, в этих легионах не было ни одного ингуша. К сведению В. Шнирельмана и Х. Костоева: в годы репрессий в Северной Осетии так или иначе пострадали от них 60 000 человек; добавим сюда ту же цифру погибших на фронтах Второй мировой войны. Получается, что из 600 000 населения республика потеряла каждого пятого своего жителя. Если это не потери, то что же тогда считать потерями? Новое проявление политики репрессий в этих местах относится к 1944 г. В феврале из сел Пригородного района, а также из г. Орджоникидзе насильственно выселили ингушей, которым предъявили обвинение в измене Родине и политическом бандитизме. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1944 г. говорилось о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и об административном устройстве ее территории. К Северной Осетии отходили город Малгобек, Ачалукский и Назрановский районы в существовавших границах, Пригородный район за исключением его южной части, западная часть Сунженского района, а также восточная часть Курпского района Кабардино-Балкарии. В этом же году села депортированных ингушей были насильственно заселены осетинскими семьями из горной части Северной Осетии и Грузии. Кроме того, сюда направлялись беженцы из разрушенных войной центральных областей России, Украины и Белоруссии. Х. Костоев уверяет, что имеются протоколы заседания специальной комиссии по переселению осетин на территорию Ингушетии – они неоднократно публиковались. «Из этих протоколов следует, что письменных заявлений настолько много, что территории Ингушетии не хватало и приходилось их отбирать на конкурсной основе: заслуженных, зарекомендованных и т.д. и т.п.» В нашем распоряжении имеются документы совершенно другого рода. Несмотря на острое малоземелье, директивное переселение в населенные пункты ликвидированной в 1944 г. Чечено-Ингушской АССР происходило очень медленно и с трудом. Многие осетины в силу национальных традиций не желали селиться в чужих домах. Были случаи, когда за нежелание переселяться на новые земли людей исключали из партии (что это значило в те времена – всем известно), отстраняли от занимаемой должности, оказывали постоянное давление. Фактически переселение осуществлялось насильственно, о чем свидетельствует характер постановлений по данному вопросу. Так, совершенно секретное Постановление СНК СССР от 9 марта 1944 г. обязывало Совнарком СОАССР переселить до 15 апреля 3000 семей. В Постановлении СНК от 14 марта слово «обязать» повторено пять раз! (ЦГА РСО-А, ф. 629, оп. 2, д. 139, л. 18-20). Четыре из семи пунктов Постановления СНК СО-АССР от 14 апреля 1944 г. начинались словом «обязать» (там же, д. 147, л. 17-18). Хотя административные органы предпринимали жесткие меры, план «переселения выполнялся плохо» (там же, д. 57, л. 12). На заседании Переселенческой комиссии 25 марта 1944 г. председателю Даргкохской комиссии Хозиеву было указано «на слабое развертывание работы по переселению в новые районы», так как «из 300 семей по плану отобрано 159. К переселению по существу не приступили» (там же, л. 9). На другом заседании Комиссии председатель исполкома Дигорского района Туаев отметил, что из планируемых по разнарядке 200 семей переселенцев «заявлений пока 70». Председатель Кировского исполкома Козырев также подчеркнул, что «желающих переселяться нет» (там же, л. 3). Летом 1944 г. поступила новая «разнарядка», согласно которой Постановлением СНК СОАССР от 14 июля утвержден «план дополнительного переселения 1571 семьи». Но так как для плана осетинских семей явно не добрали, то решили «недостающее количество – 271 семью – заселить за счет населения соседних республик и областей». Показателен пункт 2 этого постановления: «Обязать председателей исполкомов, райсоветов депутатов трудящихся, заврайзо, председателей сельисполкомов и колхозов организовать массовую разъяснительную работу среди населения о переселении в новые районы республики, обеспечив выполнение плана по переселению к 1 декабря 1944 года». Этим же Постановлением предписывалось «систематически проводить организационную и политико-массовую работу среди переселенцев, направленную на закрепление переселенческого контингента на новом месте жительства, и особенно повести решительную борьбу с незаконным выселением». Несмотря на столь крайние меры, отток переселенцев продолжался, поэтому были приняты новые жесткие директивы по «закреплению переселенческого контингента». Постановление СНК СОАССР от 18 мая 1945 г. содержало и «кнут» – «Запретить исполкомам райсоветов депутатов и трудящихся и правлениям колхозов переселение колхозников из закрепленных за ними домов», и «пряник» – разрешение «передать колхозникам жилые дома и надворные постройки со страховой оценкой до 5000 рублей бесплатно». В 1957 г. репрессированные народы были амнистированы; тогда же вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении Чечено-Ингушской АССР. Северная Осетия вернула соседней республике Малгобекский, Ачалукский, Пседахский, Назрановский районы. Осетины во второй раз были лишены крова и вывезены. Фактически опять произошло насильственное переселение осетинских жителей, которым заново пришлось налаживать свой быт. Большинство из них были выходцами из Грузии, куда они уже не могли вернуться, так как их дома оказались занятыми другими жителями. Явочным порядком их размещали в домах жителей Северной Осе тии, у родственников в Пригородном районе (Постановление Совета Министров РСФСР от 12.04.1957 № 205 и распоряжение Совета Минист ров РСФСР от 15.07. 1957 № 3152-Р). При этом надо иметь в виду, что правительством была оказана значительная денежная помощь возвращавшемуся ингушскому населению для строительства жилых домов (10 тыс. рублей на семью), для ремонта дома (3 тыс. рублей), для обзаведения личным хозяйством и скотом. Кредиты для этих нужд составили свыше 36 млн. рублей, из которых ингушское население получило более 8 млн. рублей. Причем, 30 млн. из выданных кредитов позже государством было списано («Закрытое письмо Чечено-Ингушского обкома КПСС коммунистам областной парторганизации» март 1973 г.). От этих насильственных переселений пострадала и Северная Осетия, ибо все вновь лишившиеся крова люди были втиснуты в территорию республики. Особенно густонаселенным оказался Пригородный район. За истекшие годы он территориально и экономически слился со столицей Северной Осетии и был плотно заселен осетинами-переселенцами из Грузии, а также беженцами из разрушенных войной областей СССР. Советское правительство своим решением взамен Пригородного района включило в состав Чечено- Ингушской АССР ранее ей не принадлежавшие, отчужденные от Став ропольского края, Каргалинский, Шелковский и Наурский районы, в несколько раз превосходящие по площади Пригородный район и с более плодородными землями. А в целом территория Чечено- Ингушской АССР увеличилась с 15,7 тысяч кв. км. в 1944 г. до 19,3 1ыс. кв. км. в 1957 г. (Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 9 января 1957 года «О восстановлении Чечено-Ингушской АССР и упразднении Грозненской области»). Еще одна тема, поднимаемая практически во всех материалах ингушских аналитиков – осетино-ингушский конфликт осени 1992 г. В его описании Х. Костоев во многом повторяет своих предшественников. Так, в упомянутой выше статье А. Куштова приводятся «примеры» чудовищных издевательств монстров-осетин, которые в ходе конфликта 1992 г. применялись в отношении женщин, стариков и детей. Для большей убедительности приводятся ссылки на «судебно-медицинские экспертизы», свидетельства Генеральной прокуратуры России и т.д. В общем – кругом «четкий садистский почерк осетин». Оставим эти утверждения на совести А. Куштова. Сознавая, что «перегибает палку», приписывая зверские наклонности народу в целом, автор снизошел: «Я не хочу отождествлять всех осетин с описанными психопатами, алкоголиками и наркоманами, в которых проснулись гены варваров. Напротив, хороших честных, умных и верных друзей среди осетин много». Однако тут же – вновь прежний ярлык: «сами осетины вольно или невольно, защищая преступников, садистов и бандитов лишь только потому, что они по национальности осетины, приобщаются (?) к носителям отрицательной идеологии». Чуть далее вновь: «Трудно и неприятно целый народ обвинять во лжи и дефиците чести и совести. Но что делать, если имеют место откровенная ложь и пренебрежение нравственными категориями (честь и совесть) со стороны меньшинства народа, но большинство их не одергивает и молча поддерживает»? Как ни крути – кругом виновны осетины, носители «отрицательной идеологии». А как тогда оценить поведение ингушских милиционеров в случае, в прессе получившем известность как «Расстрел КПП-13» 12 сентября 1998 г. В свое время приказом министра внутренних дел России на приграничной с Ингушетией территории был выставлен стационарный пост, где совместно несли службу сотрудники милиции ингушской и осетинской национальности. Этот уникальный, продиктованный доброй волей, пример совместной службы по охране общественного порядка закончился небывалым по своей циничности предательством ингушскими милиционерами своих товарищей по несению службы. В то время, когда осетинские милиционеры отдыхали после смены, к посту подъехали боевики и на глазах ингушских милиционеров расстреляли всех сотрудников осетинской милиции. В результате убито 5 человек и 1 увезен в заложники. Данный факт свидетельствует о грубом попрании кавказских обычаев и является преступным деянием. Комментируя Бесланскую трагедию, А. Куштов и здесь нашел «повод» для очередного ушата грязи на своих соседей. «В бесланском теракте участвовал примерно тот же пестрый национальный состав (что и в нападении боевиков на Назрань 22/VI.2004 г.), но в СМИ Осетии фигурировали в основном ингушские фамилии, говорили об ”ингушском следе” и ”стрелы угроз” летели на Ингушетию. Трудно было понять, – возмущается А. Куштов, – что доминирует в умах некоторых осетин: горе от трагедии, или национальная ненависть, схожая с национальной фашистской идеологией». Вот такое «сочувствие» трагедии бесланцев. В то время как значительная часть опознанных боевиков, по данным Генеральной Прокуратуры, являются представителями ингушской национальности. Обратим внимание и на публикацию М. Рашидова «Диктат Закона как средство урегулирования осетино-ингушского конфликта» («Известия», 2004, № 116 от 1 июля). В ней приведен весь «набор» прежних требований радикальных групп внутри ингушского общества: территориальные притязания, поиски «аргументов» путем грубого искажения истории, избирательность в трактовке юридических материалов и т.д. Серьезным препятствием на пути сближения позиций стало решение Федерального суда Назрановского района Республики Ингушетия от 14 декабря 2004 г., в котором открыто поднимается вопрос о возвращении т.н. «спорных территорий» – Пригородного района Северной Осетии. Недоумение вызвало и то обстоятельство, что среди истцов выступило Правительство РИ. Следует напомнить и 11 статью Конституции РИ, которая юридически закрепляет территориальные претензии к Республике Северная Осетия-Алания, возводя данную проблему в ранг государственной политики Республики Ингушетия. В апреле 2005 г. Президент Северной Осетии А.С. Дзасохов отказался подписать «План совместных действий по решению вопросов, касающихся урегулирования последствий осетино- ингушского конфликта 1992 г.» Причина заключалась в сохранении принципиальных разногласий по ряду вопросов, «по которым в ходе обсуждения не было достигнуто согласие». Народное Собрание РИ отказалось обсуждать Закон «О муниципальных образованиях Республики Ингушетия». Основные разногласия в парламенте Ингушетии возникли вокруг вопроса о землях Пригородного района Северной Осетии. Ряд депутатов полагает, что «границы муниципальных образований Ингушетии должны быть обозначены с учетом ранее (до 1944 г.) входивших в ее состав территорий». При этом ссылаются на Закон «О реабилитации репрессированных народов». Хотя тут же признается, что «указанный Закон вступает в некоторое (?) противоречие с российским законодательством». Тем не менее, Народное Собрание Ингушетии считает, что «сначала нужно вернуть республике ”спорные территории”, а уже потом определять границы муниципалитетов». В интервью газете «Южный Федеральный» от 30 марта 2005 г. юридические аспекты проблемы принадлежности Пригородного района поднял И. Костоев. Обратившись к истории вопроса, сенатор «забыл» упомянуть, что в 1957 г. в качестве