поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
Винлинк официальный сайт и зеркало | https://miraterra.ru/ | Kometa Casino  
 
05. МЕЖДУ ИРАНОМ И ВИЗАНТИЕЙ
Автор: 00mN1ck / 29 мая 2007 / Категория: История Алан
Глава V
МЕЖДУ ИРАНОМ И ВИЗАНТИЕЙ


05. МЕЖДУ ИРАНОМ И ВИЗАНТИЕЙПятый век — время «великого переселения» и крупных миграций це­лых племенных объединений, продолжавшихся и позже, слабо освещен ис­точниками (в том числе и археологическими) и пока остается достаточно «темным» периодом в истории Северного Кавказа. Относительно алан обратим внимание на главное: к V в. они в глазах древних писателей были уже не только народом северокавказским, но и какая-то часть Кавказ­ских гор стала называться горами Алан. В главе III мы касались этого сю­жета; здесь напомним, что Ю. А. Кулаковский вряд ли был прав, отождест­вляя горы Алан Птолемея с Донецким кряжем. Как в свое время отмечал К. Мюлленгофф, многие племенные наименования, локализованные Пто­лемеем за Доном и Волгой, в действительности относятся к Кавказу /1, с. 97 сл./. Видимо, горы Алан Птолемея следует искать на Северном Кавка­зе, но вряд ли во II в. это мог быть Кавказский хребет. Скорее всего, птолемеевские горы Алан следует отождествить со Ставропольской возвышен­ностью.

Более определенно высказывается автор V в. Стефан Византийский: «Алан-гора Сарматии» /2, с. 253/. Речь идет, безусловно, о Сарматии Азиатской, ибо здесь же говорится об Албании около восточных Иверов, т. е. о Кавказе. Еще один римский писатель начала V в. Маркиан сообщает лю­бопытные данные, не подвергавшиеся критическому анализу и попытке ос­мысления: «Река же Рудон течет из Аланской горы; у этой горы и вообще в этой области живет на широком пространстве народ алан-сармат, в земле которых находятся истоки реки Борисфена, впадающей в Понт. Землю по Борисфену за аланами населяют так называемые «европейские хуны» /3, с. 279/. «Алан-гора Сарматии» и «Аланская гора» /или горы.— В. К/ Сте­фана Византийского и Маркиана — это уже явно Кавказские горы в их сре­динной части. Наиболее ценно и информативно свидетельство Маркиана о реке Рудон, вытекающей из Аланской горы, ибо термин «Рудон» может быть филологически осмыслен как первоначальное «Арудон», с последую­щим отпадением / в источнике/ гласной «а». В таком случае имеем дело с реальной рекой Ардон, действительно вытекающей из глубины Кавказ­ских гор по Алагирскому ущелью и впадающей в Борисфен — Терек, изливающийся не в Понт /Черное море.— В. К./, а в Каспий. Обитание народа алан-сармат на «широком пространстве», прилегающем к Аланским горам,— в Предкавказье — факт установленный, о нем мы говорили в главе III.

Гуннское нашествие конца IV в. имело огромное значение для после­дующей истории не только Северного Кавказа, но и всей Юго-Восточной Европы. Длившаяся много веков доминация древних иранцев в средне­азиатских, прикаспийских, северокавказских, причерноморских степях за­кончилась. «Великий пояс степей» перешел в руки кочевников — тюрок. Ост­ровки древних иранцев уцелели лишь на периферии этого «великого пояса» в Средней Азии, на севере Поволжья в зоне лесостепи, в южной части Кры­ма; наиболее значительный их массив сохранился на территории Северно­го Кавказа, отделенной от степи Кубанью и Тереком. Видимо, сюда был на­правлен основной аланский миграционный поток с севера, и плотность насе­ления с V — начала VI вв. стала быстро увеличиваться за счет притока алан-танаитов и алан Средней Азии. Смена ареалов обитания и новые природ­ные условия не обеспечивали дальнейшее ведение скотоводческого хо­зяйства и побуждали вчерашних кочевников оседать на землю и переходить к новой хозяйственной системе, сочетавшей скотоводство с оседлым земле­делием /4, с. 61/. Археологически эти процессы представлены множеством аланских городищ предгорной равнины, имеющих зачастую мощные куль­турные слои от первых веков нашей эры до предмонгольского времени. Го­родища сопровождаются обширными катакомбными и грунтовыми могиль­никами; после гуннского нашествия погребальный обряд аланского населе­ния стабилизируется и нивелируется, катакомба с дромосом, ориентирован­ным перпендикулярно камере, становится преобладающей и характерной. Сходное нивелирование и стандартизация наблюдаются и в некоторых осо­бенностях материальной культуры /напр. керамики/ на всей территории. Все это косвенно свидетельствует о происходящих процессах сближения разных этнокультурных групп — не только сармато-аланских, но и або­ригенных.

В закубанских и затеречных степях хозяйничали кочевники — тюрки, оставшиеся на Северном Кавказе после ухода основной массы гуннских орд на Запад. Видимо, за счет притока новых контингентов кочевников с се­вера и северо-востока в VI в. военно-политический вес ранних тюрок в северокавказских степях сильно возрос, на Северо-Восточном Кавказе наряду с уже упоминавшимся гуннским царством в Дагестане /возможно, оставив­шим свои следы в местной топонимике, 5, с. 171 — 176/, складывается племенное объединение гуннов-савир, на Северо-Западном — утигуро-болгарское объединение. Оказавшись в непосредственном соседстве, аланы вступают в контакты с болгарами и савирами, начинается период длительного взаимо­действия. Чутким индикатором в таких случаях является язык. В осетин­ском зарегистрированы сотни тюркизмов, «они пронизывают все сферы лексики, начиная от бытовых и хозяйственных понятий..., уже теперь можно сказать, что в заимствованной лексике осетинского языка тюркский элемент занимает первое место» /6, с. 23/. Разумеется, подобная картина не слу­чайна, в ней — история вековых связей алан с тюркскими народами, на­чавшаяся в V—VI вв. Влияния были взаимными: в именник болгарских ха­нов VII в. проникли такие иранские имена, как Аспарух, Безмер, Гостун, Кардам, Кубрат, Омуртаг, Охшин /7, с. 247/. Болгары Северо-Западного Кавказа вошли в осетинский нартский эпос под этнонимом «агуры», причем в эпосе они неизменно изображаются как многочисленное войско врагов /8, с. 103—104/.

Объединение гуннов-савиров соседило с восточной частью алан. Римский историк VI в. Прокопий Кесарийский помещает савиров близ алан и около Кавказских гор; «племя это очень многочисленное, разделенное, как пола­гается, на много самостоятельных колен, их начальники издревле вели друж­бу: одни — с императором ромеев, другие — с персидским царем» /9, с. 407/. В. В. Бартольд связывал сабиров с более поздними хазарами /10, с. 671/, а современный исследователь А. В. Гадло делает вывод о протяженности их этнической территории, которая с одной стороны соприкасалась с владения­ми Ирана, а с другой — приближалась к областям, связанным с Византией, в то же время находясь в соседстве с территорией алан /11, с. 86—87/. О ко­чевом и воинственном образе жизни савиров, наряду с Прокопием Кесарий-ским, свидетельствует сирийский автор VI в. Захарий Ритор, перечисляю­щий 13 народов и среди них — сабир, «живущих в палатках, существующих мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием» /12, с. 165/. К сожалению, археологические памятники гуннов-сабиров в степях Предкавказья до сих пор не выделены, и мы затрудняемся объективно судить об их культуре, территории расселения и т. п. В этом отражается не только очень слабая археологическая изученность степей Западного Прикаспия и Ставрополья, но и неудовлетворительная разработка истории ранних тюрок Северного Кавказа вообще /13/. В частности, остается не достаточно ясным время наи­более раннего проникновения гуннских групп в Предкавказье: возможно, оно имело место до начала массового вторжения гуннов в Восточную Европу.

В некоторых армянских источниках аланы выступают вместе с гунна­ми — вероятно, в качестве их союзников. В середине IV в., по сообщению армянского писателя Фавста Бузанда, аланы и гунны участвуют в армии царя Армении Аршака II /345—368 гг.; 14, с. 113/. В другом месте своего труда Фавст Бузанд рассказывает о нашествии царя маскутов Санесана на Армению в первой половине IV в. Полководец Великой Армении Ваче под Вагаршапатом настигает и громит разношерстное войско Санесана; армя­не «громили войска аланов и мазкутов, и гуннов, и других племен...» /14, с. 16/. Как видим, в обоих случаях аланы и гунны источником названы рядом и действуют совместно. Следует полагать, что имеются в виду гунны, пред­ставлявшие гуннское царство в Дагестане.

Около 448 г., по свидетельству Приска Панийского, вследствие раз­разившегося в Скифии (Северном Причерноморье.—В. К.) голода огром­ные орды гуннов форсировали Кавказский хребет и вторглись в страны Передней Азии. Предводительствовали гуннами Васих и Курсих /15, с. 62/. По словам латинского писателя и современника этих событий Иеронима, «от далекого Меотиса, земли ледяного Танаиса и страшного народа массагетов где в Кавказских ущельях Александр дверью запер дикие народы, вырвалась орда гуннов...» /12, с. 40/. Гунны захватили огромное число пленных и богатые трофеи; «Аравия, Финикия, Палестина и Египет были пленены страхом». Латинский поэт Клавдий Клавдиан указывает, что гунны «прошли по нежданному пути через Каспийские ворота и армянские снега...» /16, с. 254/, то есть Кавказский хребет они пересекли через Дарьяльское ущелье (со времени римских походов Корбулона Дарьяльский проход стали называть Каспийскими воротами, 16, с. 613—614). Это те «ворота алан», через которые гунны прошли в 368—371 гг., призванные на помощь против армян шахиншахом Шапуром II /16, с. 612/. Само собой разумеется, что переход через Дарьял в 395 г. для гуннов был невозможен без ведома контро­лировавших этот проход алан. Вполне возможно, что как военные союзни­ки аланы не только пропустили гуннов через свои земли на юг, но и приняли непосредственное участие во вторжении. Н. В. Пигулевская полагает, что в нашествии гуннов под предводительством Васиха и Курсиха главную роль играли смешанные группы «скифов» и гуннов /17, с. 79/.

Таким образом, начатые в I в. н. э. военные походы в богатые оседло-земледельческие страны Закавказья и Переднего Востока с успехом про­должались и позже, судя по всему — в сотрудничестве с тюрколзычными гуннскими племенами, в IV—VI вв. широко расселившимися на Северном Кавказе. Безусловно, эти грабительские вторжения сыграли немалую роль во внутреннем социально-экономическом развитии алан: угон массы плен­ных, превращаемых в бесплатную рабочую силу в качестве рабов, захват трофеев в виде скота и материальных ценностей должны были стимулиро­вать ускоренную имущественную и социальную дифференциацию, характе­рную для завершающей стадии эпохи «военной демократии». Эти глубокие для северокавказских обществ последствия их нашествий на юг мы не можем игнорировать.

С другой стороны, столь частые и опустошительные набеги алан и гуннов, потрясавшие ближневосточный мир, со всей остротой ставили перед ним вопрос о необходимости создания эффективной обороны и дипломатиче­ских приемов, призванных либо нейтрализовать беспокойных и опасных северных соседей, либо — в случае удачи — использовать их в собственных политических интересах. Наиболее могущественные державы того време­ни — Византия и Иран — пытались сочетать строительство мощных форти­фикационных сооружений на своих северокавказских рубежах с диплома­тической игрой, в ходе которой широко практиковались богатые подарки и титулы вождям северных племен, щедрые денежные раздачи и т. д. Основ­ные наиболее доступные и стратегически опасные проходы с севера на юг Кавказа начали усиленно укреплять в VI в. Именно тогда, при шахиншахах династии Сасанидов Каваде I и его сыне Хосрове I Ануширване было соору­жено могучее Дербентское укрепление, состоявшее из цитадели и двух стен, пересекавших узкую прибрежную полосу от гор до моря и таким образом наглухо заперевшее Дербентский проход /18, с. 77; 19, с. 420/.

Были причины обезопасить и Дарьяльский проход. Мы уже упоминали об этих «воротах алан», которыми нередко пользовались степные кочевни­ки. В середине V в. в связи с войной персов с гуннами-эфталитами восста­ли охранявшие Аланские ворота гарнизоны, состоявшие из армян, иверов и алан /17, с. 80; 20, с. 65/. В системе обороны Аланских ворот, несомненно, ключевую роль играла упоминаемая Приском крепость Юройпаах, что соот­ветствует армянскому «Иберийское укрепление» /21, с. 64, прим. 69/. Ме­стоположение крепости Юройпаах точно не известно, но достоверно то, что ей отводилась первостепенная стратегическая роль. Ведший войну с гуннами-эфталитами Иран серьезно опасался вторжения северокавказских гуннов и их союзников через кавказские проходы. После восстания охра­нявших «ворота алан» гарнизонов эта опасность стала особенно реальной, и персы дважды — в 464 и 466 г.— настойчиво просят у византийского правительства денежной субсидии на охрану Юройпаах. Об этом рассказы-вает Приск Панийский: в Константинополь прибыло персидское посольство с требованием, «чтобы римляне (византийцы.— В. К.) участвовали в поддер­жании крепости Юройпаах, лежащей при вратах Каспийских, и либо пла­тили за нее деньги, либо посылали гарнизон..., они доказывали, что если персы оставят ее, то не на одну Персию, но и на римские владения легко рас­пространятся опустошения окрестных народов...» /15, с. 89/. Византийцы отклонили эти требования, так как крепость Юройпаах была построена пер­сами и ее охрана есть дело персов. Разумеется, греки не были заинтересованы в помощи своим старым соперникам в борьбе за доминацию на Кав­казе — персам.

05. МЕЖДУ ИРАНОМ И ВИЗАНТИЕЙ


Взаимоотношения Византии и Ирана были сложны и противоречивы. Сасанидский Иран в VI в. был большим и сильным государством, включав­шим в себя нынешние Иран, Афганистан, Ирак, Азербайджан /Кавказскую Албанию/, Грузию и Армению. Иран и Византия были ведущими державами того времени; все остальные народы и племена Переднего Востока группировались вокруг них, ориентируясь либо на Византию, либо на Иран. Споры за владычество над этими народами и племенами, особенно над жив­шими в пограничье обеих держав, были постоянными. Основной причиной раздоров были государства Закавказья. Помимо интересов политических здесь сталкивались и экономические интересы Ирана и Византии: караван­ные пути из Китая и Индии завершались на средиземноморском и черномор­ском побережьях. Иран, контролировавший эти пути на значительном отрез­ке, стремился овладеть выходом к Черному морю. Византия старалась их удержать в своих руках. Это был путь, который в конце XIX в. К. Рихтгофен впервые назвал «Великим шелковым путем». Последний был проложен во II в. до н.э. и соединял Китай с Причерноморьем, имея два направления: южное — из Китая через Афганистан, Иран в Сирию и Византию, север­ное — через Среднюю Азию, Приуралье до греческих городов Северного Причерноморья /22, с. 89—90/. По «шелковому пути» с востока доставля­лись различные товары /23/, но наиболее ценным и идеально транспорта­бельным товаром был роскошный и яркий шелк /24/, не производившийся на Западе и, в частности, в Византии. Все это и вызывало соперничество Ирана и Византии за обладание «Великим шелковым путем».

В IV в. Армения была разделена на две части — Западную, находив­шуюся под влиянием Византии и Персидскую, подчиненную Ирану. Тогда же была разделена Грузия: западная часть Грузии — Лазика оказалась в орбите византийской политики, Картли и Албания — подчинены Ирану. Однако обе державы не были довольны разделом Закавказья, и установив­шиеся в конце IV в. мирные отношения были весьма непрочными.

В самом начале VI в. разразилась ирано-византийская война. Поводом к ней послужил отказ Византии от денежной дотации Ирану в связи с сов­местной борьбой против вторжений северных варварских племен. Очеред­ное вторжение гуннов с севера Кавказа заставило Иран заключить мир с Ви­зантией в 506 г.

Набеги с севера и неустойчивость политической обстановки побудили Иран приступить к укреплению горных кавказских проходов. В хронике «Обращение Грузии» /по Челишскому варианту/ говорится, что около 525 г. «персы усилились и захватили область эров и Армению, но в особенности завладели Грузией, вошли в Кавказские горы и построили для себя врата Осетии, а именно: одни большие врата в самой Осетии, двое ворот в Двалии и одни — в Парачване Дурдзукском; поставили тамошних горцев в качестве пограничной охраны, затем назначили одного человека в Цанарском ущелье» (цанары занимали горы южнее Казбека в районе Военно-Грузинской доро­ги, 25, с. 5—6/. Основное время строительства «врат», а фактически целых оборонительных комплексов, относится ко времени Хосрова I Ануширвана /531—579 гг.; 26, с. 711—712/.

В 527—532 гг. произошла новая война, завершившаяся «вечным ми­ром» между государствами Юстиниана I и Хосрова I Ануширвана. Грани­цы между ними оставались прежними, а империя обязалась выплатить Ира­ну 110 тысяч либр золота за оборону Кавказа от нападений кочевников /27, с. 329/.

Но и «вечный мир», не разрешив противоречий, оказался недолговеч­ным. Византийская налоговая политика вызвала острое недовольство в Ар­мении и Лазике, и армяне и лазы обратились за помощью к иранскому ша­ху, прося избавить их от византийского владычества. Воспользовавшись тем, что основные военные силы Византии в это время были заняты в Италии, Хосров I начал еще одну войну против империи. Первый удар им был на­несен по византийской Сирии, а в 541 г. театр военных действий переместил­ся в Лазику.

Учитывая военно-стратегическое положение Лазики, византийцы зара­нее ввели в нее свои войска и укрепили город Петры — основную военную базу в Лазике. Царь Лазики Губаз, не рассчитывая только на союз с перса­ми, обратился за помощью также к аланам и северокавказским гуннам-савирам. Так сложился антивизантийский союз Ирана, Лазики и части северо­кавказских племен. Вторгшись в Лазику, Хосров I одержал ряд побед и с помощью лазов овладел Петрой. В 545 г. было заключено перемирие на пять лет.

Однако в Лазике одержали верх сторонники провизантийской ориен­тации, и в 549 г. лазы вновь отдались под власть Византии. Особенно антииранские настроения усилились и обострились после того, как персы попытались убить царя Губаза. Воспользовавшись случаем, Юстиниан I послал в Лазику семитысячное византийское войско, персидские отряды отсюда были вытеснены, в руках сасанидов осталась лишь осажден­ная крепость Петра. Вновь разразилась война.

В 550 г. в Лазику вторглась иранская армия под командованием Хориана. Как свидетельствует Прокопий Кесарийский, «за ним в ка­честве союзников следовало много варваров из племени алан ». Здесь же Прокопий следующим образом характеризует алан: «Всю эту страну, которая простирается от пределов Кавказа до Каспийских ворот, зани­мают аланы; это племя независимое, по большей части оно было союзным с персами и ходило походом на римлян и на других врагов пер­сов» /9, с. 375, 381/. Итак, несмотря на подчеркнутую Прокопием независимость, аланы придерживаются проиранской ориентации, что и вытекает из упомянутых выше фактов, относящихся к 541 и 550 г. Следует полагать, что военная помощь алан была не бескорыстной и персы оплачивали ее звонкой монетой.

Объединенное войско персов и алан остановилось лагерем на пра-вом берегу небольшой речки Гиппис. На противоположном берегу остановилось объединенное войско греков и лазов. Разыгралось ожесто­ченное сражение; персы и аланы, не умея опрокинуть греческую фа­лангу, обратились к стрелам, полагая, что «благодаря массе стрел они очень легко обратят врагов в бегство». Но этого не случилось, «персы и аланы пускали стрелы в гораздо меньшем числе, чем их про­тивники», к тому же «большинство их попадало в щиты и отскакивало от них» /9, с. 398—399/. Военачальник персов Хориан был убит одной из стрел, в рядах персов и алан началась паника, и они стали беспоря­дочно отступать к своему лагерю, преследуемые - греками и лазами. В этот драматический момент совершил подвиг один из алан: «один из аланов, выдающийся смелостью духа и силою тела и исключительно искус­но умеющий посылать стрелы той и другой рукой, стал в самом узком месте прохода в лагерь и оказался, сверх ожидания, непреоборимой прегра­дой для наступающих. Но Иоанн, сын Фомы, подойдя к нему очень близко, внезапно поразил его копьем, и таким образом римляне и лазы овла­дели лагерем» /9, с. 399/. Персы и аланы были разбиты, спасшиеся бежали «в отечественные пределы».

В то же время мы имеем факты, свидетельствующие о союзнических отношениях алан с византийцами. Так, в 549 г. аланы взяли на себя обя­зательство за 300 фунтов золота изгнать персов из Лазики /28, с. 47/. В этой связи Прокопий именует алан «друзьями христиан и ромеев» /29, с. 221/. Следует заметить, что все эти события происходил тогда, когда царем алан был Саросий (Сародий), современник импе­ратора Юстиниана I. Аланский царь Саросий упоминается византийскими историками VI в. Феофаном и Менандром /30, с. 321—322, 383, 494/ неизменно как сторонник Византии. В 558 г. Саросий познакомил только что появившихся на Северном Кавказе новых азиатских тюркоязычных (31, с. 299—300) кочевников аваров с византийским наместником в Лазике Юстином. В итоге аваро-византийских переговоров был заключен союз, и авары должны были «действовать против врагов Визан­тии». Поскольку гунны часто выступали на стороне персов и представ­ляли немалую угрозу для Империи, усилия византийской дипломатии были направлены на натравливание аваров на гуннов. Недаром Прокопий писал о тех выгодах, «которые Империя могла получить, возбуждая столкновения среди соседних варваров». Эта ловкая политика «разде­ляй и властвуй» дала свои плоды: авары вступили в войну с гуннскими пле­менами утигуров и салов, а в Предкавказье «сокрушили силы савиров» — тех гуннов, которые, по Прокопию, живут около Кавказских гор и отличают­ся многочисленностью (9, с. 407). Посодействовав сближению авар и греков, Саросий тем самым оказал услугу Византии. Однако в Пред­кавказье авары надолго не задержались и под давлением Тюркского кага­ната вскоре откочевали на Дунай. Как считает Л. Н. Гумилев, дру­гой причиной ухода аваров было то, что «верный союзник Византии аланский князь Саросий» не мог больше оказывать аварам поддержку (32, с. 38).

Как видим, в ходе ирано-византийских войн VI в. аланы выступали то на стороне персов, то на стороне византийцев. Мы не осведомлены достаточно хорошо о всех перипетиях этих войн; иначе, возможно, мы знали бы и случаи одновременного участия алан в обоих враждующих ла­герях. Объяснение этому явлению надо искать в экономическом и об­щественном развитии аланских племен в V—VI вв. Феодальные отно­шения у них в этот период находились в ранней стадии становления, а осно­вой общественного строя были еще отношения эпохи «военной демокра­тии», с четким разделением на племена и группы племен. Есть некоторые основания думать, что внутренняя этнополитическая структура Алании характеризовалась исторически сложившимся дуализмом, пронизывающим всю историю Алании и отразившимся в современном разделении осетин на западных осетин — дигорцев и восточных осетин — иронцев. Соот­ветственно уже в VI в. могли существовать два крупных объединения аланских племен — западное и восточное, находившихся во взаимо­действии (нередко противоречивом). Аланский царь Саросий был вождем западного племенного объединения (33, с. 83). Географиче­ское местоположение западных алан в верховьях Кубани делало их до­вольно близкими соседями Лазики и Абхазии, находившихся под контро­лем Византии. Положение восточных алан близ Дарьяльского прохода и других перевальных путей, ведших в зависимую от персов Картли, неизбежно побуждало их ориентироваться на Иран.

В свое время известный армянский историк Н. Адонц, ссылаясь на арабского писателя IX в. Ибн-Хордадбеха (по П. Г. Булгакову, «отличающегося высокой степенью достоверности», 34, с. 127), писал о том, что «Джарби или страны севера составляли четвертую часть Пер­сидской империи под властью спахбеда, который назывался Адарбадкан-спахбед; эта четверть заключала в себе Армению, Азербай­джан, Рей..., Аланию и др.» (35, с. 218). Можно было бы усомнить­ся в правильности перевода этого текста и в Алании видеть более вероятную Албанию, но сведения Ибн-Хордадбеха подтверждаются другим источником — «Письмом Тансара», относящимся к VI в. В письме говорит­ся о престолонаследии Ирана: «И никого, кто не из нашего рода, шахом называть не должно, кроме тех, которые являются правителями погра­ничных областей и аланов, и областей Запада и Хорезма». Речь идет, по комментарию А. И. Колесникова, о марзбанах (к ним сле­дует отнести и правителя аланов) и спахбедах Запада и Востока. В об­ластях севера страна алан составляла меньшую часть, но была важным опор­ным пунктом против набегов кочевников (36, с. 20). Конечно, не вся страна алан находилась в сфере иранской политики; скорее всего кто была ее восточная часть, а правитель ее имел персидский титул марзбана (правителя окраинных областей.— В. К.). К этому добавим, что в археологической литературе давно подмечено характерное распреде­ление монетных находок сасанидского времени на территории Северного Кавказа — на западе преобладают монеты византийские, в центре и на во­стоке — иранские (37, с. 27). Собственной монетной системы у алан не было, монеты поступали извне (38, с. 52), употреблялись в качестве украшений, и топография монетных находок может дать многое для понимания основных внешнеполитических связей алан того времени.

Говоря о политической неустойчивости алан, находившихся между Ираном, с одной стороны, и Византией — с другой, мы должны также учитывать тот исторический контекст, который был фоном описываемых собы­тий. Ирано-византийские войны вызывали поляризацию политических сил на Кавказе; в Армении и Иверии существовали и противодействовали феодальные группировки, одни из которых ориентировались на Иран, другие — на Византию. Те же явления могли иметь место и в Алании, хотя по уровню своего социально-экономического развития она, без­условно, уступала Армении и Грузии, и политическая жизнь здесь, надо полагать, еще не имела столь сложных и развитых форм.

Вернемся к событиям в Закавказье. После разгрома персидской армии Хориана византийцы в 551 г. овладели крепостью Петра и срыли ее укрепления для того, чтобы персы вновь не смогли их использовать. Большую роль во взятии Петры сыграла группа гуннов-савиров, явившихся и Лазику за получением денег от византийцев. Подобно аланам, савиры служили и персам, и грекам; по этому поводу Прокопий пи­шет: «Их начальники издревле вели дружбу: одни с римским импера­тором, другие — с персидским царем. Из этих властителей каждый обычно посылал своим союзникам известную сумму золота, но не каждый сод, а по мере надобности» (9, с. 407). Савиры придумали особый таран, при помощи которого были разрушены стены Петры.

Борьба продолжалась с переменным успехом. Персидскому пол­ководцу Мермерою с помощью лаза Феофобия удалось захватить силь­ное укрепление Ухимерий, находившееся недалеко от Кутаиса. Взятие Ухимерия (Кутаис персами занят был раньше) утвердило контроль Пер­сии не только над большей частью Лазики, но и над Сванетией. Как свидетельствует Прокопий, «отражать врагов и удерживать их наступление уже не могли ни римляне, ни лазы, так как они не решались ни спуститься с гор, ни выйти из укреплений и сделать на врагов нападение» (9, с. 428). В 552 г. Сванетия подчинилась Ирану. Это было большой неуда­чей и для Византии, и для алан, о чем мы скажем ниже. Еще более положение осложнилось в 554 г., когда на сторону Ирана перешли мисимиане — древнеабхазское — сванское (39, с. 167 —169) племя, жившее в горной части Восточной Абхазии. О причине рассказывает византий­ский историк Агафий Миринейский, освещающий события с 552 по 558 гг.: византийский военачальник Сотерих прибыл в Лазику для раздачи денеж­ных субсидий варварам. «Эта раздача производилась ежегодно с древ­них времен»,— подчеркивает Агафий. Прибыв в; страну воинственных и независимых горцев — мисимиан, Сотерих повел себя весьма неосто­рожно, Мисимиане узнали о его намерении передать пограничную с лазами крепость Бухлоон аланам, чтобы «послы более отдаленных народов, собираясь там, получили субсидии и чтобы больше не было необходимости привозящему деньги огибать предгория Кавказских гор и самому идти к ним». Мисимиане послали к Сотериху депутацию с требованием не отдавать Бухлоон аланам, но Сотерих приказал избить послов палками. Это вызвало восстание мисимиан. Сотерих и его свита были перебиты, а мисимиане перешли на сторону персов (40, с. 322— 323).

Явившись к персидскому военачальнику Нахогарану, мисимиане рас­сказали ему о происшедшем и обратили внимание на стратегическое положение своей территории: «У вас будет местность, расположенная внутри самой территории колхов — безопасный операционный базис, весьма удобный для совершения набегов и являющийся как бы бастионом против врагов» (40, с. 341).

Интерпретируя сведения Агафия, мы должны выделить два интересных для нас аспекта. Во-первых, видимо, не случайным было решение Сотериха передать крепость Бухлоон аланам. В самом деле — почему нельзя было раздавать денежные субсидии в крепости мисимиан, ко­торые были такими же союзниками греков, как и аланы? Не скрыт ли в этом решении Сотериха намек на то, что мисимианам византийцы доверяли меньше, чем аланам? Во-вторых, против каких врагов персов может быть использована крепость Бухлоон? Мы не имеем точных данных о местоположении этой крепости (41, с. 19, карта), но само место­положение страны мисимиан указывает на то, что этот район горной Абхазии, лежащий на стыке Лазики, Сванетии и Алании, действитель­но был выгоден для операций персов во всех названных направлениях. Отсюда вновь со всей очевидностью вытекает, что постоянным союзником Византии в борьбе с Ираном выступала именно Западная Алания, лежавшая в верховьях Кубани.

Весной 555 г. 60-тысячная иранская армия под командованием Нахогарана вторглась в Лазику, но потерпела тяжелое поражение. По­сле того как персы откатились в Иверию, греки получили возможность нанести удар по отложившимся от них мисимианам. В страну мисимиан было направлено четыре тысячи человек пехоты и конницы. Однако узнав, что в Мисимиании находятся персидские войска, подкрепленные гуннами-савирами, византийцы остановили продвижение. С наступ­лением зимних холодов персы вывели свои войска из Мисимиании.

Византийцы продолжили наступление в глубь страны и после осады взяли главную твердыню мисимиан крепость Тцахар (41, с. 51). После этого мисимиане капитулировали (40, с. 344).

Несмотря на восстановление византийского суверенитета, борьба за обладание Мисимианой и Сванетией продолжалась. Определенное на это указание находим у историка VI в. Менандра Византийца. Сооб­щаемые Менандром факты важны для понимания как причин упорного соперничества Ирана и Византии за обладание Сванетией и Мисимианой, так и причин особых византийских интересов в Алании.

В 568 г. император Юстиниан направил посольство в Тюркский каганат, по Р. Хеннигу, находившийся на Алтае (42, с. 84). Целью этого и других: посольств к тюркам был антииранский союз. Возглавлял византийское посольство комит Земарх. Посольство достигло ставки тюркского кагана Истеми, было торжественно принято и направилось обратно вместе с тюркскими послами. Но от подвластного тюркам племени угров стало известно, что около реки Кофин (Кубань.—В. К) византийцев и тю­рок ожидает четырехтысячный отряд персов, намеревавшийся захватить их в плен и тем самым сорвать тюрко-византийскую коалицию. С больши­ми опасностями посольство Земарха достигло верховьев Кубани и всту­пило в Аланию, где было дружелюбно принято уже упоминавшимся вы­ше царем Саросием. «Князь аланский предупредил Земарха, чтобы он не ехал по дороге миндимианов (мисимиан.— В. К), потому что близ Суании находились в засаде персы. Он советовал римлянам возвра­титься домой по дороге, называемой Даринской». Земарх послал по дороге мисимиан 10 носильщиков с шелком, чтобы отвлечь внимание персов, а сам с посольством проехал по Даринской дороге и благопо­лучно прибыл в Апсилию, а затем в Византию (30, с. 383—384). В связи с описанными событиями вновь подчеркнем неизменно провизантийскую ориентацию царя алан Саросия. Узнав о переговорах греков с тюрками Истеми, иранский шах Хосров, попытался подкупить Саросия, чтобы тот перебил византийских послов во главе с Земархом (43, с. 356). Как видим, эти интриги персов не увенчались успехом.

Обладание Сванетией и Мисимианой было важно для обоих враждую­щих сторон потому, что позволяло не только контролировать Лазику и Абха­зию, но и перекрывало основные перевальные пути в этой части Кавка­за, а именно по ним шли весьма важные для Византии связи с Востоком (44, с. 13). Более восточные горные проходы находились либо в руках персов, либо в руках союзных с персами восточных алан, и для греков по­этому были недоступны.

Важное значение имели и экономические факторы. До начала ирано-византийских войн через Иран проходил значительный отрезок упоминавшегося «Великого шелкового пути». По этому пути Визан­тия снабжалась великолепным шелком, спрос на который был велик не только на рынках Константинополя, но и во всей Европе (45, с. 184—214). Война заставила изменить трассу «Великого шелкового пути» и напра­вить его в обход Ирана и его сателлитов; ко времени посольства Зе­марха он из Китая шел в Согдиану, а отсюда через плато Устюрт и Северный Прикаспий выходил на Северный Кавказ. Здесь наиболее надеж­ными союзниками византийцев были аланы, жившие в верховьях Кубани, через их земли пролегал давно известный и проторенный путь к Клухорскому перевалу и далее в Абхазию — к черноморским портам (46, с. 243, 246). Приведенный выше эпизод с посольством Земарха пока­зывает, насколько важное значение для Византии имела Западная Ала­ния, не только поставлявшая грекам свои военные контингента, но и быв­шая мостом на самом трудном и чреватом опасностями отрезке «Ве­ликого шелкового пути».

Совершенно очевидно, что и аланы извлекали немалые выгоды из функционировавшего на их территории международного торгового пути. Исходя из сведений Менандра, мы можем предполагать существование двух основных перевальных дорог в бассейне Верхней Кубани: той дороги, которую Менандр именует дорогой миндимианов и Даринской дороги. Можно полагать, что дорога миндимианов пролегала через Клухорский перевал и соответствовала маршруту позднейшей Военно-Сухумской дороги; это основная трасса через страну мисимиан, и только здесь за­севшие в Сванетии персы могли угрожать византийско-тюркским пос­лам. Даринский путь, как это вытекает из контекста Менандра, нахо­дился западнее и по территории мисимиан не проходил. Этот путь мог быть приурочен к легкодоступному Санчарскому перевалу, куда сходятся верховья рек Большой Зеленчук и Большая Лаба, и он мог проле­гать по любому из этих ущелий, выводя в Бзыбскую Абхазию.

Контроль над обеими дорогами был в руках алан, и они, пользуясь сво­им положением, несомненно, взимали с торговых караванов солидную пошлину. Не заплатив ее, иноземные купцы не смогли бы беспре­пятственно миновать узкие ущелья и горные перевалы. Пошлина уплачи­валась натурой, в которой ведущее место принадлежало шелку. Археоло­гическими исследованиями обнаружено значительное количество шелка в погребениях VII—X вв., концентрирующихся в районе между с. Хасаут на востоке и с. Курджиново (могильник «Мощевая балка» на р. Б.Лаба) на западе — иными словами, на территории западной части Алании. Исследованиями А. А. Иерусалимской установлено китай­ское, византийское и среднеазиатское происхождение оседавших в Ала­нии шелков, причем около 50% их было согдийского производства (47, с. 35—39; 48, с. 55—78; 49). Полученные от иноземных купцов куски нарядного и очень дорогого шелка шли на отделку верхней одежды алан, прежде всего местной знати.

Эксплуатация одного из крупнейших международных торговых путей позволяла местной социальной верхушке быстро обогащаться, что в конеч­ном счете вело к ускоренным (сравнительно с восточной частью Алании) темпам социально-экономического развития и форсировало становле­ние феодальных отношений. С другой стороны, этот активно действовавший в VI—IX вв. путь способствовал более быстрому проникновению тех­нических усовершенствований и культурных достижений в Западную Ала­нию, чем и был исторически подготовлен ее расцвет, который мы наблю­даем в X—XII вв.

05. МЕЖДУ ИРАНОМ И ВИЗАНТИЕЙВосточная часть алан, тяготевшая к Ирану, вероятно, развивалась не­сколько более замедленными темпами. Судя по некоторым импортным предметам, прежде всего находкам художественного метал­ла, монетам и т. д. (например, сасанидский кубок из Урсдонского ущелья (50, с. 119— 130), ближневосточные металлические со­суды — 51, с. 12—13; 52, с. 166, табл. III) Восточная Алания была связана с экономи­ческими и культурными центрами сасанидского Ирана, но размах этой торговли и глубина ее воздействия на внутреннее раз­витие местного общества, кажется, уступают тому, что происходило в бассейне верхней Кубани.

В 562 г. Византия и Иран, обессилен­ные длительной войной, заключили мир на 50 лет. Первым пунктом договора значи­лось: «чтобы Персы не позволяли ни гун­нам, ни аланам, ни другим варварам переходить в римские владения ущельем, называемым Хоруцон, и вратами Каспийскими» (30, с. 342). Местоположение ущелья и перевала Хоруцон пока не выяснено: о том, что под Каспийскими воротами следует иметь в виду Дарьял, говорилось выше. Таким образом по условиям мирного договора Иран должен был изолировать два наиболее опасных прохода с севера, Кавказа в Закавказье.

В 572 г. война возобновилась, и вновь гунны-савиры и аланы высту­пают то на стороне Ирана, то на стороне Византии. Как свидетельствует Феофан Византиец, в том же году колхи, авазги и Сарой (Саросий.— В. К.) • царь алан, вместе с армянами помогают византийцам, тогда как пер­сам помогают савиры, дачаны и «народ дилмаинский». В сражении при Нисевии персы терпят жестокое поражение (30, с. 494). В 576 г. византийские войска вторгаются в Восточное Закавказье и захватывают заложников из савиров и «других народов». Вскоре в Византию прибывают посольства от «предавшихся римлянам аланов и савиров», которых кесарь принял благожелательно. Из дальнейшего рассказа Менандра становится ясно, что раньше эти аланы и савиры служили за деньги персам: импера­тор дал им сумму вдвое большую, чем они получали от персов (30, с. 415). Как справедливо писал Ю. А. Кулаковский, Византии вновь приходилось перекупать своих союзников (53, с. 7).

В 629 г. длительные и кровопролитные ирано-византийские войны кончились. Ни та, ни другая держава не добилась решающего успеха и не реализовала свои территориальные притязания. По договору 629 г. гра­ница между владениями Ирана и Византии в Закавказье восстанавлива­лась в рамках договора 591 г. Лазика, Сванетия, Абхазия и значительная часть Иверии осталась под контролем Византии. Важнейшим же послед­ствием ирано-византийских войн было взаимное ослабление Византии и Ирана и их неспособность в дальнейшем оказать успешное сопротивле­ние арабским завоеваниям, захватившим в VIII в. и Кавказ.

Ирано-византийские войны не прошли бесследно и для северокавказских алан, втянутых в них. Выше мы уже говорили о социально-экономических последствиях этих войн и вызванного ими перемещения торго­вых путей. Наемное союзничество обеспечивало усиленный приток значительных материальных ценностей в Аланию, и не случайно во многих могильниках этого времени мы видим массу дорогих ювелирных изде­лий, в основном византийского или причерноморского производства (напр., могильники Камунта, Рутха, Кумбулта в Дигории, 54, с. 210— 234, 235—253, 293—328). С другой стороны, несомненно, усилились связи с Византией; аланы все более (особенно западные) втягивались в ор­биту ее влияния.

05. МЕЖДУ ИРАНОМ И ВИЗАНТИЕЙ


В связи с этими событиями встает еще один интересный вопрос — об усилении связей Алании не только с Византией, но и с Абхазией и Лазикой. Как сообщает А. Бриллиантов, в письме византийца Анаста­сия, в 662 г. сосланного вместе с Максимом Исповедником в Лазику, упоминается крепость Букулюс. Эта та крепость Бухлоон, которая была известна Агафию в стране мисимиан и которую в 554 г. византий­цы хотели передать аланам, что вызвало восстание мисимиан. Из ла­тинского текста письма Анастасия вытекает, что между 662—666 гг. крепость Бухлоон все-таки перешла в руки алан (54, с. 33). Следова­тельно, она была занята аланским гарнизоном.

Разумеется, факт пребывания военного гарнизона не означает этнической миграции. Но о пребывании групп алан на территории Абхазии в раннем Средневековье мы знаем не только от Анастасия. Аланы заявили только что упоминавшемуся Льву, что они имеют сообще­ние с авазгами, и их купцы «то и дело отправляются к ним» (55, с. 82). Как видим, постоянные связи с Абхазией для алан VIII в. были уже давно установившимся фактом. Причины этого понятны: уже в I в. н. э. Страбон знает черноморский порт Диоскуриаду (совр. Сухуми.— В. К.) как общий эмпорий для народов, «живущих выше и соседних народностей» (56, с. 472). В числе этих народностей были и аланы. В Цебельде пребывание алан зафиксировано и археологически: найдено около десяти северокавказских лощеных глиняных кружек VI в. как в культурном слое главной крепости Апсилии Цибилиума, так и в захоронениях. Роль Кол­хиды в качестве промежуточного звена в контактах Алании и Византии подчеркивается Ю. Н. Вороновым и О. X. Бгажба (57, с. 24—25). Сбли­жение алан и авазгов-абхазов было настолько значительным, что, по за­мечанию византийского писателя XII в. Иоанна Цеца (абхаза по матери), иверы, авазги и аланы составляли даже один народ (58, с. 51). В старой и современной научной литературе признано, что абхазские фамилии Осия, Шармат, Алания связаны с переселением и ассимиляцией групп алано-осетин в Абхазию в далеком прошлом (59, с. 215—225). В лингвистической литературе отмечены языковые контакты алан с мегрелами и сванами (60, с. 193; 61, с. 180—186; 62, с. 32—38), также восходящие к глубокой древности, вероятно, к тому историческому периоду, когда в связи с ирано-византийскими войнами аланы проявляли большую активность в Западном Закавказье.

Усиление алано-абхазских и алано-лазских связей и контактов, сти­мулированное ирано-византийскими войнами, не оказалось явлением преходящим и получило новый импульс в X в.— в период христианизации Алании византийскими миссионерами. Подробнее эти вопросы бу­дут освещены в последующих главах.

В заключение отметим еще один интересный факт, характеризующий историю алан на всем ее протяжении. Это наемная военная служба, опиравшаяся на доблесть и профессиональное боевое мастерство аланских воинов, продолжавших глубокие военные традиции сарматов (63, с. 48, 55, 128, 253). Можно предположить, что она стала зарождаться во II—III вв. в Иберии-Грузии, где аланские воины не только несли военную службу, но и продвигались в ряды иберийской знати. В V в. мы видим алан в качестве римских федератов в Паннонии, Галлии, Ита­лии. В ходе ирано-византийских войн аланы наиболее четко выступают как платные союзники-наемники и той, и другой воюющей стороны. К ним полностью приложима характеристика гуннов-савиров, данная Агафием: «часто они вступают в битву в союзе то с римлянами, то с персами, когда те воюют между собой, и продают свое наемное содействие то тем, то другим» (64, с. 116—117). В XIII—XIV вв. мы увидим алан как ударную силу Монгольской империи в Китае. Но наиболее длитель­ным и глубоким было союзничество алан с Византийской империей. Оно коснулось не только военного дела, но и многих других сфер жизни аланского общества Северного Кавказа.

ЛИТЕРАТУРА

1. Mullenhoff К. Deutsche Altertumskunde, t. III, Berlin, 1892.
2. ЛатышевВ.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. 1, вып. 1. Спб., 1893.
З. Маркиан. Объезд внешнего моря. Латышев В. В. Известия древних писателей о Ски­фии и Кавказе. ВДИ, 1948, 3.
4. Эрдейи И., Гумилев Л. Н. Единство и разнообразие степной культуры Евразии. Archaeologiai Ertesito, vol. 96, 1969.
5. Семенов Н. К вопросу о следах гуннов на Кавказе. Терский сборник, вып. 1. Влади­кавказ, 1890.
6. Абаев В. И. Тюркские элементы в осетинской антропонимии. В кн.: Теория и практика этимологических исследований. М., 1985.
7. Вешевлиев В. Ирански елементи у първобългарите. В кн.: Античное общество. М., 1967.
8. Кузнецов В.А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. Орджоникидзе, 1980.
9. Прокопий из Кесарии. Война с готами. Перев. СП. Кондратьева. М., 1950.
10. Бартольд В. В. Место Прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Соч., т. II, ч. 1. М„ 1963.
11. Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV—X вв. Изд. ЛГУ, 1979.
12. Пигулевская Н. Сирийские источники по истории народов СССР. М.— Л., 194L
13. ФедоровЯ. А„ ФедоровГ. С. Ранние тюрки на Северном Кавказе. Изд. МГУ, 1978.
14. История Армении Фавстоса Бузанда. Перев. с древнеармянского и комментарий М. А. Геворгяна. Ереван, 1953.
15. Сказание Приска Панийского. Перев. Г. С. Дестуниса. Спб., 1861.
16. Пигулевская Н. В. Сирийская легенда об Александре Македонском. В кн.: Материалы первой Всесоюзной конференции востоковедов в Ташкенте 4—11 июня 1957 г. Ташкент, 1958.
17. ПигулевскаяН. Сирийская легенда об Александре Македонском. Палестинский сбор­ник, вып. 3, 1958.
18. Комаров А. В. Укрепление Дербента и Кавказские стены. В кн.: Труды V Археологиче­ского съезда в Тифлисе. М., 1887.
19. Бартольд В. В. Дербент. Соч., т. III. M., 1965.
20. Габриелян Р. А. Армяно-аланские отношения (1-Х вв.). Ереван, 1989.
21. Артамонов М.И. История хазар. Д., 1962.
22. Лубо-Лесниченко Е. И. Великий шелковый путь. ВИ, 1985, 9.
23. La Route de la Sole. Paris, 1976.
24. Silk, Carpets and the Silk Road by Gohn Thompson. Published by NHK Cultural Center Tokyo, 1988.
25. Какабадзе С. Н. О племени цанар. Бюллетень КИАИ, № 1—3. Тифлис, 1928.
26. Генко А. Н. Из культурного прошлого ингушей. ЗКВ, V. Л., 1930.
27. История Византии, т. 1. М., 1967.
28. Кулаковский Ю. Аланы по сведениям классических и византийских писателей. Киев, 1899.
29. Прокопия Кесарийского история войн римлян с персами, кн. II. Перев. С. Дестуниса. Спб., 1880.
30. Византийские историки. Перев. С. Дестуниса. Спб., 1860.
31. Немет Ю. К вопросу об аварах. В кн.: Turcologica. К семидесятилетию академика А. Н. Кононова. Л., 1976.
32. Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М., 1967.
33. Кузнецов В. А. Аланы и тюрки в верховьях Кубани. В кн.: Археолого-этнографический сборник, вып.1. Нальчик, 1974.
34. Булгаков П. Г. «Книга путей и государств» Ибн Хордадбеха. Палестинский сборник, вып. 3 (66), 1958.
35. Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. Спб, 1908.
36. Колесников А. И. Иран в начале VII века. Палестинский сборник, вып. 22 (85), 1970.
37. Иессен А. А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. МИА СССР № 3, 1941.
38. Кропоткин В. В. Экономические связи Восточной Европы в I тысячелетии нашей эры. М., 1967.
39. КвицианиИ. Б. Мисимианцы и мисимианская дорога. Труды Тбилисского гос. универси­тета, т. 266, Тбилиси, 1986.
40. Избранные отрывки из «Истории» Агафия Миринейского. Перев. М.В.Левченко. ВВ, т. III, 1950.
41. Анчабадзе 3. В. Из истории средневековой Абхазии (VI—XVII вв.), Сухуми, 1959.
42. Хеннинг Р. Неведомые земли, т. II. М., 1961.
43. Кулаковский Ю. История Византии, т. II. Киев, 1912.
44. Атанелишвили Г. С. Сванетский вопрос в византийско-иранских дипломатических взаимоотношениях (562—590 гг.). Автореферат канд. дисс. Тбилиси, 1961.
45. Пигулевская Н. В. Византийская дипломатия и торговля шелком в V—VII вв. ВВ, т. 1 (XXVI), 1947.
46. Инал-Ипа Ш. Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976.
47. Иерусалимская А. А. К вопросу о торговых связях Северного Кавказа в раннем средневековье. Сообщения Гос. Эрмитажа, вып. 24, 1963.
48. Иерусалимская А. А. О северокавказском «шелковом пути» в раннем средневековье. СА, 1967, 2.
49. Иерусалимская А. А. «Великий шелковый путь» и Северный Кавказ. Л., 1972.
50. ТреверК. В. Сасанидский серебряный кубок из Урсдонского ущелья в Северной Осетии. Труды отдела Востока Рос. Эрмитажа, т. IV, 1947.
51. Кесати Р. Бронзовая фигура орла. Сообщения Гос. Эрмитажа, вып. I, 1940.
52. Дьяконов М. М. Бронзовая пластика первых веков хиджры. Труды отдела Востока Гос. Эрмитажа, т. IV, 1947.
53. Кулаковский Ю. К истории Боспора Киммерийского в конце VI века (по поводу изъяснения надписи Евпатерия). ВВ, т. III, 1896.
54. Бриллиантов А. О месте кончины и погребения св. Максима Исповедника. «Хри­стианский Восток», т. VI, вып. 1, 1917.
55. Зетейшвили С. Г. Сведения об аланах в «Хронографии» Феофана. В кн.: Древней­шие государства на территории СССР. М., 1976.
56. Страбон. География в 17 книгах. Перев. Г. А. Стратановского. Л., 1964.
57. Воронов Ю. Н., Бгажба О. X. Аланы в Колхиде (VI—VIII вв. н. э.). XIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). Орджоникидзе, 1986.
58. Трапезундская хроника Михаила Панарета. Изд. А. Хаханов. М., 1905.
59. Инал-Ипа Ш. Д. К абхазо-осетинским этнокультурным связям. В кн.: Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе, 1967.
60. КипшидзеИ. Грамматика мингрельского (иверского) языка с хрестоматией и словарем. Спб., 1914.
61. Климов Г. А. О лексике осетинского происхождения в сванском языке. Этимология. М., 1963.
62. Цулая Г. В. О некоторых аланизмах в лексике мегрельского языка. ИСО НИИ, т. XXVII. Орджоникидзе, 1968.
63. Кардини Франко. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.
64. Агафий. О царствовании Юстиниана. Перев. М.В.Левченко. М.— Л., 1953.



Материал взят из книги В.А. Кузнецова "Очерки истории алан". Владикавказ "ИР" 1992 год.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru