Главная > Авторские статьи > Южная Осетия до 1774 года

Южная Осетия до 1774 года


24 марта 2007. Разместил: 00mN1ck
Южная Осетия до 1774 годаВ свете поставленной проблемы о международной правосубъектности Южной Осетии возникает необходимость давать оценку фактам, имевшим место в далеком прошлом. В связи с этим возникает закономерный вопрос: правом какого времени должны оцениваться факты, имевшие место в прошлом? Очевидно, невозможно требовать, чтобы государства, например XVIII в., в своих действиях руководствовались международным правом XXI в. Следовательно, отношения государств вообще, и в частности по территориальным вопросам, в XVIII в. должны оцениваться по праву того века. Это право во многих случаях было негуманным и несправедливым, но другого права не было. В связи с необходимостью оценки фактов прошлого следует упомянуть то положение Декларации 1970 г. о принципах дружеских отношений государств, которое запрещает изменение принадлежности территории путем угрозы силой или ее применения, но в то же время оговаривает, что это не должно толковаться как лишающее юридической силы соглашения прошлого, заключенные до принятия Устава ООН. Но это, конечно, не означает, что территориальные изменения прошлого должны оставаться впредь неизменными. Вполне очевидно, что удержание каким-либо государством в своих границах приобретенной территории против воли ее населения будет противоречить современному принципу самоопределения народов.

В этой главе нас интересуют не столько сами исторические факты, сколько их роль и значение для международно-правовой оценки. Это обусловлено спецификой работы, которая представляет не историческое, а юридическое исследование. В его основу положены данные исторической науки, подразделяемые на два вида: идеологизированные и неидеологизированные. Интересно по этому поводу пишет З. Чичинадзе: «В основе антиосетинской кампании лежит полное сокрытие истинной истории южных осетин и фальсификация научных данных. Такое драматическое положение складывалось десятилетиями и приобрело целенаправленный характер после геноцида южных осетин и неудавшейся попытки аннексии и ликвидации Южной Осетии в 1920 г. Последующие 74 года фальсификация истории осетин и Южной Осетии приняла, за редким исключением, уставной характер в грузинских академических кругах. Все госархивы, содержащие многочисленные письменные свидетельства об истории осетин, были строго сокрыты от любопытствующих научных глаз исследователей истории Южной Осетии. Таким образом, предмет тысячелетних добрососедских осетино-грузинских взаимоотношений превратили в разрушающую антиосетинскую нацистскую идеологию, вылившуюся в условиях позднейшей истории в очередной геноцид и изгнание осетин с якобы «исконных грузинских территорий». Изгоняли в Северную Осетию, которую впервые за всю историю цивилизаций открыли как «родину» южных осетин».[1]

Среди положительных моментов после перестроечного времени отмечается рост самосознания и правосознания народов «посткоммунистического» пространства, среди которых и осетины. Это выражается в целом ряде публикаций, научных изысканиях по вопросам истории нашего народа. Конец девяностых годов XX в. ознаменовался появлением двух фундаментальных трудов в этой области: «История Осетии с древнейших времен и до конца XIX в.» М.М. Блиева и Р.С. Бзарова и «История государства и права Осетии» В.И. Маргиева. Хочется обратить внимание на то, что в названии работ уже нет разделения на историю Северной и историю Южной Осетии, а есть общая история до 1922 г.

Появление скифов (предков современных осетин) на Кавказе историки относят к VIII - VII вв. до н. э.: «Горная зона Центрального Кавказа и Закавказья были освоены скифами в VII в. до н. э. Археологи выяснили, что с момента своего возникновения скифская культура одинаково представлена по обе стороны Кавказского Хребта».[2] Вопрос о возникновении государственности у скифов является дискуссионным. И как пишет В.И. Маргиев: «...по вопросу происхождения скифского государства и его характере с точки зрения исторической типологии в литературе нет единого мнения. Однако бесспорно одно: у скифов была своя государственность - это признают почти все ученые, затрагивающие скифскую проблематику».[3] Он же утверждает, что с момента выхода на историческую арену скифы активно включились в международные отношения. Они в силу своего военного могущества стали важным политическим фактором не только в Северном Причерноморье и на Кавказе, но и в Передней и Малой Азии. Скифы выступали в международных отношениях как полноправный субъект международного права, принимая участие в создании его норм. Историческая наука установила, что в II - I вв. до н. э. сарматы завоевали большую часть Скифии. Древняя письменная традиция связывает сарматов по происхождению и языку со скифами. В письменных источниках по истории Северного Кавказа и Северного Причерноморья этническое наименование «аланы» появилось приблизительно около середины I в. нашей эры. Античные авторы первых веков нашей эры не связывали появление этнического наименования алан с какими-либо иммиграционными процессами. А это значит, что они признавали алан местными племенами. Одни из древних авторов относят алан к скифам, другие - к сарматам. Аланское племенное объединение надолго стало ведущей политической силой на Кавказе, что привело к исчезновению других племенных названий скифско-сарматских племен. В начале тысячелетия аланы объединили скифо-сарматские племена в аланский племенной союз и выступили на международную арену как самостоятельная сила, которая в течение нескольких веков оказывала влияние на политическую ситуацию не только на Северном Кавказе, но и на сопредельных территориях. Это дает основание утверждать о никогда не прерываемом, начиная с VIII в. до н.э., праве скифо-сарматов и их исторических наследников алано-осетин, в частности, на территории современной Северной и Южной Осетии. Военные союзы, династические связи и торговые отношения - приоритетные направления во внешних отношениях алан. В XIII в. Алания уже не представляла единого политического целого, а была раздроблена на отдельные части. В этом состоянии застало ее первое монгольское нашествие, в результате которого аланы потеряли равнинные земли - мощную производственную базу. Источники середины XV - начала XVI вв. рисуют страшную картину разгрома: в Алании «нет поселенцев и жителей, так как они были выгнаны и рассеяны по чужим областям при нашествии врагов, а там погибли и были истреблены. Поля Алании лежат широким простором. Это пустыня, в которой нет владельцев - ни аланов, ни пришлых».[4] Незначительная часть уцелевшего от нашествия населения оседает в горах Центрального Кавказа. Этническая консолидация алан-осетин, таким образом, была нарушена.

Решающее значение для дальнейшего этнического развития осетинского народа имела миграция Алан с равнины в горы в конце 30-х - начале 40-х годов XIII в., когда масса аланского населения отхлынула в спасительные горные ущелья на севере и юге Главного Кавказского хребта, недоступные для монгольской конницы (главной ударной силы завоевателей). Труднодоступность горных проходов позволила аланам организовать успешную их защиту даже относительно небольшими силами. «С середины XIII в. эти горные ущелья стали основной территорией осетинского народа. Дальнейшая его история протекала именно на данной территории».[5] Период XIV - XV вв. характеризуется неясностью и спорностью некоторых аспектов этногенеза осетин, поскольку источники, освещающие этот завершающий этап формирования осетинского народа, очень скупы и немногочисленны. Но с XVI в. мы уже вправе говорить не об аланах-осах (овсах), а об осетинах как сложившейся устойчивой этнической со своей четко очерченной территорией, языком, экономикой и культурой. «Потеряв в XIV в. равнину, осетины сохранили за собой центральные ущелья по обеим сторонам главного хребта».[6] В рассматриваемый период традиционные связи с Грузией в целом сохранялись, но отмечались неоднократные попытки в средние века грузинских правителей и отдельных феодалов покорения южных осетин, которые никогда не признавали над собой власти грузинских правителей. Претензии последних на господство в Южной Осетии основывались лишь на праве меча и не имели под собой легитимной основы, реализуясь лишь в форме грабительских набегов, сопровождавшихся разрушением селений, угоном скота и установлением данничества. Тем не менее, Южная Осетия сохраняла реальную никогда не прерываемую независимость и от Грузии, и от феодальных владетелей приграничных областей Грузии. Равно Южная Осетия не принимала над собой и власти персидских шахов, в вассальной зависимости от которых находилась Восточная Грузия вплоть до вхождения в Российскую империю. XVIII в. внес коренные изменения в историческое развитие Осетии. Возрождение страны стало его лейтмотивом. Но на этом пути все еще было немало трудностей. Сложным, например, оставалось политическое положение Осетии. Южные ее районы являлись объектом постоянных желаний грузинских феодалов, претендовавших на политическое господство[7]. Это было неоправданно, поскольку даже «капризная к негрузинским источникам, грузинская историография имеет лучшие рукописные свидетельства собственных грузинских авторов, которые не оставляют никаких сомнений в том, что южные осетины дотоле никогда не были частью грузинского народа, а Южная Осетия никогда не «состояла» в независимом грузинском государстве».[8] На рубеже XVIII в. вопрос об обособленности Южной Осетии от остальной Осетии стоял в той мере, в какой он стоял относительно других обществ: Тагаурского, Куртатинского, Дигорского, Туальского. Эта обособленность и разделение связаны с последствиями татаро-монгольского нашествия, которое нанесло страшный удар по народам Кавказа, особенно по аланам. Именно этим объясняется оформление самостоятельных обществ: Тагаурского Куртатинского, Алагирского, Туальского, Кударского, Чесанского и Дигорского. Связи между этими обществами не были устойчивыми, им сопуствовала также и общинная рознь. Соответственно эти обстоятельства представляли собой фактор, сопряженный для Осетии с большой опасностью извне.

Нехватка земель и желание включения в состав территории Осетии утерянных ею предгорных равнин, наряду с необходимостью налаживания торговых связей с российскими регионами, сыграли решающее значение в оформлении намерения быть под протекторатом Российской империи. Российское правительство, вынашивавшее планы «политического освоения» центральных районов Северного Кавказа, также было заинтересовано в установлении прочных связей с Осетией, которая занимала в регионе важное военно-стратегическое положение. 14 августа 1746 г был издан указ о проведении в Петербурге русско-осетинских переговоров «ради крещения и для других секретов». Осенью 1747 г. в Осетии началась подготовка к поездке в Петербург. Был определен состав посольства, включившего представителей всех осетинских обществ. М.М. Блиев в своей работе «Русско-осетинские отношения» (Издательство «Ир», Орджоникидзе, 1970 г.) пишет о том, что 7 октября 1747 года Сенат запросил Коллегию иностранных дел: принятие в подданство осетин «не будет ли… противно постановленным с Портою Оттоманскою или с Персиею мирным трактатам». В ответ на этот запрос 9 января 1748 года Коллегия иностранных дел представила обстоятельный доклад о политической независимости осетинского народа. Руководитель коллегии Бестужев-Рюмин сообщал в рапорте: «Уже сведомо, что оный осетинский народ, разный по уездам званиями, именующийся и в Кавказских горах между обоими Кабардами в пограничности к Грузии живущий, вольный есть и ни у кого в подданстве не состоящий». М.М. Блиев обращает внимание на то, что «…хотя Коллегия иностранных дел считала Осетию «вольной», независимой от каких-либо стран, она все же серьезно считалась с тем, что присоединение Осетии к России может вызвать крайне нежелательную реакцию у Турции и Персии»[9]

С начала 1750 г. и до конца 1751 г. переговоры проходили в сложных условиях усиления международной напряженности, всячески нагнетаемой Турцией и Крымским ханством. В ходе переговоров осетинское посольство обратилось к российскому правительству с просьбой о присоединении Осетии к России, заявив, что «весь осетинский народ желает быть в подданстве е.и.в.», с тем, чтобы оградить себя от нападения внешних врагов и иметь возможность переселиться на равнинные земли Северного Кавказа. Принимая во внимание сложную для России внешнеполитическую обстановку, посольство обещало, что в случае достижения положительной договоренности Осетия выставит 30-тысячную армию для участия в войнах против Турции и Ирана.

«В результате переговоров предгорная равнина Центрального Кавказа, бассейны рек Ардон и Фиагдон были признаны Российским правительством землями «вольными и свободными». Переселение осетин в эти районы считалось законным и поддерживалось российским правительством».[10] Несмотря на то, что основной вопрос переговоров о присоединении Осетии, как независимого единого национально-территориального образования, не входящего в состав какого-либо государства или национальной территории другого народа, к России оставался открытым и по существу не был решен и вопрос о земле (правительство разрешало осетинам переселяться на предгорную равнину, но не могло тогда обеспечить их безопасность), тем не менее, эти переговоры имели большое значение для Осетии и России.Для исследователей-международников интерес состоит в том, насколько самоопределение осетинского народа, как международно-политический процесс по своему проявлению, соответствует современной сводной формуле права наций на самоопределение:по способу - это было добровольное решение с учетом мнения всех обособленных общин Осетии;мирное решение этого вопроса - благо Осетия тогда была независимым единым национально-территориальным образованием, не входящим в состав какого - либо государства или национальной территории другого народа;не были нарушены права жителей образования;были учтены сложившиеся на тот момент реалии, послужившие исходной базой для решения вопроса о добровольном присоединении Осетии к России.

Магкаева Е.Р. Продолжение следует
Вернуться назад
Рейтинг@Mail.ru