компенсации за Пригородный район Чечено-Ингушская АССР получила три района, принадлежавшие ранее Ставропольскому краю. И. Костоев ратует за соблюдение буквы Закона, когда речь идет о реализации в полном объеме Закона «О реабилитации репрессированных народов». При этом его не смущает тот факт, что еще в момент принятия этого Закона он вступал в противоречие с российским и международным законодательством: статьям 37, 46, 47, 48, 80 Конституции Российской Федерации, 65 статьей Конституции СО АССР, статье 19 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., статьям 18 и 19 Всемирной декларации прав человека. Сенатор не учитывает и то обстоятельство, что «границы между субъектами Российской Федерации могут изменяться только по взаимному согласию самих субъектов. На мой взгляд, – продолжает далее И. Костоев, – данная норма неприменима к ситуации с Ингушетией». С завидной легкостью отметаются статьи Конституции и законодательства РФ, «неприменимые» («неудобные») для решения рассматриваемой проблемы. И, напротив, обязательны для исполнения 3 и 6 статьи Закона «О реабилитации репрессированных народов». Хотя они явно противоречат той же Конституции и законодательству России. Надо согласиться с И. Костоевым, в качестве иллюстрации приведшим одно из решений Верховного суда США: «Ничто не может так разрушить государство, как его неспособность защищать собственную Конституцию и законы». К антиосетинской кампании в 2005 г. примкнул Президент Ингушетии. Как отмечено на сайте Ингушетия.RU, «Президент Ингушетии Мурат Зязиков обманул стариков-активистов движения («Ахки-Юрт»), заверив их, что заставит Народное Собрание Ингушетии принять законы о муниципальных образованиях, что, якобы, у него есть договоренности с Путиным о возвращении Пригородного района в состав Ингушетии. По мнению конфликтолога А. Мерзоева, высказанного в том же 2005 г., «ситуация в Магасе будет еще более обостряться. За последние 13 лет, прошедших после осетино-ингушского конфликта, домой по-прежнему не могут вернуться 20 тысяч ингушей – вынужденных переселенцев». М.-Р. Плиев приводит цифру 19 тысяч беженцев, которые «ранее проживали на территории Северной Осетии». М. Зязиков, опираясь на данные федеральной миграционной службы, называет другую цифру – «около 11 тысяч». При этом Президент Ингушетии добавил: эта цифра «нас устраивает… Хотя у нас сначала говорили о 19 тысячах». Президент Северной Осетии А.С. Дзасохов оспорил такую статистику: «Вопреки действующему постановлению Правительства РФ, в реестр вынужденных переселенцев вводятся те, кто в 1992 г. проживал в рабочих и студенческих общежитиях, якобы снимал квартиры и жил у родственников». На вопрос: «Откуда эти цифры»? Последовал ответ: «из анкет». Такой ответ вызвал резкую реакцию А.С. Дзасохова: «Анкеты – это что, социологический опрос? Разве можно по таким данным составлять списки»? Президент РСО-Алания напомнил, что на общекавказском форуме называлась другая цифра: тех, кто имеет право вернуться, осталось 4 тысячи. Я ответственно заявляю, – продолжил А.С. Дзасохов, – что общее число жителей республики, представляющих ингушскую часть населения, по данным переписи населения, уже превосходит общее число живших здесь ингушей к моменту конфликта 1992 г. Пусть любой мой оппонент скажет, где еще в России было столько сделано для беженцев, сколько у нас». Обратим внимание еще на один пример искажения статистики: практически одновременно М. Зязиков и И. Костоев пытались разыграть «русскую карту». Президент Ингушетии, в частности, заявил: «Мы – единственный субъект в стране, где работает целевая программа по возвращению русскоязычного населения. Она предусматривает обеспечение возвращающихся жильем, работой, строительство православных храмов». По заверению М. Зязикова, письма, поступающие на его имя из Саратовской и Волгоградской областей, Ставропольского и Краснодарского краев, даже – с Украины, свидетельствуют о большом количестве желающих вернуться. «Я гарантирую, – утверждал Президент Ингушетии, – что всем возвращающимся будет оказываться и моральная, и материальная поддержка». Возможно, речь об успешной реализации данной программы можно будет вести в будущем, но в настоящее время в это трудно поверить. Ибо по статистическим данным, в Ингушетии, где насчитывается несколько казачьих станиц, доля русских в общей численности населения составляет 0,3%, тогда как численность жителей коренной национальности – 97%. Неясно, как М. Зязиков планировал обеспечить безопасность русским беженцам в случае их возвращения. Тогда как охрану подразделений 58 армии обеспечивают усиленные патрули. Под круглосуточной охраной находятся военный аэродром в Слепцовской, гарнизон и места базирования 503 мотострелкового полка. Границы Ингушетии с Чечней и Северной Осетией с юга прикрывают подразделения 19 мотострелковой дивизии, а с севера – части 205 мотострелковой бригады. Эта военная мощь не в последнюю очередь направлена на обеспечение безопасности самих военных. При таких условиях непонятно как М. Зязиков может гарантировать безопасность мирного населения. В оценке войны осени 1992 г. А. Куштов внес относительно новые «аргументы». «Постоянно и везде, – возмущается он, – говорят об осетино-ингушском конфликте 1992 г. Не было никакого осетино-ингушского конфликта. Было заранее спланированное нападение 68-ми тысячной армии, состоящей из 30 тыс. российских солдат и офицеров различных родов войск и 38-тысячной группировки осетинских незаконных и законных военных и силовых формирований (национальная гвардия, ополченцы, МВД, ОМОН, курсанты военных училищ и боевики из Южной Осетии) на 70- тысячное население Северной Осетии ингушской национальности. У ингушей, живших в Северной Осетии и в Ингушетии, не было ни военных формирований, ни вооружения, кроме нескольких автоматов и пистолетов без запаса патронов. Эти факты установлены в ходе расследования Генеральной прокуратуры РФ, но они не опубликованы (по понятным для осетин причинам), но я лично, основываясь на них, подавал в суд на Ельцина, Хижу, Галазова, Кантемирова, генерала Филатова и других военных преступников». Можно согласиться с тем, что война 1992 г. действительно не была «осетино-ингушским конфликтом». Но по иным причинам, нежели указанные А. Куштовым. С осетинской стороны в конфликте участвовали русские, армяне, казаки, в общем – представители многих наций, проживающих в Северной Осетии независимо от конфессиональной принадлежности. Среди погибших со стороны защитников Пригородного района – молодой кабардинец. А. Куштов в определении численности «агрессоров» полностью солидарен с Б. Богатыревым: против 70 тысяч мирных ингушей более половины из которых – женщины, старики, дети, действовала вооруженная армада – 68 тыс. человек. Осетинская сторона и «ни один человек в мире не может назвать ни одного военного формирования, ни одного тяжелого вооружения, кроме стрелкового оружия в мизерном количестве, которые имелись бы у ингушской стороны. Зачем еще ждать самобичевания российского руководства того периода»? В Интернете 3 июля 2005 г. размещена статья Х. Костоева «Молчание – не всегда золото». Приведем фрагмент из этой публикации: «Не в Ингушетии и Чечне разрабатывалась технология заложничества, а в высших политических кругах Северной Осетии, когда готовилась очередная акция геноцида и этнической чистки территории Северной Осетии от ингушей. Северный Кавказ еще не знал о такой чудовищной форме преступления, какой является заложничество. А в Северной Осетии готовились мини-концлагеря. В дни трагедии осени 1992 г. 25-30 тысяч ингушей оказались в заточении десятков таких концлагерей. Они были во Владикавказе и в Октябрьском, в Сунже и в Майрамадаге, в ДОСААФе и подвалах мединститута и др. В чудовищных условиях содержались ни в чем не повинные старики, женщины, дети». Х. Костоев не удержался и сравнил современных осетин с варварами, которые «в отношении многих из них (стариков, женщин и детей) вандалы XX века допускали неслыханные жестокости – расстреливали детей, женщин, их трупы скармливали свиньям». Х. Костоев, называя цифру 30 000 «узников концлагерей в Северной Осетии» не удосужился даже обратиться к проверенным статистическим данным о численности ингушей, живших в Северной Осетии в 1992 г. Если кто-то не верит данным Статуправления Северной Осетии (32 782 человека), то может обратиться к результатам детальной проверки Спецпредставительства – 31 224 человека из 5 516 семей. Получается, что практически все ингушское население Северной Осетии побывало в «концлагерях». А кто же тогда воевал? В заключение приведем мнение ингушского населения Северной Осетии – жителей с. Майского. После одной из кампаний по «возвращению исконных земель» они обратились в редакцию газеты «Северный Кавказ» с письмом, в котором, в частности отмечали: «Только-только понемногу люди здесь в районе перестают волком смотреть друг на друга, а кому-то опять неймется. Опять вынь да положь. Пригородный район в состав Республики Ингушетия. Опять эти люди затевают для нас разные проблемы. Подогревается оттуда, а мы здесь думай, как все обернется. Сунженский районный суд принял решение, видите ли, о возврате Пригородного района в состав Ингушетии. От этих решений мы, ингуши в Осетии, заживем сытнее? Или к нам здесь станут лучше относиться? Уважаемые деятели Ингушетии! Хватит стравливать нас с осетинами». Без комментариев. ЛИТЕРАТУРА ЦГА РСО-Алания. ЦГИА. Литература Белокуров С.А. 1889. Сношения России с Кавказом. Вып. I (1578- 1613 гг.). М. Всесоюзная перепись населения 1926 г. М., 1928. Кузнецов В.А. 2004. Введение в кавказоведение. Владикавказ. Кушева Е.Н. 1963. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией в XVI – XVII вв. М. Очерки 1967. – Очерки истории Чечено-Ингушской АССР / Под ред. Н.А. Смирнова и др. М. Полиевктов М.А. 1926. Посольство стольника Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию. 1650-1652. Тифлис. Статистический справочник. 1926. Шнирельман В. 2006. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. М. ПРИМЕЧАНИЯ 1 В этом можно упрекнуть самих ингушских исследователей (и не только). Археологами установлено, что в конце I-го тыс. н.э. аланы проникли в некоторые ущелья, заселенные протовайнахами, чего ранее не наблюдалось (Очерки, с. 30-32, 40). Жители страны «дурдзуков» вместе с аланами отважно защищали ее от нашествия арабов. В «Очерках» отмечалось, что столица Алании – Магас – находилась на территории Чечено-Ингушетии. В сентябре 1991 г. в чеченском райцентре Шатой прошла Всесоюзная конференция, целиком посвященная происхождению нахских народов. Здесь стал очевиден раскол и расхождение взглядов между представителями научных центров России, в том числе Северного Кавказа, с одной стороны, и Чечено-Ингушетии – с другой. Если первые делали акцент на автохтонное происхождение вайнахов, осторожно рассматривая контакты с ираноязычными племенами, то вторые выступали с более смелыми концепциями. Так, было высказано предположение о формировании «нахского» этнического массива еще в XIV-VII вв. до н.э. Утверждалось также, что в тот период возникли два союза племен: один – в горах, «ламарой», другой – на равнине в междуречье Сунжи и Терека, «арран нах». Наряду со сложившимся на равнине Аланском государством, в предгорьях оформилось нахское государство Дзурдзукетия (Шнирельман с. 334). В конечном итоге участники конференции, отказавшись от некоторых радикальных суждений, пришли к выводу об автохтонности вайнахов. Было также подчеркнуто, что вайнахи «активно участвовали в сложении и развитии кобанской и аланской культур на равнине» (там же, с. 335). В последние годы усилилась тенденция рассматривать алан как предков исключительно ингушей. В. Шнирельман отмечает по этому поводу: «Радикальные ингушские ревизионисты доходят до того, что вовсе лишают осетин аланского наследия… Такие взгляды разделяются властями Ингушетии, символом чего стало название новой столицы республики, Магас, напоминание о главном городе Алании» (там же, с. 413). Здесь же отметим, что еще в мае 1990 г. на I-ом съезде народных депутатов РСФСР «один из лидеров ингушских радикалов Б. Богатырев выступил с агрессивной речью и заявил:… ингуши “построили Владикавказ три тысячи лет тому назад” – следовательно, это ингушский город» (Кузнецов 2004, с. 156). 2 Если нет «надежных источников», то каким образом определяются точные границы проживания ингушей? Феликс ГУТНОВ www.darial-online.ru Вернуться назад |