Главная > История Алан > 08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.

08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.


3 июня 2007. Разместил: 00mN1ck
Глава VIII
СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР
первая часть


08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.Длительное господство сармато-алан в южнорусских степях было прер­вано опустошительным гуннским нашествием, последовавшим в 70-х годах IV в. Нашествие азиатских кочевников — гуннов не только разметало аланские племена, изменив этногеографию Северного Причерноморья, но и открыло широкую дорогу сюда тюркоязычным народам. Историческое зна­чение гуннского нашествия состоит в том, что им был положен конец доминации древних иранцев на юго-востоке Европы; остатки их были оттеснены на периферию, а место иранцев отныне прочно заняли тюрки. Правда, наи­более ранние исторические свидетельства о племени хуны (гунны), живу­щем в Европе между бастарнами и роксоланами, сообщены нам Клавдием -Птолемеем (II в., 1, с. 238), однако достоверность этих сведений вызывает сомнения. Во всяком случае, у нас нет достаточных оснований утверждать широкое расселение тюрок в Восточной Европе до нашествия гуннов.

Гуннская держава Аттилы распалась после его смерти в 453 г., а через сто лет в недрах Центральной Азии возникло новое объединение тюркских племен — Тюркский каганат. Вскоре тюрки появляются в Восточной Евро­пе: в 576 г. они взяли Боспор (Керчь), в 581 г. осадили Херсонес. В конце VI в. каганат распался на две враждующие части — западнотюркский кага­нат, располагавшийся в Средней Азии, и восточнотюркский каганат. Ис­тория хазар тесно связана с западнотюркским каганатом — хазары, поя­вившиеся в Юго-Восточной Европе в эпоху гуннского нашествия, в сере­дине VI в. были включены в состав Тюркского каганата и после его распада выступили как его преемники. К середине VII в. на территории Нижнего Поволжья и восточной части Северного Кавказа (включая часть примор­ского Дагестана) сложилось сильное государственное объединение ранне­феодального типа — Хазарский каганат, возглавляемый господствовавшей и в Тюркском каганате тюркской династией Ашина. Степи Северо-Запад­ного Прикаспия и Нижнего Поволжья, сейчас почти безводные, в ту эпоху были гораздо лучше орошены, отличались хорошим травостоем и в экологическом отношении были благоприятны для ведения кочевого хозяйства. Они были достаточно густо населены — это доказано археологическими исследованиями (2, с. 3—13; 3, с. 248—250), причем огромное количество курганов указывает на обитание здесь именно кочевников. Эти степи и рав­нина Северного Дагестана стали исходной базой Хазарского каганата, а в северной части Дагестана до середины VII в. находилась столица Хазарии — город Семендер, после похода арабского полководца Салмана ибн Раби ал-Бахили ставший затем центром царства Кайтаг, или Джидан (4, с. 152).

Хазария стала одним из наиболее близких и могущественных соседей кавказских алан («больших алан» по контексту упоминавшегося выше епи­скопа Феодора). Более того — этническая история алан и хазар уже на ран­нем этапе их взаимоотношений оказалась связанной довольно тесными уза­ми. По сведениям сирийского историка Иоанна Эфесского (VI в.), дошед­шим до нас в передаче Бар-Гебрея (XIII в.), болгары заселили страну алан Барсалию и город Каспий, который болгары и фанагоры (пугуры) называ­ли «вратами тюрок» и которая позже стала называться Хазарией (5, с. 15, 56, 485). Известно, что болгары в составе Хазарского каганата были одним из главных этнических компонентов: расселение их в стране алан и даль­нейшее формирование хазар на территории Барсалии — «страны алан» — подразумевает не только этнические и культурные связи алан Барсалии с хазарами, но и их вероятное участие в сложении хазар в качестве одного из составных элементов.

Где лежала страна алан Барсалия? По И. Маркварту, она на юге дохо­дила до Дербента, на севере — до долин Сулака и Терека (5, с. 489), что впол­не вероятно (6, с. 130; 7, с. 15). Соглашаясь с названной локализацией Барса­лии (в другой транскрипции Барсилии), Н. В. Пигулевская с уверенностью писала: «В этой области несомненно жили аланы, которых и потеснили груп­пы гуннских племен, принявших затем христианство»...(8, с. 108). Нетрудно заметить, что страна Барсалия (А. В. Гадло считает барсилов племенем иран­ского происхождения; 4, с. 63—68) частично совпадает с той территорией, на которой в более раннее время источники помещали мазкутов прикаспий­ского Дагестана — ираноязычное племя массагетов, в первых веках нашей эры передвинувшееся сюда из Закаспия (об этом см. выше). На это справед­ливо обращал внимание еще И. Маркварт, указавший на то, что появление барсилов на месте массагетов-алан свидетельствует, что «часть древней аланской области позже была занята гуннскими «барчол» под именем бар-силы» (9, с. 94). Армянские историки Фавст Бузанд и Агафангел не слу­чайно на месте мазкутов помещают гуннов — эти свидетельства отражают реальное положение вещей. Речь идет, разумеется, не только о мазкутах-массагетах, но и о более ранних этнических элементах сарматского круга, скорее всего относящихся к аорсам и представленных отчасти материалами известных смешанных по культуре Таркинского и Карабудахкентского мо­гильников первых веков н.э. (10, с. 226—272; 11, с. 218—219), благодаря чему в северной части приморского Дагестана мы имеем непрерывную (вплоть до времени Хазарского каганата) этнокультурную древнеиранскую традицию.

Из контекста рассмотренных выше событий мы можем сделать вывод о значительной этнической неоднородности и пестроте населения Хазарии на раннем этапе ее существования и позже, причем этническая неоднород­ность и раздробленность в равной мере была характерна как для местных аборигенных племен, так и для оседавших на землю ираноязычных и тюркоязычных кочевников. Мысль эта не нова, об этом писал А. Ю. Якубовский, считавший хазар «конгломератом этнически разных кочевых племен» (12, с. 461), а в последнее время — С. А. Плетнева (7, с. 22), Я. А. Федоров и Г. С. Федоров (13, с. 111 —112). Из приведенных выше данных видно, что аланский этнический элемент Северного Дагестана должен был войти в со­став хазар и занять свое место в хазарском «конгломерате» на раннем эта­пе его существования.

Здесь мы не можем не коснуться такого важного и проблемного архео­логического памятника, как Верхнечирюртовский могильник, бывший объек­том раскопок И. П. Костюченко, Н. Д. Путинцевой и М. Г. Магомедова. К сожалению, материалы И. П. Костюченко утрачены, а материалы Н. Д. Путинцевой и М. Г. Магомедова изданы неполностью, что ограничивает воз­можность интерпретации. Известно, что окружающие Верхнечирюртовское городище (предполагаемый М. Г. Магомедовым хазарский город Беленджер) кладбища состоят из трех основных видов погребений: грунтовых захороне­ний в ямах, бескурганных катакомб и подкурганных катакомб. Встречено также несколько подбоев. Раскопками И. П. Костюченко и Н. Д. Путинцевой вскрыто более 150 могил, большая часть которых представлена бескурган­ными катакомбами, относимыми к VII—VIII вв. (14, с. 248—264; 15, с. 79), т. е. ко времени существования Хазарского каганата. Кроме того, М. Г. Ма­гомедовым исследована группа курганов к востоку от оборонительных стен городища. Под курганными насыпями оказались также камерные могилы с двускатными сводами, по форме напоминающие кочевническую кибитку и содержащие погребения с более богатым инвентарем, чем в прочих мо­гилах.

Связь всех этих захоронений с Хазарским каганатом ни у кого сомнений не вызывает. Не вызывает возражений и тезис об этнической неоднородно­сти населения Верхнего Чирюрта — Беленджера, документируемый сосу­ществованием на одной территории и в одно время разных погребальных обрядов (16, с. 52—53). Основные расхождения наметились в этнической интерпретации катакомбных захоронений Верхнего Чирюрта. Н. Д. Путни­цева от каких-либо определений воздержалась. В. А. Кузнецов связал ката­комбы Верхнечирюртовского могильника, исследованные И. П. Костюченко и Н. Д. Путинцевой, с группой алан, расселившихся в Северном Дагестане вплоть до р. Сулак, хотя и подчеркивал своеобразие материальной культуры, «во многих деталях известное в аланских могильниках Центрального Кавка­за», возможно свидетельствующее об этническом смешении населения (17, с. 267). Эти выводы встретили возражения дагестанских археологов, попы­тавшихся связать рассматриваемые захоронения с гуннами-савирами (18, с. 358), но данная точка зрения оказалась еще более недоказанной и не по­лучила признания. М. Г. Магомедов, не рассматривая специально бескурган­ные катакомбы из раскопок Костюченко и Путинцевой, исследованные им большие кибиткообразные катакомбы под курганными насыпями (на восточ­ном могильнике) связывает с местной хазарской знатью (19, с. 202; 20, с. 52—53) и в то же время считает, что «особенности конструкции верхнечи-рюртовских катакомб и специфика выявленного в них инвентаря исключают возможность для их сопоставления с аланами» (21, с. 23) (в данном случае имеются в виду все катакомбы Верхнего Чирюрта). Однако в последнее время этническая интерпретация бескурганных катакомб Верхнего Чирюрта, вы­сказанная автором этих строк, была поддержана Я. А. Федоровым и Г. С. Федоровым (13, с. 86, 92) и нашла полное соответствие в оценке С. А. Плет­невой, писавшей: «Три типа погребальных сооружений вокруг Чир-Юрта принадлежат, по-видимому, трем разным этническим группам, представи­тели которых заселяли город: катакомбы — аланам, ямные погребения — болгарам и, наконец, подкурганные катакомбы — очевидно, господствующе­му народу — хазарам» (7, с. 28).

08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.


Есть достаточно оснований согласиться с приведенным заключением С. А. Плетневой, но с оговоркой, что принадлежность подкурганных ката­комб Верхнего Чирюрта этническим хазарам остается еще проблематичной. Она требует более глубокого обоснования.

Следует отметить, что подкурганные катакомбные могильники извест­ны не только в Дагестане, но по всему Северному Кавказу (напр. «Золотое кладбище» на Кубани, Терезе близ г. Кисловодска, у сел. Брут в Северной Осетии, Братское в Чечено-Ингушетии и т. д), причем, как правило, они отно­сятся к дохазарскому времени — I—V вв. Таким образом.ни территориально, ни хронологически они не увязываются с хазарами, а утверждение М. Г. Маго-медова, что подкурганные катакомбы «не характерны для аланских погре­бений» (22, с. 93) является недоразумением. Кибиткообразная форма камер также не может быть чисто хазарской чертой, ибо встречается вне Хазарии как в дохазарское, так и в послехазарское время (23, с. 180, рис. 5; 24, рис. 10, 15; 25, рис. 3) и, подобно Верхнему Чирюрту, сопутствует обычным катакомбам со сферическим сводом. Не исключено, что последние по форме также связаны с кочевническими жилищами, что не обязательно свидетель­ствует об их хазарском происхождении. Наконец, пытаясь противопоста­вить материальную культуру аланских катакомбных могильников и подкур­ганных катакомб В. Чирюрта, М. Г. Магомедов использует для этого найден­ные в верхнечирюртовских катакомбах VII—VIII вв. изогнутые сабли и пишет: «Сопоставление верхнечирюртовской культуры, в том числе и сабель, с культурой алан противоречит характеру археологических материалов, ведь в самой Алании в это время сабля не встречается» (26. с. 34). В дейст­вительности здесь противоречия нет, ибо слабо изогнутые сабли и палаши в VII—VIII вв. уже бытуют в аланских катакомбных могильниках (27, с. 138, рис. 3, с. 149). М. П. Абрамова, специально занимавшаяся подкурганными катакомбными могильниками Северного Кавказа, восточную их группу на территории Притеречья связывает с сармато-аланами (28, с. 32), что полно­стью соответствует и нашим представлениям.

Этническая интерпретация трех основных погребальных обрядов Верхне­чирюртовских могильников, предложенная С. А. Плетневой, Я. А. Федоро­вым и Г. С. Федоровым, соответствует исторической действительности, из­вестной нам по письменным источникам. В частности, заселение болгарами страны алан Барсалии в VI в. при такой интерпретации Верхнечирюртов­ских могильников получает наглядное воплощение в конкретном археоло­гическом материале. Этот материал подтверждает факты пребывания до­вольно значительной группы аланского населения, возможно, продвинув­шегося из Притеречья, в Северном Дагестане в раннехазарский период, рас­селения в долине Сулака древних болгар и совместного обитания (вероятно и смешения) тех и других в ходе сложения хазарской государственности. Оседание на землю и переход к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству, наследование богатых местных производственных традиций, политическое объединение перед лицом опасности способствовали процессу этнической консолидации и, весьма вероятно, постепенной ассимиляции алан на территории Северного Дагестана — Хазарии. Однако, со временем раство­рившись среди местных и тюркских племен, прикаспийские аланы оставили ощутимый след в раннесредневековой культуре Дагестана: по признанию дагестанских лингвистов, целый ряд бытующих в дагестанских языках куль­турных терминов имеет североиранское — аланское — происхождение (29, с. 344—347; 30, с. 333—338), а по К. Ш. Микаилову, можно говорить о «широком потоке североиранского (в нашем случае — аланского) языкового материала» в дагестанские языки, причем в настоящее время известно не менее 100 аланизмов, затрагивающих все слои дагестанской лексики (31, с. 132—133). Та же картина былых алано-дагестанских культурных контак­тов в течение безусловно длительного времени намечается и в фольклорных материалах: установлено, что Дагестан был периферией ареала нартовского эпоса, заимствованного дагестанцами у алан (32, с. 154—174). Вряд ли столь серьезное влияние на язык и фольклор народов Дагестана было воз­можно только путем заимствования; не исключая такого пути маргиналь­ного контактирования, основным путем проникновения аланизмов в языки и фольклор Дагестана мы считаем контакты региональные, связанные с дли­тельным обитанием группы аланского населения в приморской части Даге­стана. Это население находилось здесь как в дохазарский, так и в хазарский периоды.

Глубокие этнокультурные связи алан и хазар на почве Дагестана нам кажутся достаточно определенными. С первых дней существования Хазар­ского каганата прикаспийские аланы выступают вместе с хазарами как их составная часть и, приняв политическое господство хазар, в течение почти всего времени существования каганата (до русских походов X—XI вв.) покрываются общим наименованием «хазары».

В противоположной Дагестану оконечности Кавказского перешейка — в районе нижнего течения Кубани и Восточном Приазовье — сложилась сход­ная этнополитическая ситуация. После нашествия гуннов здесь возник центр сильного объединения болгарских племен, описанный хронистом Феофаном и константинопольским патриархом Никифором: «Около Майотидского озера по реке Кофине (Кубань.— В. К) была расположена издревле известная великая Болгария»... (33, с. 66). Следует полагать, что Никифор не случай­но отметил известность приазовской Болгарии «издревле» — видимо, она существовала и в VI в. При болгарском хане Кубрате (584—642 гг.), завершившем объединение болгарских племен, Великая Болгария достигла своего зенита (34, с. 92), но ненадолго. После смерти Кубрата начался быстрый распад этого непрочного объединения: сыновья Кубрата (очевидно, вследствие между­усобиц) разделились и начали расселяться, уводя с собой и массы зависи­мого от них населения. Большая болгарская орда во главе с Аспарухом пе­решла реки Днепр и Дунай в 679 г. и положила начало Дунайской Болгарии; вторая орда во главе с Котрагом переселилась на Дон, войдя затем в состав салтово-маяцкой археологической культуры (35, с. 24) (о ней мы будем гово­рить ниже), третья часть болгар во главе со старшим братом Баяном оста­лась, по Никифору, «согласно приказу отца на родной земле по сю пору» (36, с. 363). Уход большей части болгарских племен из Приазовья сделал невозможным сопротивление оставшейся орды Баяна хазарам. Вскоре бол­гары Приазовья были покорены, племя хазар, «пройдя все области, лежащие за Понтом Эвксинским, проникло через все земли до моря. И вслед за тем подчинило Ваяна (Баяна) и заставило произвести уплату дани» (36, с. 363).

Итак, если в Северном Дагестане хазары, по выражению Д. Данлопа, захватили страну алан и поселились в ней (37, с. 5), в Восточном Приазо­вье — Нижнем Прикубанье хазары подчинили себе остатки болгарских пле­мен, сначала сделав их данниками, а затем — включив их в состав Хазарии. Хазарские владения вплотную приблизились к стране алан с востока и за­пада.

Здесь будет кстати отметить, что соседство с болгарами Приазовья — Прикубанья и частые стычки с ними нашли исключительно интересное от­ражение в осетинском нартском эпосе. Во многих нартских сказаниях упо­минается многочисленный и сильный народ агуры; враждебный нартам. «Агуровское войско» эпоса является синонимом «несметных полчищ» (38, с. 36—37). Нартский этноним агуры имеет многочисленные фонетические соответствия в древнеболгарской этнонимике (кутургуры, оногуры, гунугу-ры, утигуры, сарагуры), оканчивающиеся однотипным этническим форман­том «гур» (6, с. 85, прим. 34). По А. Н. Бернштаму, появившиеся в Восточ­ной Европе после гуннского нашествия разновидности «гуров» — тюркские племена из конфедерации гао-гюй (39, с. 373). Еще более близкую параллель нартским агурам находим у сирийского автора VI в. Захария Ритора и ви­зантийца Менандра, писавшего также в VI в.: первый из них называет на Северном Кавказе народ аунгур (8, с. 165), второй — народ угуры, жившие где-то близ Кубани (40, с. 382). Кажется вполне возможным нартских вра­гов агуров отождествить скорее всего именно с угурами Менандра. При этом существенно отметить то, что эпические агуры в эпосе обычно лока­лизуются за рекой Уарп, которая соответствует р. Уруп (41, с. 84—85), т. е. в Среднем и Нижнем Прикубанье — там, где действительно обитали бол­гарские племена.

08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.


В центральной части Предкавказья картина менее ясна: об этой террито­рии письменные источники почти молчат. Определенно можно говорить лишь о том, что степи Предкавказья к северу — северо-востоку от среднего тече­ния р. Терек (от урочища Бештамак при повороте Терека на восток и до впа­дения в него Сунжи) принадлежали с VII в. хазарам. Можно предполагать, что цепь аланских городищ с мощными культурными слоями, протянувшаяся по правому берегу Терека (Нижний Джулат, Терское, Хамидия, Курпское, Раздольное, Киевское, Октябрьское, Гвардейское и т. д.) и укрепленная могучими рвами, была пограничьем с его постоянно тревожной жизнью — по ту сторону Терека лежала хазарская степь, «хызы быдыр» осетинского нартского эпоса (42, с. 185, 267) («равнина хыз-ов»). Система правобереж­ных аланских городищ Терека (правый берег возвышен и очень удобен для фортификации) по существу представляет собой систему небольших город­ков-крепостей, расположенных с интервалом 5—6 км и близко напоминаю­щих аналогичные древнерусские крепости по возвышенным берегам рек Десна, Сула, Трубеж, Стугна (43, с. 37, 48—50) — крепости, предназначен­ные для защиты Киевской Руси от печенегов. Эти городки-крепости, судя по последним данным, возникшие еще в первые века н. э., со временем раз­растались, укрепленные рвами цитадели окружались неукрепленными поса­дами, населенными простым людом. Широкий и глубокий Терек, отвесный двадцатиметровой высоты его правый берег и густая сеть крепостей делали этот рубеж для кочевников труднопреодолимым.

Вопрос о южной — юго-западной границе Хазарского каганата, весьма существенный для нашей темы, уже обсуждался в научной литературе. Един­ственным географическим ориентиром для ее определения, сообщаемым в письменных источниках, является река Уг-ру письма хазарского царя Ио­сифа (X в.). Описывая границы своей страны, он указывает: «В южную сто­рону на 30 фарсахов пути до большой реки по имени «Уг-ру»...» (44, с. 103). Аланы были непосредственным юго-западным соседом Хазарии, поэтому локализация реки Уг-ру может помочь наметить линию разграничения Ха­зарии и Алании не только в X в., но и в более раннее время. Однако лока­лизация реки Уг-ру встречает большие трудности, так как нам не известна точка отсчета, от которой отправлялся в своих вычислениях царь Иосиф; в связи с этим определение может быть лишь приблизительным.

П. К. Коковцев (44, с. 103, прим. 49), Б. А. Рыбаков (45, с. 141) и С. А. Плетнева ( 7, с. 48 ) отождествляют реку Уг-ру с Кумо-Манычской реч­ной системой, вероятно, гораздо более полноводной, чем сейчас. Я. А. Федоров, посвятивший специальную статью южной границе Хазарии, вопроса о местонахождении р. Уг-ру не коснулся 13, с.(140—178). Наконец, М. И. Артамонов и Л. Н. Гумилев предложили вполне, на наш взгляд, приемле­мую точку зрения об отождествлении р. Уг-ру с. р. Терек (6, с. 390; 46, с, 78—88). Принимая ее в целом, отметим особую позицию Л. Н. Гумилева, преувеличенно считавшего всю долину Терека (не только нижнего, но и сред­него) хазарской и реконструировавшего «Терскую Хазарию». Л. Н. Гумилев пишет: «Хазарские поселения должны были располагаться по среднему те­чению Терека...» (46, с. 79). Зная вышеперечисленные городища среднего правобережья Терека, в это трудно поверить: отсутствие салтово-маяцкой керамики, непрерывность многометровых культурных отложений, типич­ная картина прочной оседлой жизни; наличие основных аланских форм ке­рамики, сопровождающие городища подкурганные катакомбные могильни­ки — все это делает аланскую принадлежность правобережных городищ наиболее вероятной. Говорить столь безоговорочно о сплошном хазарском населении долины Терека в его среднем течении, по крайней мере, прежде­временно. Хазарам должно было принадлежать левобережье, что и видно на примере хазарской (по Л. Н. Гумилеву) крепости у станицы Шелковской (47, с. 83). Всего в 20 км к югу от Шелковской находится исследованное.

A. В. Гадло городище Казаркала, которое сам Л. Н. Гумилев хазарским, уже не считает и приписывает его к числу сторожевых пунктов страны Сарир (48, с. 140—153). Впрочем, мы вновь должны возразить Гумилеву: этнополитическая ситуация в этом районе Предкавказья должна была за­метно отличаться от ситуации в районе Среднего Терека, и городище Казаркала, судя по его названию и характеру керамики, скорее всего в VIII—IX вв. было действительно хазарским, как и крупное Андрейаульское городище на берегу р. Акташ (49, с. 121 — 139).

Итак, мы склонны считать, что река Уг-ру хазарского царя Иосифа мог­ла соответствовать Тереку и граница между хазарами и аланами проходила по этой реке в ее среднем течении (ориентировочно—до слияния Терека с Сунжей). В прилегающей к Дагестану Ичкерии, возможно, находилась контактная зона между аланами, хазарами и Сариром, ибо здесь известно несколько аланских катакомбных могильников (50, с. 39—40; 51, с. 89—91) .


К западу от излучины Терека алано-хазарская граница намечается также гипотетично. Представляется весьма вероятным, что Ставропольская возвы­шенность в VII—IX вв. была занята хазарами. Анонимный источник X в. «Худуд-ал-Алам» указывает на западе Хазарии Хазарские горы ( 52, с. 161); если это не Донецкий кряж, то скорее всего Ставропольская возвышенность. К сожалению, опубликованная Т. М. Минаевой керамика городищ Ставро­польской возвышенности происходит из поверхностных сборов и достоверно не датирована; значительная ее часть может относиться к дохазарскому времени (53, с. 125—163). Более ясная и обоснованная картина начала вырисовываться после разведок, проведенных в последние годы А. В. Гад­ло и Н. А. Охонько. Как выясняется, вся Ставропольская возвышенность (на юге до горы Бештау) с конца VII по конец IX в. была покрыта сетью небольших неукрепленных поселений, дающих керамику, типичную для юж­но-степного варианта салтово-маяцкой культуры Нижнего Подонья, Приа­зовья, Восточного Крыма и Таманского полуострова. А. В. Гадло связывает эти поселения с болгарским населением Хазарского каганата; интересно отметить, что в долине р. Кумы салтово-маяцкая керамика им не выявлена, здесь господствует керамика аланского облика, и это дает возможность А.B. Гадло предположить, что здесь проходила соответственно граница между хазарами и аланами (54, с. 74—78; 55, с. 243—291), (что весьма близко к границе, намеченной нами).

Мы видим, что владения Хазарии подступили вплотную к Алании не только с востока и запада, но и с севера. Этнические и культурные контак­ты в таких условиях должны были быть глубокими и интенсивными, ибо соседство продолжалось более 300 лет. Безусловно, имели место и факты взаимной инфильтрации населения. Кратко остановимся на одном из них.

В авторитетном источнике VII в.— новом, списке «Армянской геогра­фии» сказано, что на территории Азиатской Сарматии «живут народы турков (тюрок.— В. К.) и болгар, которые именуются по названиям рек: Купи-булгар, Дучи-булгар, Огхондор блкар — пришельцы, Чдар-болкар» (56, с. 29). Наиболее поддается локализации племя Купи-булгар, судя по названию, сидевшее на реке Куфис — Кубани (34, с. 105; 5, с. 57). Все эти болгарские племена остались на Северо-Западном Кавказе после распада объединения Кубрата во главе с его старшим сыном Баяном. Мы уже говорили об этом выше и отмечали следы болгар-агуров в осетинском нартском эпосе. Прикубанские болгары были подчинены хазарами и вошли в состав каганата, а в VIII в. они (очевидно, не без ведома хазар) передвинулись в бассейн Верхней Кубани и район Кисловодска, где появились поселения с керамикой салтово-маяцкого типа и многочисленными подвесными глиняными котлами с внутренними ушками (57, с. 34—39). Одним из таких поселений откры­того типа является поселение Кольцогора у г. Кисловодска, обследованное нами в 1959 г.

Появление этих археологических памятников, впоследствии подтверж­денных руническими древнетюркскими надписями на Хумаре, означало расселение части тюркоязычных болгар Хазарского каганата на территории Алании и в самых ее недрах. Нет сомнения в том, что переселившееся бол­гарское население попало здесь в окружение алан и вступило с ними в дли­тельные этнические и культурные контакты, отразившиеся на этногенезе современных тюрок Северного Кавказа — карачаевцев и балкарцев. Эти связи ярко воплотились в словарном фонде осетинского языка, насыщенном тюркизмами (58, с. 34—35, 276—284). Значительная часть их могла попасть в язык алан именно в хазарскую эпоху.

Как складывались на этом фоне политические взаимоотношения алан и хазар? М. И. Артамонов, посвятивший этому вопросу специальную главу своего капитального труда, осветил его схематично и неполностью. Однако совершенно справедливо он указывал, что через страну алан проходили основные пути, связывающие степи Северного Кавказа с Закавказьем и При­черноморьем, что и определило особо важное значение алан в международ­ных отношениях и стремление Ирана, Византии и хазар «держать их под своим влиянием или властью» (6, с. 360) . С этих позиций мы и рассматри­ваем историю алан и алано-хазарских отношений в VIII—IX вв., полагая, что вскоре после возникновения Хазарского каганата аланы подпали под по­литическую зависимость от хазар, хотя и сохранили свою территориальную целостность (за исключением внедрения части болгар, о чем мы только что говорили). Как пишет А. П. Новосельцев, «аланы были той силой, с помощью которой хазары вышли победителями в сложной борьбе за гегемонию на Северном Кавказе. Аланское объединение и после этого сохранилось как самостоятельная политическая единица со своим правителем (шахом, ма­ликом), хотя его реальная роль была сложной и не всегда одинаковой..., ала­ны всегда выглядят как самостоятельный субъект политики, то выступая в союзе с хазарами (чаще), то склоняясь на сторону Византии или Халифата. Последнее наблюдалось крайне редко, хотя такие случаи были, например, в 103 г. х. (721—722 гг)» (58а, с. 105—106).

Прямое указание на эту зависимость находим в письме хазарского царя Иосифа, посланном около середины X в. испанскому сановнику Хасдаю Ибн-Шафруту: «Все аланы до границ Аф-кана (Абхазии.— В. К.)... платят мне дань» (44, с. 101 —102). Мы не знаем, в чем выражалась и как долго продолжалась выплата дани хазарам, но сам факт особых сомнений не вызывает. С другой стороны, примечательно, что этноним «аланы» в VII—IX вв. в письменных источниках употребляется все реже и реже, на пер­вое место в этнонимике Северного Кавказа выходят хазары, а в восточных источниках аланы почти всегда поставлены в связь с хазарами (59, с. 49, 51). Надо полагать, что и в данном случае мы имеем дело с отражением реального положения — временной политической зависимости алан от хазар. Более того: арабский автор VIII в. ал-Фазари, по интерпретации М. И. Арта­монова, сообщал, что «хазары и аланы образовывали одно царство» (6, с. 360); мы такого толкования не придерживаемся, ибо в действительности ал-Фазари дает лишь обобщенные размеры «владения хазар и алан»: 700 Х 500 фарсахов (60, с. 9). Однако то, что ал-Фазари владения хазар и алан рассматривает совокупно, в контексте говорит о многом.

В некоторых восточных источниках (Ибн-Русте, Гардизи) повествуется о том, что Хазария «одной стороной» прилегает к высоким горам, простираю­щимся до Тифлиса (61, с. 16; 62, с. 120); речь явно идет о Кавказском хребте, а Алания здесь полностью поглощена Хазарией. Эти сведения мы не мо­жем считать достоверными: арабы вряд ли имели достаточную информа­цию о соотношении Алании и Хазарии, а гораздо более осведомленный автор «Хронографии» Феофан (VIII в.) рисует перед нами картину политической самостоятельности алан Верхнего Прикубанья, действующих независимо от хазар (хотя и в русле политики хазаро-византийского союза) (63, с. 81 — 84). Вероятно, С. Г. Зетейшвили прав: усиление каганата особенно сказалось на восточных аланах, попавших в сильную зависимость от хазар (63, с. 85). Причины этого понять нетрудно — восточные аланы располагались близ Дарьяльского прохода, имевшего очень большое стратегическое значение в период арабо-хазарских войн. Контроль этого и других горных проходов в захваченную арабами Грузию для хазар был жизненно необходим.

В середине VII в. начались арабо-хазарские войны в связи с экспансией Арабского халифата на Кавказе. Хазары и аланы в них выступали как верные союзники Византии, «спасавшие последнюю от окончательного разгрома» (6, с. 202). Традиционные дружественные отношения алан с Византией, определившиеся еще в ходе ирано-византийских войн VI в., направленный против арабов хазаро-византийский союз и политическая зависимость от хазар сделали участие алан в арабо-хазарских войнах неизбежным. Хазары, co своей стороны, были безусловно заинтересованы в привлечении алан к участию в этих войнах, стоивших хазарам (как и византийцам) крайнего напряжения сил. Серьезный военный потенциал, которым обладали аланы, их размещение близ важнейших горных проходов должны были быть по­ставлены на службу интересам Хазарии и Византии. И эта цель союзника­ми была достигнута.

Первое совместное военное предприятие хазар и алан относится к сере­дине VII в., когда, согласно сообщению ал-Баладзори, византийский правитель фемы Армениякос (в восточной части Малой Азии) собрал «против мусульман большие войска и к нему присоединились вспомогательные отря­ды жителей Аллана, Афхаза и Самандара из хазар» (64, с. 8). В 651 г. арабы на берегах Евфрата разбивают объединенное войско алан, хазар и абхазов (65, с. 53). Вероятно, в обоих источниках — арабском и византийском — речь идет об одном походе против арабов. Первое совместное выступление окончилось неудачей.

Как свидетельствует в своей «Тарих-ал-камиль» араб Ибн ал-Асир, в 662 г. «мусульмане совершили поход как против аланов, так и против румов (византийцев.— В. К.), обратили их в страшное бегство и убили несколько, их батриков» (князьков). Можно думать, что это было ответное военное предприятие арабов, своего рода «карательная экспедиция» против «невер­ных».

Основные события относятся к VIII в. В 713—714 гг. хазары отразили нашествие арабского полководца Масламы, взявшего Дербент, а затем сами вторглись в Северный Азербайджан, ставший яблоком раздора между арабами и хазарами. Об участии алан в этих событиях источники молчат. В 721—722 гг., по сообщению Ибн ал-Асира, «тюрки (хазары.— В. К.) напали на аланов», причины столкновения неизвестны. Можно предполагать, что какая-то часть алан пыталась не подчиниться хазарскому диктату и это выз­вало ответные действия хазар. Во всяком случае в контексте данный факт указывает на трения хазар и алан и открытое сопротивление последних. Возможно, в связи с этими событиями следует оценивать и последующие: в 723 г. мусульманская армия во главе с Сабитом ан-Нахарани «вступила в страну хазар со стороны Армении», т. е. через Дарьял и, следовательно, через Аланию. Хазары наголову разбили арабов в местности «Луг камней» (66, с. 22—23).

В те же годы арабский полководец и наместник Армении Джаррах пред­принял опустошительный поход в страну хазар через Дербент. После ожесто­ченного сражения штурмом был взят хазарский город Беленджер (локали­зуемый М. Г. Магомедовым у с. Верхний Чирюрт), множество хазар бежало на север.

В 724 г. Джаррах вновь предпринял поход на север, но на этот раз втор жение арабов своим острием было направлено против алан. «И совершил ал-Джаррах ибн-Абуллах ал-Хаками поход против ворот Аллана и прошел через ал-Баб» (Дербент.— В. К.) — свидетельствует Якуби; «совершил ал-Джаррах ал-Хаками поход в страну алланов и прошел до некоторых городов и замков за Баланджаром», захватив большую добычу,— подтверждает Ибн ал-Асир (67, с. 6; 66, с. 25). Отсюда вытекает, что, разорив в преды­дущем походе основные центры хазар в Дагестане, Джаррах на этот раз поставил своей задачей нанести удар по союзникам хазар аланам и, пройдя Дарьяльское ущелье, вышел на аланские равнины.

Обратный путь арабы проделали через Северо-Восточный Кавказ и Дербент, вновь опустошив дагестан­скую Хазарию. В 725 г., согласно Якуби, Джаррах опять «совершил поход в Аллан» (67, с. 7). Аланы были обложены подушной по­датью. Комментируя эти события, М. И. Артамонов пишет: «Походы против алан, вероятно, имели целью предотвратить возможность хазарских набегов через Дарьяльский проход, который находился во владениях алан» (6, с. 209).

08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.Нам представляется возможной несколько иная интерпретация — наказание алан за их активное участие в войне на стороне хазар. Аланская конница должна была играть немаловажную роль в хазарской, военной организации, арабы стремились эту военную силу нейтрализовать. Обложение аланского населения податью говорит о том, что на какое-то время (судя по всему, непродолжительное) часть алан, живших в сфере действий экспе­диционного корпуса Джарраха, оказалась под властью арабов.

В 726 г. Джаррах халифом Хишамом был отстранен и заменен выдаю­щимся арабским полководцем Масламой. В 728—729 гг. Маслама через Дарьяльский проход вторгся в Аланию и Хазарию, но решающего сраже­ния между противниками не состоялось: месяц лили проливные дожди, стоя­ла распутица. Основным результатом этого похода было то, что арабы, по сви­детельству Якуби, захватили у хазар «ворота Аллан» (67, с. 7; 66, с. 26) — мощную крепость, руины коей и сейчас хорошо видны в Дарьяльском ущелье при слиянии Терека с р. Кистинкой (в обиходе ее именуют «замком царицы Тамары»; 68, с. 246—249). В крепости арабы оставили свой гарнизон. Об этом рассказывает Масуди: «Когда Маслама б. Абд ал-Малик б. Марван пришел в эту страну и подчинил ее народ, он поселил несколько арабов в этом замке, и до наших дней они стерегут это место; запасы провианта время от времени доставляются из благотворительных (сборов) из тифлисского пограничья. Между Тифлисом и этим замком пять дней пути среди неверных» (69, с. 205).

Отступление Масламы фактически означало его поражение. Поэтому халиф Хишам отстранил Масламу и снова назначил на этот ответственный пост Джарраха. Сразу после своего назначения Джаррах, по данным Ибн ал-Асира, из Тифлиса, т. е. через Аланию, вторгся в Хазарию, дошел до го­рода ал-Бейда в низовьях Волги и благополучно вернулся обратно. Сведения Ибн ал-Асира (66, с. 26) верны, ибо подтверждены Моисеем Каганкатваци (70, с. 261),— восточные аланы вновь получили сильный удар с юга.

В 730 г. огромное войско хазар вторглось в Азербайджан. Во главе ха­зарской армии стоял сын кагана Барджиль. Знаменательно, что по Табари и Ибн ал-Асиру, хазары в этот поход выступили из страны алан (66, с. 26). Отсюда можно считать, что территория Восточной Алании стала операцион­ной базой и исходным плацдармом, где концентрировались войска хазар и их союзников. Трудно допустить, что аланы не участвовали в походе 730 г.; то, что войско хазар имело своим плацдармом именно восточную часть Ала­нии, вытекает из направления хазарских ударов — хазары развернули на­ступление одновременно и через Дербентский, и через Дарьяльский про­ходы (71, с. 110—111). Вторгшись в Азербайджан, хазары разбили войско арабов, Джаррах был убит в бою. Поражение арабов было полным.

08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.


В последующем борьба продолжалась с переменным успехом. В 733 г. арабским наместником Закавказья стал двоюродный брат халифа Хишама Мерван по прозвищу «кру» (груз, «глухой»). Для хазар и алан настали труд­ные времена. В 735 г. Мерван, по Ибн ал-Асиру, предпринял поход в Аланию, где овладел тремя крепостями. Цели этого вторжения не ясны, но можно пред­полагать, что взятые мусульманами крепости находились в районе Дарьяльского прохода, необходимого арабам для подготавливаемого ими еще более крупного вторжения. Если это так, то поход 735 г. мог преследовать задачи улучшения стратегического положения мусульманских войск.

Основное военное мероприятие Мервана состоялось в 737 г. Целью его было завоевание Хазарии, следовательно, и Алании. Чтобы ввести хазар в заблуждение, Мерван направил к хазарам специального посла, который уверил кагана, что военные приготовления ведутся не против хазар, а против алан. Затем — внезапно для хазар — армия арабов и их союзников числен­ностью 150 тыс. человек вторглась на Северный Кавказ сразу по двум на­правлениям — через Дарьял и через Дербент. Основные силы во главе с Мерваном шли через Дарьял. Как сообщает в «Истории царей» Табари, Мерван «велел созвать войско, взял его и пришел в ущелье, называемое Баб аль-Алан, все убивая, пока не пришел он в Самандар...» (72, с. 87; 60, с. 76—77). Таким образом, Мерван огнем и мечом прошел от Дарьяла до Семендера в Северном Дагестане, т. е. через всю восточную часть Алании. Нетрудно пред­ставить себе последствия этого нашествия.

В Семендере войска арабов объединились и победным маршем прошли через всю Хазарию, через Байду до страны буртасов. Хазарское войско было разбито, каган бежал и запросил мира.

Опустошительный поход Мервана был последним крупным военным мероприятием арабов. Как пишет М. И. Артамонов, «Хазария стояла на краю гибели и спаслась благодаря недостатку сил у арабов. Не будь этого, история -Восточной Европы сложилась б совсем иначе, чем мы ее знаем» (6, с. 224). Вместе с хазарами арабскую экспансию на север остановили и аланы — этот вывод следует бесспорно из приводившихся выше фактов.

Оправившись после сокрушительного поражения 737 г., хазары начали восстанавливать позиции. Имеются сведения, что в 763 г. они овладели обла­стями Хамзин, Лакз в Дагестане и областью Алан, вероятно находившимися под властью арабов после нашествия Мервана. Алания вновь вернулась в ло­но Хазарского каганата. В 764 г. хазарское войско, словно возродившийся из пепла феникс, появляется в Закавказье через Дербент и грабит Азербай­джан, Армению и Грузию (73, с. 75—88). Во главе хазарской армии стоял, по Табари, хорезмиец Астархан. Здесь мы должны коснуться еще одного аспекта алано-хазарских отношений.

Установлено, что имя Астархан является не личным именем, а титулом . «тархан асов» (6, с. 285; 69, с. 194, прим. 23). О каких асах, отдельных от алан, может здесь идти речь? Ответ на этот вопрос находим у Масуди. Опи­сывая волжскую столицу Хазарии город Итиль, он отмечает: «Большинство в этом городе составляют мусульмане, так как из них состоит царское войско. Они известны в городе как ал-ларисийа (арсийа, арисийа) и они являются переселенцами из окрестностей Хорезма. В давние времена после возникно­вения ислама в их стране разразилась война и вспыхнула чума, и они пере­селились к хазарскому царю» (69, с. 193—194). Итак, из асов — арсиев состояла личная гвардия хазарского царя в количестве 7 тыс. человек. По мнению В. Ф. Минорского, пока не подвергнутому сомнению, в ал-ларисийа следует видеть алан, живших за Каспием на юг от Аральского моря; В. Ф. Минорский обращает внимание на фонетическую близость арсийа с этнони­мом аорси (69, прим. 23). Указание на переселение арсийа из окрестностей Хорезма, где ранее находилась область Яньцай — Аланья, увеличивает ве­роятность выводов В. Ф. Минорского. Не будем останавливаться на этих фактах далее, ибо мы уже касались их выше. Нам важно отметить то, что целый контингент алано-асов среднеазиатского происхождения во главе со своим тарханом находился на службе в столице Хазарского каганата и играл здесь не последнюю роль.

Однако, по мнению М. И. Артамонова, в походе 764 г. хазарское войско не мог возглавлять тархан царской гвардии, ибо, по свидетельству Масуди (69, с. 194), мусульмане не могли воевать против единоверцев-арабов. Заметим попутно, что название современного города Астрахань явно этимологически связано с тем же титулом Ас-тархан при наличии звуковой инверсии в элементе «тархан» и, по-видимому, историческое объяснение состоит в том, что город Астрахань возник там, где находилась резиденция Ас-тарханов, алано-асских воевод. В таком случае, следуя Масуди, мы должны полагать, что столица Хазарии Итиль располагалась там, где сейчас находится Астра­хань (ср.: 74, с. 56—58).

М. И. Артамонов считал, что асы во главе с Астарханом были асами-ясами русских летописей, жившими на Донце (6, с. 246). Донские аланы-ясы, их история тесно связаны с историей хазар, и мы кратко коснемся этого вопроса.

В VIII—IX вв. в Подонье и Приазовье сложилась яркая салтово-маяцкая археологическая культура, наиболее приметным признаком которой служит высококачественная керамика — гончарная и лепная. Как говори­лось выше, в VIII — IX вв. салтово-маяцкая керамика распространилась и в степной части Предкавказья. Возникшая в период оседания на землю и оформления раннефеодальных отношений у кочевников, входивших в состав Хазарского каганата, салтово-маяцкая культура представлена сейчас более чем 200 археологическими памятниками: городищами, поселениями, остат­ками кочевий, замками, могильниками. Не останавливаясь на более детальной характеристике, отсылаем к обобщающим монографиям С. А. Плетневой (75), Г. Е. Афанасьева (76) и В. К. Михеева (77), представляющим сейчас основные труды о салтово-маяцкой культуре. Исследованиями советских археологов И. И. Ляпушкина (78), Н. Я. Мерперта (35), С. А. Плетневой (75) установлено, что салтово-маяцкая культура подразделяется на два вариан­та: лесостепной аланский и степной болгарский. Аланский вариант характе­ризуется земледельческой основой хозяйства и оседлым образом жизни в постоянных укрепленных поселениях и каменных крепостях, катакомбным обрядом погребения с обильным погребальным инвентарем (76). Болгарский вариант салтово-маяцкой культуры бытовал в степной зоне и характеризует­ся временными стоянками-кочевьями и полукочевьями, открытыми (неукреп­ленными) поселениями и ямными погребениями со скромным инвентарем. Ближайшее территориальное соседство алан и болгар, их культурную бли­зость (при наличии и четких различий) и факты взаимопроникновения в ха­зарское время мы уже отмечали выше. Сейчас наше внимание привлекает аланский вариант салтово-маяцкой культуры.

Археологические памятники этого варианта стали широко известны в 1900 г., когда учитель Верхне-Салтовской (близ г. Харькова) школы В. А. Бабенко начал раскопки катакомб на правом берегу Северского Донца, близ большого селища, увенчанного белокаменной крепостью. Катакомбы ока­зались наполненными богатым набором вещей и сразу привлекли внимание ученых. Арабские диргемы VIII—IX вв. дали возможность аргументирован­но установить время функционирования могильника. Возник вопрос — кому могла принадлежать эта культура?

Мнения разошлись: Д. Я. Самоквасов (79, с. 234), Д. И. Багалей (80, с. 66), В. А. Бабенко (81, с. 230—231) посчитали, что столь высокая куль­тура могла принадлежать только господствовавшим в ту эпоху хазарам. С этими выводами не согласились А. А. Спицын и Ю. В. Готье: как погре­бальный обряд, так и материальная культура верхне-салтовских катакомб имели ближайшие аналогии в уже известных в то время аланских катакомб-ных могильниках Северного Кавказа, в связи с чем Спицын и Готье связали Верхнее Салтово с аланами (82, с. 67—79; 83, с. 65—80). В настоящее вре­мя эта точка зрения в науке преобладает, а автор этих строк ее разделяет.

Каким образом довольно значительная группа аланского населения оказалась в верховьях Дона и Северского Донца? Однозначный ответ на этот вопрос дать трудно. Н. Я. Мерперт попытался доказать, что салтово-маяц­кая культура является результатом длительного развития местной сармато-аланской культуры, результатом медленной эволюции (84, с. 14—30). На­личие сармато-аланского населения в интересующем нас районе дохазарского времени не исключено, и оно могло сыграть свою роль в сложении куль­туры Верхнего Салтова, но не это кажется главным. Главное — ближайшее сходство Верхнего Салтова и других катакомбных могильников салтово-маяцкой культуры (напр. Дмитриевский могильник, раскопки С. А. Плетне­вой, 85) с синхронными катакомбными могильниками Северного Кавказа. Сходство бьет в глаза и не может игнорироваться.

08. СОЮЗНИКИ И ДАННИКИ ХАЗАР. Первая часть.


По убедительному мнению Ю. В. Готье, И. И. Ляпушкина, С. А. Плетне­вой, В. К. Михеева, эти факты указывают на переселение в VIII в. части алан Северного Кавказа в верховьях Дона — Донца. В частности, С. А. Плетнева пи­шет: « Катакомбные могильники в Подонье принадлежали выходцам из севе­рокавказских областей — аланам, вынужденным покинуть насиженные пред­горья на рубеже VII—VIII вв. ... особенно много племенных групп ушло из центральных областей Северного Кавказа (из района современного Пяти­горска) и с побережья Каспийского моря»! Не вдаваясь в сравнительный анализ археологических материалов Верхнего Салтова и Северного Кав­каза, что может стать предметом специального исследования, обратим вни­мание на указание Ю. Клапрота о переселении алан-ясов на Дон с Кавка­за (86, с. 330); при этом Ю. Клапрот ссылается на предания и грузинскую хронику, но не указывает источники. Поэтому проверить их мы не можем. Но забытые сведения Ю. Клапрота для нашей темы чрезвычайно интересны, тем более, что они не зависят от археологического материала — во времена Клапрота ни салтово-маяцкая культура вообще, ни Верхнее Салтово в част­ности не были известны. Сведения Ю. Клапрота подтверждают приведен­ную версию о переселении части алан с Кавказа на Дон. Из какой части Се­верного Кавказа и почему эти аланы выселились на Дон и Донец? О предпо­ложениях С. А. Плетневой только что было сказано; мною высказано пред­положение о том, что исходным районом аланского переселения на север был район г. Кисловодска, где аланы могли быть вытеснены болгарами (87, с. 76). Однако вопрос нельзя считать решенным окончательно, так как в ката­комбах салтово-маяцкой Культуры есть некоторые вещи, типичные для Се­веро-Восточного Кавказа (75, с. 163; рис. 44, 65—66). Для Северо-Восточ­ного и Центрального Кавказа характерны жилища типа небольшой квад­ратной полуземлянки (в частности, Зилгинское городище и линия городищ по правому берегу Терека). Такого типа жилища были распространены и в лесостепном (аланском) варианте салтово-маяцкой культуры. Г. Е. Афанасьев считает, что они «уходят корнями в домостроительную традицию северокавказской аланской историко-культурной общности» (76, с. 75).

ЧИТАТЬ ВТОРУЮ ЧАСТЬ


Материал взят из книги В.А. Кузнецова "Очерки истории алан". Владикавказ "ИР" 1992 год.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна

Вернуться назад
Рейтинг@Mail.ru