поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
 
 
Решения Паскевича
Автор: 00mN1ck / 4 августа 2007 / Категория: Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отн.
Несмотря на отмеченную одинаковость экспедиций, сквозь гус­той дым пушечных выстрелов и пожаров, коими были охвачены села Южной и Северная Осетии, можно было разглядеть одно важное достижение, а точнее - единственное политическое просветление, которое несколько неожиданно пришло к рос­сийскому командованию в ходе карательных экспедиций в Осе­тии. Главным героем военно-политических операций в Осетии стали не генералы Ренненкампф и Абхазов - непосредственные исполнители этих операций, а граф Паскевич, «со стороны» наб­людавший за ходом событий и отчитывавшийся о них перед Пе­тербургом. В этой «рутинной» суете его осенила идея «не водво­рять» в Южную Осетию «моуравства» - «прогрузинскую» форму управления, а вместо них учредить приставства, идентифициро­вавшиеся с российской властью. На начальном этапе, сразу же после завершения экспедиции Ренненкампфа, это новшество явилось полумерой в отношении Южной Осетии, не желавшей находиться в грузинской системе управления. Другим шагом, также достаточно робким, явилось назначение в Южную Осетию российских приставов «преимущественно» из «отставных чинов­ников» русской армии, в том числе грузинских князей, дворян, «знавших осетинский язык». Само по себе приставство, которо­му передавалась местная власть, становилось серьезным огра­ничением для претендентов на феодальные владения в Южной Осетии. Оно подрывало главное звено в феодальной системе -насилие, на котором основывался грузинский феодализм. Уч­реждение института приставства и первые назначения в мест­ную администрацию, однако, явились для Паскевича предвари­тельными мерами организации в Южной Осетии управленческой системы. Судя по документам, главнокомандующий уже после окончания карательных мер вынашивал мысль о решении более фундаментальных задач, связанных с политическим положени­ем югоосетинских обществ. Рассматривая последние как «ис­точник» российско-грузинских противоречий, Паскевич пытался максимально ограничить территорию, на которую бы могли пре­тендовать грузинские князья в Южной Осетии. С этой целью часть Южной Осетии «была причислена» к Горийскому уезду, а другая - передавалась в управление майора Чиляева. В продол­жение этой же идеи главнокомандующий занялся также пересе­лением отдельных югоосетинских сел во внутренние районы Грузии. Максимально сузив таким образом территориальное пространство, которым собирались овладеть в Южной Осетии грузинские тавады, Паскевич сразу же столкнулся с жестким сопротивлением князей. По свидетельству главнокомандующего, «вскоре по покорении осетин, князья Мачабели и Эристави начали делать присвоение их себе в крестьянство». Грузинские тавады, заметив, чем для них грозят действия Паскевича, пытались ока­зать давление на российские власти. Острый конфликт, находив­шийся еще в латентном состоянии, был очевиден. Главнокоман­дующий был к нему готов. Вынашивая планы кардинального ре­шения политического статуса Южной Осетии, он до середины декабря 1830 года никого в них не посвящал. Лишь 12 декабря 1830 года Паскевич обратился в Генеральный штаб и выдвинул вопрос о неправомерных притязаниях князей на югоосетинское крестьянство. Это донесение в штаб стоит рассматривать как пробный шар, запущенный Паскевичем для высших властей в Петербурге; обычно же главнокомандующий доносил военному министру, а последний - императору. Сообщая о притязаниях Мачабели и Эристави в Южной Осетии, Паскевич изложил свои аргументы, согласно которым грузинские тавады не имели пра­ва на что-либо претендовать в Осетии. В частности, главноко­мандующий заявил: «... по сему предмету эпохою вероятности претензии должно принять манифест 1801 года; те же из претендателей, которые до состояния того манифеста по неоспори­мым документам не владели осетинами, само собою, разумеет­ся, не имеют никакого права предъявлять своих претензий».

Паскевич хорошо понимал, как сложно будет убедить грузин­ских тавадов, приступивших к феодальному овладению Южной Осетией, в том, что у них нет исторических прав на осетинское крестьянство. Ожидая острую политическую схватку, он поручил советнику экспедиции Яновскому и майору Козачковскому сос­тавить развернутую записку по поводу политического положе­ния Южной Осетии и о конкретных притязаниях на нее со сторо­ны грузинских князей. Записка военных чиновников, представ­ленная Паскевичу в начале июня 1831 года, отличалась глубоким пониманием вопроса и объективностью. Она начиналась с изве­стного нам уже положения о том, что в свое время князья Эрис­тави и Мачабели не являлись феодальными владельцами, а представляли собой эриставов, т.е. управителей, назначаемых «грузинским царем». Напомним еще раз: в персидском государ­стве, в которое входило де-юре Картли-Кахетинское княжество, не было европейской системы аллода, из которой бы вырастало сколько-нибудь крупное феодальное владение. Все тавады, в том числе «грузинский царь», назначались персидским шахом в качестве управителей, не обладавших феодальным правом на владение землей или же крестьянами в российско-европейском смысле. Такое право монопольно принадлежало только шаху.

Однако в Восточной Грузии иногда и в Южной Осетии, «грузинс­кий царь», считавшийся главным валием шаха, периодически брал на себя (нередко со ссылкой на шаха) назначение на мес­тах новых управителей, лишая этой должности неугодных ему старых. Яновский и Козачковский указывали на то, как Ираклий II, рассердившись на Эристави, пытавшихся выйти из «персидс­ко-грузинской» формы феодального господства и добивавших­ся приобретения в Южной Осетии феодального владения, лишил их права на управление в Южной Осетии. По Паскевичу, из этого следовало, что при подписании Манифеста о присоединении Грузии к России Эристави не состояли во «владетелях» и не име­ли права состоять в этом статусе. Яновский и Козачковский «до­копались» и до не менее важного обстоятельства: Эристави, при Александре I и Николае I выступавшие в роли «грузинских кня­зей», идентифицируя себя с этническими грузинами (иначе с ни­ми никто не стал бы обсуждать вопрос о феодальных владениях), имели сугубо осетинское происхождение. Под именем «Эриста­ви», начиная с VI в. н. э. и до начала XVII! века, числились предс­тавители разных осетинских фамилий. По сведениям Яновского и Козачковского, с начала XVIII века «эриставы Арагвские были из фамилии князей Сидамоновых» - это одно из исторических родо­вых колен, восходивших к роду Ос-Багатара, прародителя осе­тин. Что касается ксанских «Эристави», то они состояли «из дома дворян Бибилуровых, от коих» происходили «претендатели» на Южную Осетию в XIX веке; осетинская фамилия Бибилуровы (Би­былта) относилась к аланскому царствовавшему роду, однако, потеряв престол, они были высланы в Южную Осетию, где при поддержке князей утвердились «управителями» над местными жителями Ксанского ущелья. Следует заметить, что, несмотря на осетинское происхождение, и Сидамоновы, и Бибылта, ставшие Эристави и «сварившиеся» в грузино-персидском феодализме, стали для осетин подлинными маргиналами, узнаваемыми толь­ко как грузинские князья. Хотя стоило бы помнить, что в отноше­нии к Южной Осетии, если бы даже они являлись в ней «вла­дельцами», а не управителями, они оставались коренными жите­лями. Добавим еще: Бибылта, как ксанские Эристави, благодаря господству грузино-персидского феодализма, полностью усвои­ли идеологию восточного деспотизма, беспрепятственно посту­павшего из шиитского Ирана. Даже Ираклий II, отстраняя их от должности управителей, обвинил «Бибилури», т.е. Бибылта, в «зверствах», чем, главным образом, и мотивировал свое решение. Что же до самих осетин, то они целиком и полностью «Бибилури» причисляли к Грузии и стыдились называть их своими соотечественниками. То же самое относилось к Сидамоновым - Арагвским Эристави, которых также рассматривали как гру­зинских князей. Важно и другое - неровность, а нередко край­няя противоречивость в отношениях между «осетинскими» Эристави, с одной стороны, и грузинским «царем» - с другой. «Осетинские» Эристави, оставаясь «управителями», одновре­менно пытались заполучить в феодальную собственность осе­тинские села и закрепиться в них в положении «сеньора». Именно подобная очередная попытка ксанских Эристави за­кончилась тем, что Ираклий II - сторонник персидской модели феодализма, решительно отказался от услуг поднадоевших ему местных Эристави.

На протяжении всей первой трети XIX века ксанские, арагвские Эристави и Мачабели, пользуясь поддержкой российских властей, настойчиво добивались разделения Южной Осетии на феодальные владения и приобретения их в собственность. При этом, замечая как российские власти покровительствуют гру­зинским тавадам, «осетинские» Эристави пытались отторгнуть Южную Осетию от остальной Осетии, дабы в составе Грузии пользоваться теми же привилегиями, коими наделялись грузинс­кие тавады. Особые надежды Эристави и Мачабели возлагали на карательную экспедицию Ренненкампфа, благодаря которой они думали окончательно закрепить за собой всю территорию Юж­ной Осетии. Еще не был завершен разгром осетинских сел, а Эристави и Мачабели, ожидавшие получить должности «моуравов», заявили о своих притязаниях на феодальное владение в Южной Осетии. Размеры владений, на которые они претендова­ли, были столь непомерны, что ими практически охватывалась вся Южная Осетия. Дело здесь доходило до курьезов. Яновский и Козачковский доносили Паскевичу, «что князья Эристовы о претендуемых ими ущельях имеют не весьма верные сведения». Так, в списке «владений» Эристовых указывалось ущелье «Шуацверское», которого в Осетии просто не было. Многие деревни, приводившиеся в том же списке, будто являвшиеся их потомственной собственностью, также не значились на карте Осетии. В осетин­ских ущельях - Магландолетском, Тлийском, Чапранском, Гандасском, Кногском «и других», «на кои Эристовы объявляют претен­зию», по заключению Яновского и Козачковского, не было обна­ружено «никаких следов их управления». Агрессивные устремления Эристовых в Южной Осетии, имевшие энергичную поддерж­ку со стороны «Верховного Грузинского правительства», послу­жили поводом для таких же непомерных феодальных притязаний со стороны князей Мачабели. По свидетельству Яновского и Козачковского, «пример Эристовых подал повод и князьям Мачабе­ли присваивать вновь покоренных осетин, живущих по Большой Лиахве в ущельях Рокском, Дагомском, Урсшуарском, им никог­да не повиновавшихся и не принадлежащих». Столь явная агрес­сия в отношении осетинских обществ объяснялась не только по­литикой грузинских князей, но и российской администрации, по­такавшей во всем местным тавадам. Суть идеологии грузинской экспансии заключалась как раз в том, что на протяжении первой трети XIX века крупные военно-политические события, проводив­шиеся Россией в Закавказье, предназначались «для Грузии и производились во имя Грузии». Именно благодаря этому принци­пу, усвоенному грузинским обществом, стали рождаться идеи о некоем исключительном превосходстве не только над соседними народами, но и над той страной, усилиями которой создавался «кавказский монстр». Это вполне понятная логика общества, дол­гое время находившегося в состоянии угнетенности и неожидан­но освободившегося и получившего право осуществить свою мечту - стать самому «исключительным» и иметь возможность уг­нетать других. Такого рода психология, распространенная среди грузинских тавадов, утверждалась в Грузии в основном в первой трети XIX века. Наиболее заметно она проявилась во время про­ведения карательных экспедиций в Южной и Северной Осетии. Узнав о том, что российские войска открывают военные действия в Северной Осетии, грузинские тавады заранее стали обсуждать вопрос о расчленении североосетинских обществ на отдельные феодальные владения. Яновский и Козачковский доносили Пас­кевичу, что «князья сии», т.е. грузинские, «полагая наверное, что скоро последует покорение осетин и по другую сторону Главного Кавказского хребта обитающих, объявляют уже своею принад­лежностью» те районы, где жители «едва ли знают и понаслыш­ке о существовании сих князей».

"Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений" М.М. Блиев. 2006г.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru