поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
Banda Casino  
 
О символике пространства поведения в погребально-поминальной обрядности осетин
Автор: 00mN1ck / 18 февраля 2011 / Категория: Духовный мир осетин » Культура
Е. Б. Бесолова, д.ф.н

     При рассмотрении аспектов традиционной культуры, несомненно, нельзя оставить без внимания проксемический аспект этноповедения, зафиксированный в традиционных пространственных представлениях, обычаях, обрядах и ритуалах. Пространство поведения семантически структурировано, и действия в нем субъектов осетинского общества однозначно регламентируются обычаями, обрядами и ритуалами. Символика пространства поведения представляет собой синтетическое выражение традиционного образа жизни осетин во всем диапазоне его проявлений: от языческих обычаев природопользования до норм этикета, в которых в имплицитном неявном виде нашли отражение нормы и модели поведения, обусловленные традиционным природопользованием.
     Вопрос символики пространства поведения, основанной на горском этикете, и связанных с ним обычаях, обрядах и ритуалах чрезвычайно интересен.
     В повседневной жизни осуществляется обычай избегания как посредством собственно избегания одними категориями субъектов сообщества других категорий, так и путем нормативно закрепленной системы оппозиции местопребывания в пространстве различных категорий субъектов избегания, т.е. оппозиции субъектов избегания имеют соответствующие пространственные оппозиции своего нормативного местопребывания. Нам представляется, что все многообразие субъектов избегания сводится к двум основным оппозициям: а) «женщины – мужчины» и б) «старшие – младшие».
     Оппозиция субъектов избегания «женщины – мужчины» владеет следующими пространственными оппозициями:
     «пространство дома (жилище) – пространство вне дома (природа)»;
     «левая сторона – правая сторона пространства общесемейной комнаты (хæдзар)»;
     «правая – левая сторона пространства вне дома»;
     «периферия – центр».
     Оппозиция избегания «женщины – мужчины» в пространстве общесемейной комнаты (хæдзар) нормируется пространственной оппозицией «левая часть комнаты – правая часть комнаты», хотя, находясь вне дома, женщинам предоставлялась правая позиция по отношению к мужчинам. По данным К.Хетагурова, общепринятой нормой у всех народов Северного Кавказа была ситуация, при которой мужчина, идущий с женщиной, находился слева от нее [1999:29]. Это изменение пространственной оппозиции связано с тем, что позиция «право» имеет значение почетной стороны, и таким образом горцы оказывали уважение женщине.
     Кроме оппозиции «лево – право» в пространстве общесемейной комнаты (хæдзара) есть оппозиция «центр – периферия». Позиция «центра» в пространстве хæдзар фиксировалась очагом – «периферия» соотносилась с частью помещения у входа. Оппозиции избегания «женщины – мужчины» соответствует оппозиция пространственной локализации «периферия – центр».
     Обряды жизненного цикла – рождение ребенка, свадебный, похоронный – существуют у всех горских народов Северного Кавказа и имеют инвариантную модель пространства поведения, причем этнические варианты не выходят за пределы нормативного поля традиционной культуры. Во всех этих обрядах в качестве доминантной нормы пространственного поведения реализуется обычай избегания. Более подробно об этом на материале похоронных обрядов.
     В похоронных обрядах осетин наиболее четко проявлялись мифологические пласты родового сознания – ведь эти обряды наиболее консервативны. Но именно в них мы смогли проследить определенные изменения во времени: они всегда интересовали исследователей. К примеру, можно отметить различие между похоронами погибшего от удара молнии и умершего своей смертью или убитого. В первом случае смерть вызывает радость родственников, во втором – глубокую скорбь.
     Обряд по умершему в результате удара молнией описан достаточно полно Г.Ю.Клапротом: «Если кто-нибудь погибает от удара молнии, осетины считают его очень счастливым, так как полагают, что св. Илья взял его к себе.
     Оставшиеся в живых поднимают радостный крик, поют и танцуют вокруг погибшего; все жители устремляются сюда, включаются в круг танцующих и поют: «О Эллаи, Эллаи, Эльдер чоппеи!», что означает «О, Илья, Илья, (для) алдара цоппай». Они повторяют эти слова, кружась в ритмичном танце то в одну, то в другую сторону, причем один запевает, а хор подхватывает. Когда буря утихает, на погибшего надевают новое платье и кладут его на том же месте и в том же положении, как он был убит; его кладут на подушку и продолжают танцы до ночи. Родственники поют, танцуют и стараются казаться такими же радостными, как на пирушке, так как огорченное лицо считается грехом перед Ильей, заслуживает наказания. Это празднество длится восемь дней, после чего убитого погребают с большой торжественностью и торжеством; на его могиле воздвигают высокую кучу камней. Около этой кучи устанавливают одну большую палку со шкурой черного козла, а другую – с лучшими одеждами убитого» [ОГРИП 1967:168].
     Обрядовый танец перед похоронами погибшего от удара молнией назывался «Æхсæвбадæн кафт».
     Налицо, как видим, изменение похоронного обряда по убитому молнией: он становится более «цивилизованным». Погибшего уже не оставляют на дереве, пока он не истлеет, а погребают, вместе с тем радость по поводу убийства сохраняется, так как убитый считается святым.
     В начале ХХ века при прощании с покойником соблюдался обычай избегания.
     Мужчины становились для прощания с правой стороны от умершего или от склепа, женщины – с левой.
     Понятие «левый» – женское начало, противопоставляемое «правому» – мужскому, деятельному, оплодотворящему началу. Сакральность левого – в его зеркальности по отношению к миру реальному, в «инакости» мифического пространства.
     При исполнении обряда «марой» у осетин непосредственно от покойника, в углу, находилась лучшая плакальщица (хъарæггæнæг), затем мать, сестра и жена покойника, после них выстраивались женщины, затем мужчины.
     При очередном прощании с покойником первыми к нему также подходят женщины, затем мужчины. На кладбище покойника несли родственники-мужчины головой вперед.
     Пространственная символика имела место и в обычаях укладывания покойника в месте погребения: у осетин, исповедующих ислам, покойника клали в могилу без гроба, в саване, на бок – головой на юго-запад, лицом на юго-восток. У остальных осетин покойника клали в склепе головой на восток. Во всех случаях погребения покойников женщин закапывали глубже, чем мужчин.
     Через неделю после Нового года совершался обряд поминок с «чучелом» покойника. «Чучело» сажали у очага на самом почетном месте, подносили ему угощение и выходили из комнаты, чтобы дать ему поесть. Объясняли это обычаем отдельного приема пищи старшими от младших. В данном случае старший – это покойник, а младшие – отдельные члены семьи [Калоев 1999:135].
     Мы бы трактовали этот обряд иначе, как одну из форм жертвоприношения. О.М.Фрейденберг пишет, что «жертвоприношение родовой эпохи насквозь соединено с образом многотипового божества, умирающего и воскрешающего. Его обычная форма – кукла, чучело, маска, помесь животного и человека. Эти существа в воде тонут и воскресают, в огне горят и обновляются, в земле бывают похоронены, но оживают, на дереве оказываются повешены и рождены сызнова. Их рождение, их брак и роды, их смерть и есть жертвоприношение» [1978:94].
     Жертвоприношение обычно сопровождали элементы борьбы, действия, шествия, брака, еды. Ср.: «…многие индоевропейские слова со значением «есть, питаться» соотносятся со словами, имеющими значение «вещь», «предмет, вещество» (как воплощение божества, к которому человек приобщается, которое «входит» в человека после его поглощения): русск. корм, кормить, но анг. thing «вещь», но и.-е. *ues- «есть, питаться» (ср. русск. висеть – жертвенные животные подвешивались на деревьях) [Маковский 1996:148].
     Оппозиция «левый – правый» в похоронном обряде выполняла две функции: «непочетный – почетный» и «горе – счастье».
     При выражении соболезнования родственникам покойного мњрддзыгойы адњм «люди, пришедшие на похороны» выстраивались слева от покойника, глава этой группы выходил из строя с левой ноги и поднимал руку к левому виску.
     Несущий весть о смерти ехал, держа плетку в левой руке [Жускаев 1855].
     Сакральный смысл некоторых чисел также нашел отражение в похоронных обрядах. Характеристика происходящего – четность - как исполнителей погребального ритуала (выражающие соболезнование должны были выстраиваться рядами по два, четыре или шесть человек, нельзя было выстраиваться по три человека в ряд), так и предметов, в нем задействованных (пирогов, напитков, тостов и т.д.) [Хадикова 2003:203].
     Небезынтересно с точки зрения пространственных представлений выстраивание круга из женщин-плакальщиц вокруг покойника, лежащего в центре двора.
     Круг - символ вечности, представление неба; древний дохристианский знак колеса-солнца. Древние полагали, что человеческое тело (символ Вселенной) состояло из особых тесно связанных между собой божественных кругов – чакр, а вздымающееся ввысь пламя также состояло из ряда иерархически связанных цветовых кругов, каждый из которых имел свою символическую значимость.
     Своеобразными божественными кругами являются и двери, которые приходится преодолевать умершим на пути в загробный мир, а также ступени «лестницы в небе» (ср. семь небес).
     Если покойник лежал в доме, то его клали в угол ногами, а плакальщицы делали полукруг сзади, у ног; у изголовья же покойного происходило выражение соболезнований.
     Безусловно, пространственная символика горцев основана на мифологических образах древнейшей культуры народов, населявших Кавказ до монгольского нашествия, что означает – истоки пространственной символики находятся не в синхронном срезе XVI–XVIII вв., а в диахронных связях с мифотворческой эпохой Кавказа. К примеру, до рубежа XIX–XX вв. в народном домостроительном творчестве существовали обряды «строительной жертвы». Исходили из того, что в глубокой древности сооружение жилища трактовалось как творение мира из жертвы животного или растения-тотема, а сама процедура строительства как процесс установления «космического» порядка. Данный факт прекрасно изложен в исследовании А.К.Байбурина [1983], в котором реконструированы основные моменты мифологического моделирования жилища.
     Строительство мифологической эпохи начиналось с жертвоприношения, т.е. в мифологическую эпоху «микрокосмос – жилище человека» осознавались как «развертывание из тела жертвы», причем жертва – это тело и космоса, и будущего жилища. Облик дома принимает облик жертвы-тотема, а значит жертвы-человека. Этим можно объяснить сохранение в языках слов, общих для обозначения частей тела человека и жилища. Ср. в осет. цæджындз «центральный столб хадзара», переводится как «ангел головы», потому что тело (скелет) связано с нижним миром, а голова (череп) становится элементом архитектуры жилищ и культовых сооружений, принимая на себя позитивную функцию, воплощенную в культе предков.
     Мифологический смысл обряда жертвоприношения при закладке дома – в создании микрокосмоса – жилища из составных частей жертвы-тотема. [См. поэму К.Хетагурова «Плачущая скала»; а также вайнахскую строительную песню в кн.: «Героико-эпические песни чеченцев и ингушей». Грозный, 1979, с.226-233].
     Организующую роль в полном архаическом варианте обряда [Антонова 1983:21] играло Мировое «древо», которое было представлено или срубленным деревом-тотемом или опорным столбом (цæджындз), изготовленным из ствола дерева-тотема. Это являлось одновременно и жертвой-тотемом, и центром мифологического космоса, его универсальной структурой, откуда осуществлялось «создание» жилища из частей жертвы. Опорным столбом как бы маркировался центр мифологического и реального пространства, и из этого центра определялись геометрические границы будущего дома [Сулименко 1997:86].
     Со временем, на смену человеческим и животно-тотемным жертвоприношениям древнейшей эпохи, приходят жертвоприношения в форме земледельческих культур (ячмень, просо, пшеница и т.д.), домашних животных (бык, баран, птица), продуктов животного (молоко, яйца) и растительного (хлеб) происхождения.
     Исследование мифологии показывает, что роль животных в мифологическом сознании была чрезвычайно велика [Мифы нар. мира II 1997]. Так, образ животного выступает и в качестве мифологического кода важнейших сообщений, и в качестве культурного героя, когда животное мыслится как покровитель тех или иных ремесел.
     Можно предположить, что именно эти мифологические аспекты определяют исходное значение и структуру обряда. Ср. выбор места строительства жилища горцами обрядом «испытание места» быком, яйцом, кувшином с водой или молоком, причем последний явно мифологического происхождения, потому что сосуд с водой есть древнейший мифологический символ плодородия и изобилия [Воронина 1977].
     Использование в этом обряде наравне с водой молока имеет, думаем, двоякое объяснение. Во-первых, мифологема воды как всеобщего зачатия и порождения выступает в роли женского начала, которое, в свою очередь, может фигурировать в образах молока женщины и молока вообще [Мифы нар. мира II 1997]. Молоко, наравне с водой, как видим, являлось мифологическим символом плодородия. Во-вторых, скотоводство, будучи основной производственно-хозяйственной деятельностью горцев, могло придавать использованию молока в данном обряде особый символический смысл.
     Без сомнения, и использование в обряде «испытание места» яйца имело значение, аналогичное воде, поскольку вода, как мифологическая ипостась женского начала, выступает и в образе оплодотворенного мирового яйца.
     Академик А.Ф.Лосев в «Диалектике мифа» замечает, что «первоначально никаких повествовательных функций миф в себе не несет. Это чистейшая условность, что мы называем мифом только словесно выраженный рассказ. На самом деле таким же мифом служит и действие, и вещи, и речь, и «быт» первобытного человека, то есть все его сознание и все то, на что направлено его сознание. Потому-то и принято такое сознание называть мифотворческим, а эпоху, порождающую мифотворческое сознание, – мифотворческой» [Лосев 1991:22, 73].
     

     Литература:
     
     1. Антонова Е.В. Очерк культуры древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1983.
     2. Байбурин А.К. Строительная жертва и связанные с нею ритуальные символы у восточных славян // Проблемы славянской этнографии. Л., 1978.
     3. Воронина В.Л. Конструкция и художественный образ в архитектуре Востока. М., 1977.
     4. Жускаев С. Похороны у осетин-олладжирцев // Закавказский вестник, №9, 1855.
     5. Калоев Б.А. Осетинские историко-этнографические этюды. М., 1999.
     6. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Философия, мифология, культура. М., 1991.
     7. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологическиой символики в индоевропейских языках. М., 1996.
     8. Осетины глазами русских и иностранных путешественников, 1967.
     9. Сулименко С.Д. Башни Северного Кавказа. Владикавказ, 1997.
     10. Фрейденберг О.М. Мифы и литература древностей. М., 1978.
     11. Хадикова А.Х. Традиционный этикет осетин. СПб., 2003.
     12. Хетагуров К.Л. Полное собрание сочинений в пяти томах. Т. IV. Владикавказ, 2000.

Вопросы литературы и фольклора. Сборник научных статей. Выпуск IV. Владикавказ 2010
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru