Осетины по численности маленький народ, и эта горстка людей вплоть до Октябрьской революции состояла из четырех обществ: тагаурцев, куртатинцев, алагирцев и дигорцев (перечисляются общества только Северной Осетии – прим. админ. сайта). Такие наименования получили по названиям ущелий, где они проживали. Но вместе с тем они составляли и составляют один народ с единым языком, с незначительными расхождениями в их наречии и диалектах иронского и дигорского, с едиными традициями и обычаями. Каждое из этих обществ имело свои знатные фамилии, игравшие в их жизни главенствующую роль, так как в их собственности находились лучшие земли и другие богатства. Большая часть населения была зависима от них, арендовала у них землю, работала по найму. В соответствии с таким делением осетин на различные общества у них сложились своеобразные традиции и обычаи, но различия между ними были настолько незначительными, что, видимо, нет надобности останавливаться на них.
Мировоззрение верующего осетина в отношении смерти человека и похорон было пронизано духом фатализма. Смерть ими объясняется не естественными причинами, а божественным предопределением, что судьбы людей заранее предопределены божественной волей, что решил бог, того не миновать. В такой именно форме осетин, если даже не верующий, по инерции выражает свое соболезнование близким покойника: «Ничего не можем поделать, раз бог захотел так», «На все божья воля», «Бог сотворил нас, и он же решает, кому сколько жить» и т. д. и т. п. Рассуждая подобным образом, люди мало думают о том, что сама идея бога создана фантазией самого человека.
Главным в похоронных обрядах у осетин были и остаются поминки. С древнейших времен осетины в память о покойнике справляли многочисленные хисты (поминки). Самым большим из них был стыр хист— великое поминание в день годовщины смерти. В нем принимало участие все мужское население не только данного аула, где проживал покойный, но всех близлежащих селений. Семья умершего заранее делала обширные приготовления: варили сотки ведер пива, резали от пяти до девяти быков, от 60 до 100 овец. В этих больших расходах семье оказывали помощь родные и нередко знакомые. Приходила и приезжала на стыр хист только мужская часть населения, в том числе и молодежь, участие в поминках многими рассматривалось как своеобразное развлечение, так как в честь усопшего устраивались скачки, соревнования по стрельбе в цель, которые были обязательными атрибутами стыр хиста и видом соревнования в ловкости всадника и меткости в стрельбе. А для семьи такие поминки были тягостными, разрушительно влияли на се хозяйство, после них она годами не могла оправиться, прийти в себя.
Ввиду разорительного действия поминок на семью покойного вопрос об уменьшении числа их и стоимости неоднократно обсуждался еще во второй половине 19 века на собраниях и съездах осетинских обществ, но заметных результатов достигнуто не было. Сильнее оказалась вера людей в загробную жизнь. Дело в том, что осетины «на поминки смотрят, как на кормление мертвых, говорят, что пища, которую едят на поминках, не идет в пользу съевшего, но ее сила переходит к мертвому, так что плотно поевший на поминальной пирушке, придя домой, имеет право спросить себе обычный обед. Нельзя более оскорбить осетина, как сказать, что его мертвые голодают»1.
Пожалуй, не менее разорительными для семьи, чем стыр хист, были поминки под названием сабитызар (вечер под субботу). Каждую пятницу к вечеру в течение года женщины семьи покойного шли на могилу его со всевозможными яствами. Туда же собирались все замужние женщины и вдовы аула, и после краткой процедуры х?лар канын, т. е. произношения речи, содержащей в себе пожелание, чтобы покойник на том свете был сыт, не испытывал нужды ни в пище, ни в питье, начиналась трапеза.
В результате этих еженедельных обильных угощений семья покойного оказывалась в тяжелом материальном положении. Такие поминки были и у мусульман, но не еженедельно, а три раза в год.
С тех пор прошло много времени. Однако мало что изменилось в похоронных обрядах, в частности в поминальных. Они, мало того что не соответствуют духу времени, как и в прошлом, остаются обременительными, разорительными и более того нелепыми.
В похоронных обрядах, конечно, мало приятного, но, видимо, и не очень приятно писать о них, тем не менее приходится, -поскольку они существуют и должны соблюдаться в той или иной форме всегда, коль скоро жизнь людская не бесконечна. Участвуя в похоронах, люди вполне сознают, что отдают последний долг покойнику за те или иные деяния в жизни и за то, что он уходит в небытие.
Возникновение и существование похоронных обрядов у осетин, как и у других народов, связано с верой в загробную жизнь, в бессмертие души. О том, что у осетин существовала в прошлом вера в загробную жизнь, писали многие видные ученые, в том числе известный русский историк-этнограф М. Ковалевский. «Безусловно, отрицая полную уничтожимость человеческого существа,— писал он,— они (осетины — X. Ц.) придерживаются того мнения, что по ту сторону могилы есть жизнь, которая не что иное, как продолжение того, что предназначено нам в земной жизни. Поэтому души умерших имеют такую же потребность в пище, тепле, свете, как и живые люди. Это обязывает оставшихся в живых родственников покойного позаботиться о том, чтобы умершие не нуждались ни в предметах питания, ни в спиртных напитках, а также в тепле и средствах освещения... Если это не исполняется, покойник остается без пищи и будет страдать от холода и темноты»2. Пережитки таких верований сохранились и по сей день у определенной части населения. А за верой в загробную жизнь, как правило, следуют определенные действия: устройство многочисленных поминок, самоистязание, посвящение (фалдесун), произношение тостов за траурным столом и др.
Но существует ли бессмертие, загробная жизнь, ради которой все это делается? При ответе на этот вопрос следует, конечно, исходить из жизненного опыта людей, из данных современной науки, в частности медицины, физиологии и других, показывающих, что в факторе смерти нет ничего таинственного и сверхъестественного, что бы не могло быть объяснено естественными причинами, и отношение людей к этому печальному факту должно быть вполне осознанным и трезвым.
Смерть, несмотря на то, что есть обыденное явление, всегда смущала и смущает людей самим фактом своего существования, уходом близких, знакомых в небытие, ввергая их в траур, в горе, вызывает у них острые психологические переживания.
Философы-идеалисты и учителя религии всегда старались и стараются как-то смягчить жестокую очевидность факта и истолковать его в соответствии со своим пониманием и желанием, потребностями верующих людей, представить даже несуществующим. «Смерти нет», — утверждают они. Однако подобные суждения находятся в прямом противоречии с жизненным опытом людей, с данными современной науки. Факт — упрямая вещь, и надо ему смотреть прямо в глаза, а не отворачиваться от него, не питать себя какими-то несбыточными надеждами. Смерть, конечно, неприятна и тягостна, но неизбежна. И, увы, спрятаться от нее нельзя, и никому еще не удалось. Смерть также неизбежна и закономерна, как сама жизнь. Смерть есть следствие жизни. Без жизни не было бы смерти. Она не связана с наличием какой-то отдельной от тела духовной сущности и наступает не с уходом ее от тела, как говорят учителя религии, а с прекращением деятельности органов тела, главным образом нервной системы, мозга. Человек, как биологическое существо, смертен. Идею о бессмертии души, как особой духовной сущности, нельзя признать за умопостигаемую истину, ее можно признать только как религиозное верование, как самоутешение обманчивыми надеждами.
Жизнь личности в воспоминаниях близких, друзей и общества не есть бессмертие, а только временная память о покойнике. Конечно, духовное влияние великих людей, их благородные воздействия на воспитание и духовную жизнь, дела, мысли и действия живых могут быть продолжительными и плодотворными, но все-таки это не бессмертие, а только временная память о них. А раз нет бессмертия души, следовательно, нет и никакой загробной жизни.
Поэтому все похоронные обряды, сложившиеся веками на основе религиозного верования в загробную жизнь, не имеют под собой никакого реального основания и базируются на извращенных фантастических представлениях темных, несведущих людей.
Чтобы не быть в плену этих старых примитивных представлений, необходимы трезвый научный подход, проявление к ним своего активного критического отношения, а не плестись в хвосте обывательских настроений и поддерживать их своей пассивностью и безразличием. Это создает благоприятную почву для их дальнейшего бытования. По отношению к традиционным установлениям требуется осмотрительность, такт. Следует серьезно подумать над тем, как сберечь, сохранить то ценное, непреходящее, близкое и дорогое людям, которое содержится в прошлом жизненном опыте поколений, в том числе в похоронных обрядах, чтобы оно бесследно не исчезло для потомков. В погоне за нововведением нельзя терять из виду жемчужину в традиционном.
В осетинских похоронных обрядах имеется немало интересного и поучительного, заслуживающего не только сохранения, поддержки, но и дальнейшего совершенствования. Надо сказать, что похороны в наше время во многом отличаются от традиционных, но, к сожалению, не всегда в лучшую сторону. Наслоения последнего времени сделали их более тягостными и громоздкими, и в силу этого кое-где они начинают терять свои истинно похоронные черты, особенно это касается поминок. В поминках в день похорон, несмотря на их религиозный и разорительный характер, действовали строгие традиционные правила, согласно которым, например, за траурным столом было предусмотрено произносить только четыре тоста. Первый тост посвящался всевышнему, чтобы тот взял людей под свое покровительство, второй — памяти покойного, чтобы он попал в рай, третий — за здравие и благополучие впредь его семьи и четвертый — за изобилие (м?рдты мыкалгабыр). После этого без всяких лишних слов заканчивалась траурная трапеза и вес вставали, вначале младшие, затем остальные, выразив перед уходом еще раз свои соболезнования родным покойного. Считалось непристойным, даже позорным напиться за траурным столом. Такое поведение расценивалось как недостойное, как оскорбление памяти усопшего и неуважение к его родным.
Все то, что выходило за рамки традиционных правил траурного стола, противоречило им, строго осуждалось общественным мнением. Последнее время почему-то перестали соблюдать эти правила. Прежняя строгость и порядок предаются забвению. За столом произносится не четыре, а множество тостов, т. е. почти столько, же, сколько их бывает за праздничным столом.
Явление это, к счастью, не повсеместно, но встречается, подчеркиваю, в последние годы нередко, даже слишком часто. Но следует сказать, что подавляющее большинство присутствующих к подобным явлениям относится неодобрительно, внутренне осуждает их. Тем не менее они «для приличия», «чтобы никого не обидеть» своим нейтральным, безразличным отношением, поддерживают их. В осетинских похоронных обрядах действительно позитивным является то, что похороны проходят при стечении большого количества людей, выражающих искренне свои соболезнования. Это показатель того, как высоко ценится жизнь человека в народе. Родные покойного находят опору, моральную и отчасти материальную поддержку со стороны людей, разделяющих вместе с ними постигшее их несчастье. Это как-то облегчает горе. Однако упомянутая материальная помощь не должна принимать уродливые формы, превращаться в какие-то обязательные поборы. Ведь не все же люди могут вносить каждый раз деньги, когда они идут на похороны. И традиционно денежная помощь не была обязательным атрибутом этого обряда.
Она должна быть вполне добровольной. Степень уважения к памяти умершего и его родным измеряется не величиной взноса, внесенного в качестве пожертвования. Напротив, такой утилитарный подход нельзя назвать иначе, как безнравственный. Но если отвлечься от морального аспекта вопроса и обратиться к его материальной стороне, то также не трудно обнаружить негативные моменты, сопутствующие похоронным обрядам. Подсчеты показывают, что расходы на похороны родственников, близких и знакомых в течение года у многих людей составляют довольно-таки внушительную сумму. Напротив, 15 человек почтенного возраста из селения Дур-Дур на вопрос о том, как они относятся к подобным денежным затратам, высказали свое отрицательное отношение к ним, заявив, что устали от них, что у каждого из них такие расходы в течение года составляют не менее 300 — 400 руб. (это когда деньги были в цене).
Против этих суждений можно выдвинуть серьезный аргумент. В частности такой, что денежные пожертвования делаются не по принуждению, а добровольно. Это, конечно, верно, никто никого вроде бы не принуждает. Но это такая «добровольность», которая на деле принимает обязательный характер, хотя и не всегда одобряется общественным мнением. Она базируется скорее всего на силе инерции и автоматизма, характерных для обыденного сознания. Особенно тяжелыми в смысле материальных затрат в последнее время стали поминки в день похорон. Правда, в какой-то мере они оправданы. Люди приезжают из разных мест и в погоду и в стужу выразить свое соболезнование, помогают, если надо, в организации похорон и естественно их надо накормить. В этом смысле поминки, может, нужны, но не такие, как это делается сейчас при многочасовом застолье.
В поведении людей по отношению к поминкам складывается странное противоречие: с одной стороны, они жалуются на слишком большие расходы на похороны в виде денежных взносов, с другой — активно участвуют в поминках, а некоторые даже требуют обильные столы. Если нет такого обилия, то жалуются и даже обижаются. Получается, что они пришли на похороны не для того, чтобы выразить свое соболезнование семье покойного, посочувствовать, оказать ей моральную поддержку, а чтобы просто поесть и выпить. У таких людей, видимо, на первом плане находятся элементарные утилитарные чувства, подвергшиеся серьезной нравственной эрозии. Практически эти чувства находят свое выражение в форме требования: «Я внес деньги, значит на столах должно быть все — и еда и выпивка». Дешевые поминки, говорят они, позорят память покойного, семью, фамилию и даже их односельчан. Такие суждения в книгах, газетах не прочитаешь, но зато их часто можно услышать из уст людей, лишенных чести и совести.
Поведение таких людей в какой-то мере в новом варианте оживляет в нашей памяти давно забытое народом понятие «хиштхор» — завсегдатаи поминок. «Хиштхор» — бездельник, ходивший на все поминки, видя в них развлечение: поесть, выпить вдоволь. Именно поэтому тип такой пользовался в народе дурной славой лентяя, тунеядца. Даже сложилась народная поговорка: «Дыууа хиштай анахай чи фаци, уыиау» — человек, который решил побывать в один и тот же день на двух поминках, но получилось так, что на одни поминки он прибыл раньше времени, а на другие, пока добирался, опоздал. Так пристойно ли нам уподобляться людям, которые были в прошлом объектом насмешек народа. «Хиштхор» не было типичным явлением в прошлом, тем более не должно быть таковым сейчас. Но в то же время этот тип, к сожалению, довольно живуч, встречается еще в нашей среде и нередко портит настроение людям в траурные дни. Негативной стороной траурных пожертвований во время похорон является также неискренность части людей, когда размер их взносов зависит не от родственной близости, от искреннего сочувствия к семье покойного, от уважения к его памяти, а от того, какое положение по службе занимает близкий родственник покойного. Чем выше начальник, тем выше и размер взноса.
Повторяю: это касается незначительной части людей. Подхалим даже на похоронах остается подхалимом.
Совершенно непонятен смысл многих поминок. Когда и кем, например, было введено, чтобы осетины отмечали сорок дней. Этого не было никогда в прошлом, но зато последнее время исправно отмечаются, и люди настолько успели привыкнуть к поминкам сорок дней, что считают, будто такой обычай среди них существовал чуть ли не испокон веков. У осетин в прошлом было и без того много других поминок, в том числе вечер с пятницы на субботу, о чем говорилось вначале, когда женщины — родные и близкие покойного ходили на кладбище с пирогами и другими яствами, исполняли на могиле обряд «фалдишын» (посвящение), высказывали пожелания, чтобы покойник был сыт, как все живые, и знал, что о нем заботятся, и т. д. На этих поминках по традиции присутствовали только женщины. Но в последнее время в них стали принимать равное участие и мужчины, против чего так рьяно выступали наши предки мужчины. Таким образом, потеряв свой традиционный смысл, такие поминки по существу превратились в пиршества и для женщин, и для мужчин с дополнительными обременительными расходами семьи покойного. Расходы на поминки в дореволюционной Осетии ложились на плечи людей, гонимых голодом и нуждой, с трудом сводивших концы с концами. В. Ф. Миллер, хорошо знавший старинные похоронные обряды, свидетельствует, что «многочисленность и дороговизна поминок разоряли немало семей осетин».
В другом источнике также указывается, что в результате обильных угощений и других расходов на поминки «самые зажиточные люди беднеют, а бедные доходят до разорения и отчаяния, а чтобы поддержать свое существование, предаются воровству и вообще порочной жизни, ибо все то, что бы могло служить обеспечением целого семейства и перейти наследникам, поминками уничтожается в один день»3. Против этих разорительных поминок с резкой критикой выступали передовые представители осетинского народа, и даже было принято решение свести число поминок к минимуму, подписанное 30-ю доверенными лицами осетинских обществ. Особенно трудными стали они в наше время, когда подавляющее большинство населения оказалось за чертой бедности.
Следовательно, надо признать, что все поминки, в какой бы форме не выступали и под каким бы предлогом не организовывались, совершенно излишни и не могут быть оправданы никакими доводами. Напротив, их соблюдение противоречит здравому смыслу. В такой постановке вопроса нет ничего нового, об этом мы слышим и читаем уже в течение почти двух столетий, а поминки идут своим чередом, как и прежде, переходя из поколения в поколение. Почему так получается? Вот всеубивающий вопрос. Видимо, потому, что легче говорить о своем отрицательном отношении к ним, чем проявлять практические действия против них, убедить людей в ненужности и бессмысленности поминок.
В результате многочисленных встреч и бесед с людьми различных категорий и возрастов и личного участия в поминках и других похоронных обрядах пришел к твердому убеждению, что подавляющее большинство людей такого же мнения. Но в то же время никто от них не отказывается. Все ждут первого, а его пока нет. Ответы тех, с кем довелось вести разговор по этому вопросу, почти полностью совпадают. Они говорят: «Неудобно, что люди скажут, чем я лучше других», «Пусть другие откажутся, а я не хочу быть первым», «Откажешься от поминок — на похороны к тебе никто не придет», «Было бы очень хорошо, но как?», «Первым никто не желает быть, все боятся осуждения со стороны», «С удовольствием бы не справляли поминки, если бы были уверены, что такому примеру последуют другие» и т. д. Именно в этой раздвоенности и несогласованности общественного мнения одна из основных причин сохранения поминок.
Кроме того, нужно всегда иметь в виду, что потеря близкого человека ощущается очень остро и болезненно. Поэтому все, что касается памяти близких людей, в том числе поминки, посвященные им, очень щепетильно, открытое осуждение их всегда вызывает болезненную реакцию со стороны родных и близких. Оно задевает самые сокровенные их чувства. Исполняя старинные похоронные обряды — поминки и др., люди руководствуются не теоретическими соображениями, а чувствами горечи, эмоциями, памятью, т. е. явления жизни ими воспринимаются на уровне психических переживаний, вызванных смертью близкого человека. В такой момент люди склонны ко всяким- преувеличениям, теряют чувство реальности, вследствие чего поддаются влиянию отсталых настроений, утешая себя надеждами на что-то неведомое. Поддаваясь, таким образом, самообману, они стараются видеть в желаемом действительное.
Для преодоления веры в загробную жизнь требуется постоянная разъяснительная работа среди населения, о чем говорил еще Коста Хетагуров, глубоко понимавший думы и чаяния своего народа: «Пока осетин глубоко верит, что каждый покойник на том свете нуждается в пище и питье и что священная обязанность родственников покойного доставлять им эти продукты потребления в установленном порядке и количестве, до тех пор невозможно сознательное уничтожение в народе «суеверных п разрушительных» поминок»4.
Обряды, сопровождающие погребение покойника, являются отражением веры в загробную жизнь, бессмертие души.
Оки имели целью проводить душу покойного в загробный мир со всем тем, что необходимо для тамошней жизни. Пережитки этих обрядов продолжают существовать и в наши дни. Покойника, например, одевают в лучшую одежду, даже такую, какую никогда в жизни не носил, кладут вместе с ним в могилу драгоценности, золотые часы, кольца и т. п. Все это делается напрасно. Увы, нет никакой другой жизни, кроме земной, и как бы трудна не была потеря близкого человека, надо думать о тех, кто остался жить. Это будет самым лучшим памятником для покойника.
Скорбь родственников по поводу кончины близкого человека вполне естественна, но она не должна переходить в отчаяние. А что же получается на деле? Зачастую женщины — родственницы покойного рвут на себе волосы, царапают до крови лицо. Причем большей частью это делают по принципу «так положено». Ну, а кто сказал, что так положено и какой смысл в это вкладывается?
Таким же бессмысленным является ношение траура в течение года вдовой покойного. Правда, мало кто его придерживается в наше время, но случаи бывают.
Большую психическую травму семье покойника наносит соблюдение обряда «сидение мертвых» (м?рдты б?д?н), когда одежду, в которой ходил покойник, одевают на крестообразную палку и около этого чучела вдова покойного вместе с его близкими родственницами просиживает всю ночь напролет, проводя время в воспоминаниях о покойнике до мельчайших подробностей, вызывающих повышенную нервную возбужденность.
Важное место среди похоронных обрядов занимает устройство надмогильных памятников. И казалось бы, что в этом нет ничего плохого. Так делали наши предки в прошлом, делается и сейчас во всем цивилизованном мире. Но осетины это делали редко и скромно, не было обязательным, никто этому не придавал какого-то особого значения, и от этого люди не испытывали никакого угрызения совести.
Такой порядок сложился как бы естественным путем, никем не был регулируемым, но считался вполне нормальным. Теперь же обычаю ставить памятник придан какой-то характер всеобщности и обязательности как в городе, так и на селе. Наблюдается необъяснимое увлечение строительством надмогильных памятников почти всем покойникам из железа, мрамора, гранита, более того, некоторые даже строят на кладбище над могилами домики в память умерших.
Все это происходит по правилам негласного состязания людей за ложный престиж: кто воздвигнет лучший и более дорогой памятник. Такой памятник для семьи покойного обходится исключительно дорого, особенно в наше время. Конечно, найдутся люди, которые могут сказать: «Кому какое дело до того, какие памятники хотят ставить люди, дорогие или дешевые». В таком случае, это дело каждого, но следовало бы подумать, ради чего делаются такие дорогостоящие сооружения. Не только теоретические рассуждения, но и просто здравый смысл показывает, что ровным счетом это ничего не дает покойнику. Кроме того, это наносит серьезный урон семейному бюджету и часто ввергает семью в долги. Почему нельзя ограничиться постановкой скромной, но красивой надгробной плиты с соответствующей надписью, тем более что памятники не являются вечными, со временем они вместе с кладбищем, как правило, сносятся. Но главное даже не в этом.
Сооружение дорогостоящих памятников, а иногда даже целых сооружений большей части населения просто не под силу, более того, отрицательно сказывается на нравственном воспитании людей. Находятся люди из числа занимающих «доходные места», которым под силу все, в том числе сооружение памятников любой стоимости. Но они не должны и не могут служить эталоном. Есть и другая сторона этого вопроса. Не требуется специальных исследований, чтобы знать, как бездумно, нерационально транжирятся ценные материалы, так необходимые для нужд населения. Достаточно посмотреть па наши кладбища в городах и районах, чтобы убедиться, какое там нагромождение железа, бетона, мрамора и гранита, особенно последнего. Его там столько, что, наверное, хватило бы на укрепление берегов Терека на протяжении всего города Владикавказа.
Важную роль в преодолении негативных явлений в похоронных обрядах призвано сыграть общественное мнение, о чем говорилось выше, но его надо организовывать и направлять.
Многолетняя практика показывает, что этого можно добиться не столько теоретическими статьями и выступлениями, сколько непосредственной работой с людьми. Надо организовать народ и дать ему возможность высказать свое мнение на сельских сходах и других собраниях. И можно быть уверенным, что он найдет разумное решение, поддержит такую инициативу, особенно в сельской местности, и подаст пример для города. Живое слово уважаемого всеми на селе человека, разговор с глазу на глаз оказывают куда больше влияния на его односельчан, чем самая интересная публикация. Это доказано практикой.
Источники:
1. В. Миллер. Осетинские этюды. Часть вторая, с. 287.
2. М. Ковалевский. Поклонение предкам у кавказских народов, газ. «Кавказ», 1902, № 107.
3. Сборник сведений о Кавказе, т. 11, 1872, Тифлис, с. 307.
4. К. Хетагуров. Собр. соч., т. IV, с. 68—69.
Х.К. Цаллаев "Традиции и обычаи осетин", г.Владикавказ «Ир» 1993г.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна |
