поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
 
 
Пережитки погребального обряда скифов в нартовском эпосе осетин
Автор: 00mN1ck / 19 июня 2007 / Категория: Духовный мир осетин » Религия
Погребальный культ представляет собой совокупность религиозно-магических обрядов, связанных с представлениями о загробной жизни.

Истории мало известно о погребальном ритуале скифов. В основном это сообщения Геродота и археологические данные. Но археологические данные, в силу своей специфики, могут служить только как вспомогательный материал.

Сообщения Геродота о скифах, в частности о скифском погребальном обряде, довольно хорошо изучены многими поколениями ученых. Но до сих пор остаются некоторые неясности в интерпретации тех или иных элементов скифских обрядов. Впрочем, и для самого Геродота смысл некоторых обрядов остались непонятны.

Несомненно, погребальные обряды скифов отражают, прежде всего, религиозно-мифологические воззрения или, другими словами, символическое описание скифской модели мира, где центральное место занимает идея циклической смены гибели и возрождения. О существовании в Скифии двух миров мертвых – верхнего и нижнего – отмечал Д.С. Раевский [10:122, 232]. То, что относилось к нижнему миру мертвых, скифы хоронили вместе с покойником. То, что относилось к верхнему миру мертвых, посвящали покойнику, но их не клали в могилу.

Обращаясь к этой проблеме, нельзя обойтись без нартовского эпоса осетин.

Нартовский эпос бытует у многих народов Кавказа. Но, в силу того, что религиозно-мифологические воззрения, на которых основывался весь социально-политический уклад жизни скифов, сохранился в полной мере только в осетинском эпосе, то для анализа тоже берутся только осетинские сказания. Те же элементы, которые обнаруживаются в эпосе других кавказских народов, то, как убедительно показали Вс.Миллер, Georges Dumezil, В.Абаев и другие, они заимствованы у осетин. Поэтому они не могут существенно дополнить скифо-нартовский материал. К тому же, некоторые пережитки скифских обрядов в нартовском эпосе возможно бывает объяснить только с привлечением материала по этнографии, религиозно-мифологическим воззрениям осетин.

Нартовский эпос, как и сообщения Геродота, не так богат иллюстративным материалом. В силу того, что сказители ассоциировали себя и свой народ с нартами, то обряды, особенно ритуалы, ими не расшифровывались, как бы подразумевая – обряд или ритуал совершается по общеизвестной традиции, т.е. традиции, существовавшей у осетин. Те же обряды, обычаи или ритуалы, которые не были характерны осетинским, к ним сказители добавляли, что «так было принято тогда у нартов».

К примеру, известное сообщение Геродота о поклонение мечу в символической форме сохранилось в нартовском эпосе. В сказании «Безымянный сын Урузмага» [7: 234] говорится о том, как Урузмаг убивает своего сына у Донбеттыров. Урузмага сажают во главе стола в качестве старшего. Он произносит тост-молитву, нанизывает на меч мясо и протягивает его мальчику, чтобы тот отведал им. Мальчик поскользнулся, и меч вонзился ему в сердце.

В этом эпизоде в трансформированном виде усматривается принесение жертвы мечу. При этом в сказании уточняется, что «в те времена молились острием меча» (Это уточнение, как это будет показано далее, объясняет истинное назначение меча в молитве). До 19 века у осетин принято было нанизывать на кинжал кусочек мяса, который после произнесения молитвы передавался младшему, и тот отведывал мясо. Но во времена, когда записывалось это сказание, эта традиция еще больше трансформировалась, и вместо меча стали нанизывать на шампур три кусочка мяса, из которых один кусочек передавался младшему, один оставляли возле старшего, а один оставляли на шампуре. После трапезы этот шампур с кусочком мяса подвешивали на возвышенном месте.

Из описания Геродота обычая скифов собирать хворост и водружать на нем меч нельзя понять смысл этого обряда. Для чего собирать хворост, если отсутствует лес и сооружение культового кургана проблематично? Не проще было сделать земляной курган, который бы прослужил дольше?

Но, видимо, курган из хвороста предназначался не только для ритуального поклонения мечу.

Наиболее яркое описание сооружения кургана из хвороста в нартовском эпосе встречаем в сюжете «Как Батраз отомстил нартам за своего отца» [9: 389].

В начале за кровь своего отца Батраз требует, чтобы нарты заполнили склеп Хамица пеплом от сожженных шелковых тканей. Затем требует соорудить для него из колючек холм. Он садится наверху и заставляет поджечь себя.

Этот эпизод как нельзя лучше отражает водружение скифами меча наверху холма из хвороста.

В другом варианте, где вместо Батраза выступает нартовский юноша-сирота, в символической форме отражается описанная Геродотом сцена возведения кургана/горы из хвороста и принесения жертвы мечу.

После того, как юноша-сирота отомстил за смерть своего отца, он связал попарно семерых сыновей Бориати Борафарнуга и начал их гонять верхом на лошади по колючим терновым кустикам. Затем отрубает им головы. Отрубает голову и самому Борафарнугу, а голову его он всаживает на кол и водружает на вершине горы. [9: 387].

Georges Dumezil, обратив внимание на тождество скифского и нартовского ритуала сооружения кургана из хвороста, делает вывод: «… до какой степени осетинский Батраз, ставший широко известным лишь столетие назад, все еще близок мифу и, будучи художественно переосмысленным образом, сохраняет черты, свойственные скифскому Аресу. Потому что ясно: нагромождение вязанок хвороста φρυγάνων φάχελοι, а также подробности умерщвления пленников должны были подтверждаться традиционным повествованием, относящимся к поведению бога – об Аресе, безусловно, существовала мифология, которая с исчезновением бога, видимо, была частично перенесена mutates mutandis на героя» [4: 23]

Разницу между скифским и нартовским курганом из хвороста Georges Dumezil видит в том, что скифский курган считает «культовой, поставленной с учетом климатических условий», а нартовский курган – «вольным образным описанием». Но такое объяснение не может нам разъяснить смысл сооружения кургана. В данном случае ключом к разгадке скифского ритуала может стать этнография осетин.

В религиозно-мифологических воззрениях осетин, особенно в их похоронных обрядах, огонь занимает важное место. С помощью костра, который разводился в могиле, осетины очищали будущее «жилище» покойника от злых духов. Следы очищения огнем могильной ямы обнаруживаются при археологических раскопках скифских могильников. И сегодня осетины разводят костры на могилах на второй день после похорон, якобы для получения покойником своей доли тепла на том свете.

Но делался и общий костер для всех покойников. Как правило, за неделю до Нового года во дворе собирали кучу соломы или сухие кукурузные стебли и поджигали под пожелание: «Будьте светлы, наши покойники, доля вашего огня да не погаснет» [5: 32].

В этом ракурсе большой интерес представляет бытовавший у осетин до 19 века ритуал, который проходил во время паломничества к святилищу «Реком» через так называемый «Холм (гора) посохов». Согласно ритуалу паломники складывали свои посохи на определенном месте в одну большую кучу (гору), которая напоминала Геродотовский холм из хвороста. Когда их становилось много, их сжигали. Перед тем как сжечь эту гору посохов, по ним наносился символический удар мечом (кинжалом), что соответствует водружению скифского меча. Видимо, обычай собирания посохов паломниками представлял собой символическое очищение.

Возможно, что и скифы сооружали курган из хвороста, как для символического очищения, так и для исполнения похоронных обрядов, во время которого посвящали полученный из него огонь погибшим сородичам. Тем более что и задача, которую ставит перед нартами Батраз, связана с гибелью его отца Хамица.

Водруженный же меч на горе хвороста не имеет отношение к поклонению в том понимании, которое мы находим и у Геродота, и у современных исследователей. Ритуал поклонения мечу отмечается также у алан, описанный Аммианом Марцеллином (Аммиан Марцеллин. 333-301 гг. Деяния. Книга XXXI). Но ни в нартовском эпосе, ни в этнографии осетин нет никакого намека о поклонении мечу. И нарты, и осетины молились на открытом пространстве, как правило, перед камнями, деревьями. С той лишь оговоркой, что не самим камням и деревьям они молились, а освященным местам. Камни и деревья служили только ориентиром святого места. Подобная практика существует и у современных осетин(Во время свадебной церемонии, когда в дом приводили невесту, проводили ритуальное приобщение невесты к новому очагу, символизировавшему дом, семью. Невесту подводили к цепи над очагом, считавшимся священным, обводили ее вокруг очага с произнесением молитв. При этом мужчина левой) . Кроме того, осетины до сих пор во время посвящения еды и напитков в определенные дни недели или на поминках используют лезвие ножа как очистительное орудие. К каждому напитку, к каждому блюду посвящающий прикасается кончиком ножа. Тем самым считается, что еда и напитки стали чистыми и посвящены покойнику. Водруженный скифский меч тоже необходимо рассматривать в этом ракурсе. И скифы, и аланы поклонялись не самому мечу, а молились на месте, которое они освящали мечом. И водружение меча на горе хвороста необходимо рассматривать как ритуал очищения хвороста, предназначенного, как мы уже отмечали, для посвящения полученного из него огня погибшим сородичам. Кроме того, гора/курган из хвороста символизировала мировое дерево, четырехугольная же площадка наверху этой горы является сакральной символикой, выражающей космогонические воззрения скифов (впрочем и осетин). Меч посередине квадрата – символ центра, оси мира, соединяющий верхний, средний и нижний миры.

Геродот отмечал, что «спустя год они (скифы) совершают такие погребальные обряды: из остальных слуг покойного царя выбирают самых усердных. Они умерщвляют пятьдесят человек из слуг удушением (также пятьдесят самых красивых коней), извлекают из трупов внутренности, чрево зашивают и наполняют отрубями, а затем зашивают. Потом на двух деревянных стойках укрепляют половину колесного обода выпуклостью вниз, а другую половину – на двух других столбах» [3: 30-31].

В одном из сказаний о Сослане, хотя и чересчур фрагментарном, есть любопытная деталь.

Сослан требует от Колеса Ойнон: «Сегодня пятница, в следующую же пятницу ты должен двенадцати человекам из своей семьи отрезать колени и чтоб принес их к Нартовскому Поминальному кургану» [9: 618].

В этом эпизоде перед нами несколько символов:
- скифские колеса – колесо Ойнон;
- принесение скифами жертв – отрезание ног;
- скифский погребальный обряд, совершаемый через год – двенадцать из семьи Ойнона, символа солнца, указывают на двенадцать месяцев

В одном же из вариантов про смерть Сослана от колеса Ойнона описывается, как нарт Арахцау после долгих поисков колеса Ойнона обнаруживает его в склепе/кургане. Арахцау убивает Ойнона, разрубает на куски и произносит: «Будь ты посвящен Сослану!» [6: 344.]. В другом же варианте говорится: «Сослан умер и похоронили его в Мацута: и сейчас там находится его сиденье и корыто для его собаки. Впоследствии убили Колесо Ойнона, и его останки лежат до сих пор возле могилы Сослана» [8: 710].рукой брал невесту под ручку, а правой рукой после каждой молитвы ударял кинжалом цепь. Только после освящения кинжалом, правую руку невесты прикладывали к цепи.

Отголоски скифского ритуала захоронения и посвящения коня покойнику мы обнаруживаем в нартовском эпосе в сюжете о Сослане, побывавшем в царстве мертвых. Яркой иллюстрацией этого обряда является осетинский обычай посвящения коня покойнику «Бжхфжлдесун», а также обычай отрезания косы у вдовы.

Хотя в эпосе нет явных указаний на всадников вокруг могилы [3: 31] и Georges Dumezil в осетинском эпосе отмечает «лишь лошади, набитые соломой и поставленные в позу передвигающихся» [4: 194], но, возможно, этот обычай скифов косвенно отражается в одном из вариантов сюжета гибели Сослана.

После того, как Сослан/Сосырыко умер, Сырдон выводил коня Сосырыко, седлал его, а под седло на спину коня подкладывал терновую колючку. «Сырдон не переставал каждый день выезжать из аула Нартов с плачем, с рыданием, с побоями палкой по своей голове. Приезжая на белом коне Сосырыко к кладбищу, из под седла которого лилась струями кровь, он джигитовал и приговаривал:
- А что, Сосырыко? Мог ли я видеть большую радость, чем твоя смерть!

Такими поступками и поведением своим Сырдон наскучил Сосырыко. И однажды, когда Сырдон стал проделывать то же самое, что он делал ежедневно, Сосырыко пустил вверх свою стрелу. Стрела вошла в самую макушку Сырдона, и он упал мертвым на землю.» [8: 783-784].

Хотя приведенный вариант представляет собой чересчур фрагментарную картину, все же в нем присутствуют все элементы скифского обряда, описанного Геродотом:
- обряд оплакивания;
- колючий терновник/хворост;
- кровь;
- джигитовка вокруг могилы;
- всадник (Сырдон), принесенный в жертву.

О скифском обряде оплакивания Геродот писал:

«Они (скифы – Т.Ф.) отрезают кусок своего уха, обстригают в кружок волосы на голове, делают кругом надрез на руке, расцарапывают лоб и нос и прокалывают левую руку стрелами» [3: 30].

Нечто подобное проделывает и Сырдон. Обряд оплакивания часто встречается в нартовском эпосе в аллегорической форме.

Сатана не верит Батразу, что ему удалось убить убийцу отца. Она всходит на высокую башню и видит: «кровавые потоки лились подобно ливню; клочки волос падали подобно тучам, из-за того, что родственники его (Сайнага) рвали их на себе» [9: 335].

Подобное описание оплакивания в эпосе встречается часто. В одном же из сказаний про Сослана, когда после неудачных попыток взять крепость Гори он притворился мертвым, к нему выходит Агунда. Она подходит к Сослану в соответствии с требованиями обряда оплакивания по традиции: «она (Агунда) закинув руки за спину, таким образом начав еще издали справлять обряд оплакивания и причитая подошла к нему:

- Ой, бедный Сослан! В каких мучениях ты умер! Если бы я знала это, я бы тогда и в реку за тобой бросилась! Ты недостоин был умереть такой жалкой смертью!

И таким образом она подошла к нему, колотя себя, и положила на него свою руку» [8: 116].

Хотя в данном тексте и не приводится, в чем суть обряда оплакивания, но, учитывая, что «по традиции» подразумевается обряд, существовавший у осетин ко времени записи эпического текста, можно восполнить этот пробел.

В осетинском языке бытует особый термин, обозначающий полный цикл обряда оплакивания – «Иронвёндаг» [1: 345], буквально означающий «Осетинская дорога». Согласно «Иронвёндаг» женщины начинали причитать издали. Закинув руки за спины, они то останавливаясь, то продвигаясь, начинали рыдать и причитать. Останавливаясь, женщины начинали рвать на себе волосы, колотили себя по коленям и по голове, царапали свои лица. Считалось, что чем сильнее расцарапает себя, чем больше крови будет на лице, тем выразительнее будет горе. Мужчины же выражали свое горе тем, что издалека начинали, рыдая, бить себя короткими плетками по лбу и спине. Молодежь даже специально обучали тому, как правильно бить себя плеткой. Те, кто обращался с плеткой неумело, становились объектом насмешек.

Скифы в общем, как и нарты и осетины, представляли потустороннюю жизнь как некое повторение действительной. Больше того, и скифы, и нарты, и осетины жизнь на земле считали ложным миром «мжнгж дуйне», а потустороннюю жизнь – истинным миром «жцжг дуйне». И, соответственно, все обряды скифов, нартов и осетин связаны с этим мировоззрением.

Согласно данным погребального обряда, у скифов с IV в. до н. э. преобладал семейный характер захоронений – в одной могиле или под одной насыпью. Так же поступают нарты-осетины. При этом тип захоронений почти идентичен у скифов и нартов-осетин. Характерные подземные склепы скифов, которым придавался вид кочевнической кибитки, можно встретить и ныне в горах Осетии. Надземные же склепы, которых не меньше, напоминают скифские курганы. Дигорцы до сих пор склепы называют курганами – «уобай». Нарты тоже своих героев хоронят или в склепах («зёппадз») или в курганах («уобай»).

В системе религиозно-мифологических представлений индоевропейских народов курган рассматривается семантически тождественным мировой горе/дереву [11: 53]. Осетины в XIX в. перешли от склеповых захоронений к индивидуальным, отразив, при этом, на надмогильной стеле мировое дерево со всей сопутствующей символикой.

То, что скифский курган олицетворял мировое дерево и был символом творения мира, наглядно демонстрирует сюжет похорон Дзерассы.

Само сказание о Дзерассе, Ахсаре и Ахсартаге – символ мирового дерева. У нартов росла яблоня, которая давала один плод. Но прилетала птица и съедала этот плод. Ахсар и Ахсартаг, охраняя яблоню, ранили птицу. След приводит их к берегу моря. Ахсартаг спускается под воду.

Здесь перед нами предстает вся символика мирового дерева: птица – символ верхнего мира, Ахсар и Ахсартаг – представители среднего мира, вода (море) – символ нижнего мира.

После смерти Дзерассы, ее хоронят в «зёппадзе» (который может отражать как склеп, так и курган). Смерть, по представлениям осетин, воспринимался как наступление хаоса. Склеп, курган или могила, которым, помимо того, что они олицетворяли мировое дерево, придавался вид жилища, служили местом восстановления космического порядка. Кроме того, склеп (курган) являлся местом нового рождения. И эпизод, когда в склеп к Дзерассе спускается Уастырджи, затем он пускает к ней своего коня и свою собаку, после чего от мертвой Дзерассы на свет появляются Сатана, первоконь и первособака, ни что иное, как творение мира. Конь в космогонии скифов и осетин олицетворяет верхний мир, Сатана (человек) – средний мир, собака – нижний мир.

Исследователи не могут прийти к единому мнению и относительно толкования скифского обычая отрезать у врага правую руку.

«… Кровь они (скифы) несут наверх, а внизу, у святилища, совершается такой обряд: у заколотых жертв отрубают правые плечи с руками и бросают их в воздух; затем после заклания других животных оканчивают обряд и удаляются. Рука же остается лежать там, где упала, а труп жертвы лежит отдельно», - говорится у Геродота [3: 27-28].

О толковании этого обычая Ph. Legrand (Ф.Легран) и Georges Dumezil писали: «Возможно, целью его было, например, помешать человеку после смерти возвратиться на землю в состоянии, позволяющем отомстить за себя. Осетинские сказания, а в них – доводы матерей, уговаривающих сыновей «восстановить» труп, направляют на мысль по другому руслу: отчленять руку от тела – дополнительное оскорбление убитого, равноценное лишению его могилы, скальпированию и вообще надругательству над трупом врага» [4: 192]. С.С. Бессонова же предполагает, что «в скифском ритуале отрубленные руки являются, прежде всего, жертвоприношением божеству и признаком позорной смерти для врагов-пленников» [2: 48].

Этот обычай встречается и в нартовском эпосе. Georges Dumezil приводит один из вариантов, в которых представлен обычай отрубать руку врагу. Но мотив отрубания правой руки представлен в нартовском эпосе шире.

Решил один великан испытать свою силу на нартах. Стал он приходить на Большую поляну нартов, где они устраивали хороводный танец «симд». Танцуя с нартами, великан отрывал руку то у одного, то у другого. Но появляется Батраз. Он начинает танцевать с великаном. Оторвав его руку, Батраз подает ее в другую руку великана. Тот, закинув свою оторванную руку за плечо, возвращается домой [Как Батраз оторвал руку великана. 9: 132].

В одном из сказаний Созырыко и Сырдон отправляются в царство мертвых. В царстве мертвых Созырыко видит разные чудеса, которые он сам не может объяснить. Один из таких чудес – двери, которые запирались рукой. Созырыко, привязав снаружи своего коня, хотел открыть дверь. Дверь не поддавалась. Он хватается за меч, но дверь открывается сама. Созырыко заглянул внутрь и увидел, что двери закрывала мужская рука. Когда же Созырыко начал расспрашивать об увиденном свою умершую жену Питуха, она дала такое объяснение: «А это отец мой, будучи неправедным судьей, и из-за того, что не держал свое слово, как в земной жизни, так и в царстве мертвых, это и ты сам знаешь, за это здесь ему отрубили руку, и теперь она охраняет дверь» [Нартовская красавица Питуха. 8: 633].

Смысл этих двух сцен заключается в том, что отрубание руки действительно является актом уничижения и наказания. В первом случае рука отрубается в царстве живых, во втором случае – в царстве мертвых и связано с царством мертвых, но в обоих случаях они не посвящены покойнику.

Совершенно иное значение имеет отрубание правой руки в тех сказаниях, где герой мстит, как правило, за своего отца. Наиболее ближе к Геродотовскому рассказу стоит «Сказание о плешивом Черегико» [6: 405-410].

Плешивый Черегико вступает в схватку с убийцей его отца с сыном Сайнага Черным Албагом. «Плешивый Чегерико выхватывает меч своего отца и отрубает им его голову, и кровью его заполняет сосуд сделанный из мочегого пузыря Черного Албага, затем отрубает его правую руку. Таким образом он оставляет труп своего кровника там и возвращается домой с рукой и пузырем, полным кровью, и говорит матери:

- Мать, до сегодняшнего дня ты носила траур по отцу. Теперь я убил убийцу моего отца и можешь умыться его кровью, и сними свой траур, а потом можешь себя насытить мясом его руки!» [6: 409-410].

Ни здесь, ни в других вариантах с мотивом мщения за отца, нет и намека на то, что рука кровника отрубается, как это утверждает Georges Dumezil, для «дополнительного оскорбления» или для «равноценного лишения его могилы». Во всех вариантах рука возвращается своему хозяину, чтоб был достойно похоронен. Нет в этих сказаниях и, как утверждает С.С.Бессонова, жертвоприношения врагу.

Для определения смысла данного поступка героев необходимо учитывать космогонические воззрения если не скифов, то современных осетин.

Правая сторона у скифов и осетин соотносится с верхним миром. Правая же рука является носителем силы, мощи и фарна(Фарн – всеобъемлющее понятие блага, благополучия, обилия, счастья, как в духовной, так и в материальной сфере). Когда скифы подбрасывают правую руку, это означает, что они посвящают силу, мощь, удачу, благо и обилие покойнику, но не в нижнем мире мертвых, а в верхнем мире мертвых.

Georges Dumezil обратил внимание на «доводы матерей, уговаривающих сыновей «восстановить» труп» [4: 23)]. Но эти «доводы» относятся к другим верованиям. Согласно этим верованиям нельзя хоронить без какой-либо части тела, т.к. он будет их лишен, и на том свете и покойник не будет находить спокойствия. А это чревато негативными последствиями. Возможно это более позднего происхождения, нежели рассказ Геродота.

В нартовском эпосе часто указывается на появление тех или иных обычаев. При этом, как правило, в них говорится, что «с тех пор нарты стали это делать». Так, например, обычай справлять поминки связывается в эпосе с Урузмагом, который организовал первые поминки по своему безымянному сыну [7: 254]. Мы находим в эпосе и про обычай хоронить покойника с оружием [8: 593]. Точно также в эпосе отразилась трансформация обычая отправлять врага своего без какой-либо части тела в иной мир.

В сказании «Игра Созырыко» описывается, как Созырыко никого не щадил в играх. Проигравшему он либо ухо отрезал, либо глаз выкалывал, либо три полоски кожи со спины отдирал. Очередь играть дошла до одного старика. Тот, боясь погибнуть увечным, послал за сыном в царство мертвых. Сын отзывается. Он выигрывает Созырыко, но отказывается изувечить его. Напоследок он дает Созырыко совет больше не поступать так, как он делал до сих пор.

Видимо потому в эпосе происходит трансформация мотива отрубания правой руки. Еще большей трансформации этот обычай скифов подвергся у современных осетин, сохранивших его в символической форме. Так, осетины всегда дотрагиваются правой рукой до покойника или надгробия, произнося при этом «Рухсаг у» («Будь светел», затем делают круг в правую сторону по часовой стрелке.

В целом погребальные обряды скифов, нартов, осетин тождественны и в их основе лежат одни и те же верования.

Цитируемая литература:
1. Айларты Измаил. Ирон фарн. Владикавказ, 1996.
2. Бессонова С.С. Религиозные представления скифов. Киев, 1983.
3. Геродот. История в девяти книгах. Книга 4. Владикавказ, 1991.
4. Дюмезиль Жорж. Скифы и нарты. Москва, 1990 / Georges Dumezil. Romans de Scythie et d’Alentour. Payot, Paris, 1978.
5. Дзаттиаты Р. Традиционные погребальные обряды осетин. Владикавказ, 2005.
6. Нарты. Мифология и эпос на дигорском языке. Составители А.Я.Кибиров и Э.Б.Скодтаев. Владикавказ, 2005.
7. Нарты кадджытæ. Кн.1 (составитель Т.А.Хамицаева). Владикавказ, 2003.
8. Нарты кадджытæ. Эпос осетинского народа. Книга 2. Составитель Хамицаева Т.А. Владикавказ, 2004.
9. Нарты кадджытæ. Книга 3. Составитель Хамицаева Т.А. Владикавказ, 2005.
10. Раевский Д.С. Модель мира скифской культуры. М., 1985.
11. Туаллагов А. А. Скифо-сарматский мир и нартовский эпос осетин. Владикавказ, 2001.


Кандидат филологических наук,
старший научный сотрудник СОИГСИ
Таказов Федар Магометович

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru