поиск в интернете
расширенный поиск
Иу лæг – æфсад у, дыууæ – уæлахиз. Сделать стартовойНаписать письмо Добавить в избранное
 
Регистрация   Забыли пароль?
  Главная Библиотека Регистрация Добавить новость Новое на сайте Статистика Форум Контакты О сайте
 
  Навигация
Авторские статьи
Общество
Литература
Осетинские сказки
Музыка
Фото
Видео
  Книги
История Осетии
История Алан
Аристократия Алан
История Южной Осетии
Исторический атлас
Осетинский аул
Традиции и обычаи
Три Слезы Бога
Религиозное мировоззрение
Фамилии и имена
Песни далеких лет
Нарты-Арии
Ир-Ас-Аланское Единобожие
Ингушско-Осетинские
Ирон æгъдæуттæ
  Интересные материалы
Древность
Скифы
Сарматы
Аланы
Новая История
Современность
Личности
Гербы и Флаги
  Духовный мир
Святые места
Древние учения
Нартский эпос
Культура
Религия
Теософия и теология
  Строим РЮО 
Политика
Религия
Ир-асский язык
Образование
Искусство
Экономика
  Реклама
 
 
ЗЕЛИМХАН_14_ПИСЬМА ЗЕЛИМХАНА
Автор: 00mN1ck / 23 февраля 2007 / Категория: Литература » Дзахо Гатуев "Зелимхан"
ПИСЬМА ЗЕЛИМХАНА


Зелимхан писал много. Безграмотный Зелимхан писал. Он вовсе не был грамотен по-русски. Немного по-арабски. Прежде убийства Зелимхан старался отыскать возможность предупредить. Отвратить.
Добровольскому писал Зелимхан и приходил к не­му сам. Галаеву писал. Данагуеву тоже писал. Вер­бицкому, Моргания, Дудникову, Каралову тоже. Пи­сал почти сам: диктовал своим «письмоводителям» Бетыр-Султану и Бачи-юртовскому Гаккай-мулле.
Письма, хранившиеся у Бетыр-Султана, отобраны во время обыска начальником особого отдела какой-то дивизии. Письма Вербицкому, Каралову, Дудникову исчезли так же, как и Михееву. В нашем распоря­жении два письма к полковнику Галаеву, отрывок из письма к Данагуеву и короткая записка «любимому моему гостю Мусса Куни». Письмо председателю Го­сударственной думы в свое время было опубликовано в октябрьском «Голосе Правды».
Автором думского письма был чеченский интелли­гент и нефтепромышленник. Как интеллигенту и про­мышленнику, националистически конкурировавшему с великодержавным капитализмом, ему необходимо было индивидуализировать Зелимхана: дать его в ка­честве единичной жертвы сатрапствующей админи­страции.

ПИСЬМО ЗЕЛИМХАНА ПОЛКОВНИКУ ГАЛУЕВА


Бисмилла, аррахман, аррахим!
Начинаю от всемогущего аллаха после должной части полковнику!
Я думаю, что из головы твоей утекло масло, раз ты думаешь, что царский закон может делать все, что угодно.
Не стыдно тебе обвинять совершенно невинных? На каком основании наказываешь ты этих детей? Ведь народу известно, что сделанное в Ведено сде­лал я.
Знаешь это и ты.
Зй, вы, начальствующие и судьи! Эй, правосудие! Вы неправильно решаете дела. Почему вы неправиль­но судите, почему вы осуждаете невинных детей?
Вы же не можете подняться на крыльях к небу и не можете также влезть в землю. Или же вы постоян­но будете находиться в крепости, решая дела так не­правильно, зная это хорошо, зная сами так же, как я.
Куда вы денетесь? — Вы никуда не денетесь, пока я жив. Разве вы не знаете меня? Вы знаете меня.
Я, Зелимхан, решающий народные дела. Виновных убиваю, невинных — оставляю. Я вам говорю, чтобы не нарушали вы законы. Я вас прошу не нарушать их.
А вы нарушаете их на основании ложных показаний. Ничуть вы не лучше женщин — мужчины. И о таких неправильных решениях вы после будете жалеть.
Я от Гурченко требовал деньги еще четыре года назад. Он все время обещал дать, а сам объявил об этом начальству. Я предупреждал его, что, если он не уплатит требуемых денег, будет убит.
В ночь убийства я ходил к нему опять просить де­нег. Делал это в присутствии его семьи. И когда он отказался от уплаты, я его убил. Не из бедных же он, были же у него деньги и другое имущество.
Возьмите всю казну государственную и войска, преследуйте меня — и все равно не найдете меня. Волла-ги! Билла-ги!
Я подчиняться вам не буду. Когда вам понадобит­ся схватить меня — я буду от вас далеко; когда же вы мне понадобитесь — будете вы очень близко ко мне.
Эй, начальствующие! Я вас считаю очень низкими. Смотрите на меня: я нашел казаков и женщин, когда они ходили в горы,— и я их не тронул. Я взял у них только гармонию, чтобы немного повеселиться, а потом вернул ее им.
Шериппа Субиева я в тот же день немного задер­жал, заподозрив его в неверности мне, а вы за это арестовали его. Но больше ни в чем он не виноват.
Вы нехорошие люди! Вы недостойные люди! Не радуйтесь, не гордитесь за взятую вами неправду и за утверждение таковой. Хотя вы теперь радуетесь, но после будете плакать несомненно.
Эй, полковник! Я тебя прошу ради создавшего нас бога и ради возвысившего тебя — не открывай враж­ды между мной и народом. Ты должен стараться, чтобы женщины и дети не плакали и не рыдали. Они же плачут и проклинают меня. Говорят: «Хоть бы убили его и чтобы он был уничтожен богом!». Так они проклинают меня. Они не виноваты. Ты же не дол­жен сомневаться, что если будешь обижать аресто­ванных, то ко мне будет вражда. А мы до сих пор жи­ли хорошо: кто мне сделает добро, тому отплачу тем же; кто мне сделает дурное и злое, тому отвечу тоже тем же.
Эй, полковник! Если ты хочешь узнать, кто был со мной, когда убили 'Гурченко, то были: я — Зелимхан, мой отец Гушмазуко, Давлет-Мурза хоевский, Иса хоркороевский и Кума и Гуду из Белготоя. Это дело сделали мы. Наших лошадей держал, когда мы вхо­дили в дом к Турченко, чеченец ауловец Гуна. Знай это, эй, пристав!
Я знаю и слышу, что ты делаешь. Идешь за Гела и Дуду. Посмотри же, что я с ними сделаю. Если я их оставлю, то вини меня; если же я это не оставлю, то не вини меня. Знай это!
Милость аллаха и аллах пусть сохранят того, кто будет читать это. Читающего прошу прочесть, ради аллаха, не преувеличивая и не преуменьшая.
(Приложены: именная печать Зелимхана и печать Андреевского сельского управления).

ВТОРОЕ ПИСЬМО ЗЕЛИМХАНА К ПОЛКОВНИКУ ГАЛАЕВУ


Полковник Галаев!
Пишу тебе последнее мое письмо, которое я с по­мощью аллаха безусловно исполню. Это будет скоро.
Мнение мое такое: ты, кажется, знаешь, что я сде­лал с Добровольским, с таким же полковником, как ты; что мое привлекает сердце в необходимость сде­лать с тобой за незаконные действия твои и из-за ме­ня заключенных людей, которые совсем невинны.
Я тебе говорю, чтобы ты освободил всех заклю­ченных, о вине которых ты не слыхал и в которых не видел ничего правдивого. За неисполнение этого с тобой, гяуром, что будет, смотри на другой странице.
Я Добровольскому говорил так же, как. и тебе, гяур. Но ты меня тоже не понимаешь.
Я тебе дам запомнить себя. Губить людей неза­конными действиями из-за себя я не позволю тебе, гя­ур. Раз я говорю «не позволю», значит правда.
Если я, Зелимхан Гушмазукаев, буду жив, я ж за­ставлю тебя, как собаку, гадить в доме и сидеть в до­ме с женой. Трус ты! В конце концов, проститутка,— убью тебя, как собаку.
Пусть ты будешь Между тысячами, я смогу узнать тебя.
Ты, кажется, думаешь, что я уеду в Турцию. Нет, этого не будет с моей стороны, чтобы люди не обло­жили меня позором бегства. Не кончив с тобой, я на шаг дальше не уйду. Слушаю я о твоих делах, и ты мне кажешься не полковником, а шлюхой.
Освободи же людей невинных, и я с тобой ничего иметь не буду. Если же не послушаешь, то будь уве­рен, что жизнь твою покончу или увезу в живых каз­нить тебя.
Зелимхан Гушмазукаев.

(Приложены три печати).


ПРОШЕНИЕ ЗЕЛИМХАНА НА ИМЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

Его Высокопревосходительству,
Господину Председателю Государственной думы Чеченского абрека Зелимхана Гушмазукаева


Прошение


Так как в настоящее время в Государственной ду­ме идет запрос о грабежах и разбоях на Кавказе, то депутатам небезынтересно будет познакомиться с причинами, заставившими меня, одного из самых из­вестных абреков Терской и Дагестанской областей, сделаться абреком.
Все рассказывать не стоит — это займет слишком много вашего драгоценного времени. Я ограничусь, как сказал, указанием обстоятельств, при которых я ушел в абреки, и, кроме того, расскажу о двух своих наиболее крупных преступлениях: первое — убийство подполковника Добровольского, старшего помощника начальника грозненского округа, в 1906 году и вто­рое — убийство полковника Галаева, начальника Ве­денского округа, летом минувшего 1908 года.
Чтобы г г. депутаты имели хоть какое-нибудь представление о драме моей жизни, я должен упомяНутъ в коротких словах о месте моего рождений и О своей семье. Родом я из чеченского селения Харачой, Веденского округа, Терской области, В то время, о ко­тором идет рассказ (1901 г.), семья наша состояла из старика-отца, меня и двух братьев, из которых один был уже взрослый юноша, а другой совсем еще ре­бенок; кроме того, был у нас еще и столетний дед. Жили мы богато.
Все, что бывает у зажиточного горца, мы имели: крупный и мелкий рогатый скот, несколько лошадей, мельницу, правда, татарскую, но все же она нам да­вала приличный доход, и имели мы еще богатейшую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. Добра своего было достаточно, чужого мы не искали. Но случилось несчастье. Произошла у нас ссора с од­носельчанами из-за невесты моего брата. В драке был убит мой родственник.
Теперь надо отомстить кровникам за смерть род­ственника, выполнить святую для каждого чеченца обязанность. Зная хорошо, что по русским законам кровомщение не допускается и меня за убийство чело­века, хотя бы кровника, будут судить со всей стро­гостью законов, я совершил акт кровомщения втайне, ночью, накануне рамазана месяца, и без соучастников. Все в ауле вздохнули свободно,— канлы должны были окончиться, и между сторонами состояться полное при­мирение. Но стали производить дознание. Начальник участка капитан X., ныне благополучно управляющий одним из округов Терской области, показал, что он застал нашего врага живым и последний будто бы указал как на виновников своей смерти на меня, на моего отца и двух братьев.
Таким образом, было найдено юридическое осно­вание для того, чтобы нас обвинить. Суд нас четверых присудил в арестантское отделение. На запрос пала­ты, каким образом покойный ночью мог узнать, кто в него стрелял, тот же начальник участка X. ответил, что была светлая, лунная ночь и лица были хорошо замечены умершим. Это была со стороны X. явная ложь и пристрастное отношение к делу. Во-первых, как всему народу, ему было известно, что мой отец и два двоюродных брата ни в чем не виноваты, а во-вторых, накануне рамазана месяца луна не светит. Люди говорят, что ему дали взятку наши враги, и я вполне этому верю.
Один из моих братьев умер в тюрьме, а другой умер впоследствии в ссылке. Я бежал из грозненской тюрьмы с единственной целью отомстить виновнику всех несчастий нашей семьи, капитану X., но он на­шелся. Узнав о том, что я на свободе, он прислал ко мне человека, который сказал, что капитан X. созна­ет свою ошибку, очень раскаивается и просит у меня прощения и кроме того обещает меня не преследо­вать никогда. Я поверил его раскаянию и простил ему. Из последующей деятельности этого человека выяс­нилось, что он очень далек от раскаяния и просто пе­рехитрил меня, перейдя на службу в другое место. Таким образом, из мирного жителя селения Харачой я превратился в абрека Зелимхана из Харачоя, но не такого еще знаменитого, как сейчас.
Теперь я вам, ваше превосходительство, расскажу, за что я убил подполковника Добровольского. В то время Добровольский был старшим помощником на­чальника Веденского округа и жил постоянно в Ве­дено.
Естественно, на нем лежала обязанность меня пре­следовать; но как он это делал!
Прежде всего ставил в Харачое экзекуции, затем всячески давил моих родственников и лиц, имевших, по его мнению, или вернее, по мнению доносивших, какое-нибудь отношение ко мне. Мой старый отец, уже вернувшийся домой, отбыв свой срок наказания, и, в особенности, брат — самый тихий и добродушный из харачоевцев,— подверглись со стороны Добро­вольского всевозможным гонениям, аресту на продол­жительное время под тем или иным предлогом, штра­фам и пр. и пр. мелочам, пересказать которые я сей­час не сумею, но которые тем не менее жизнь делают тягостною, а иногда и невыносимою. Я ходил на сво­боде, и никто меня не беспокоил — ни казачьи ре­зервы, ни милиционеры. Наконец, случилось крупное столкновение и вот по какому случаю. Добровольский ехал из Ведено в Грозный, а мой брат Солтамурад ему навстречу. Подполковник остановил тройку и при­казал переводчику брата обыскать и отобрать у не­го оружие. На большой дороге не было до тех пор принято останавливать и обыскивать проезжающих. Очевидно, для Солтамурада сделали исключение. Брат сказал, что оружие его азиатского образца и выдать его он не может, так как повсюду его преследуют кровники. Добровольский привстал на тройке с вин­товкой в руке. Солтамурад ударил по лошади и уска­кал, начальник пустил ему вдогонку несколько пуль, не знаю, с какой целью — напугать или попасть в не­го. Приехав в Грозный, Добровольский пожаловался начальнику округа, что брат Зелимхана оказал ему вооруженное сопротивление и т. д. Разумеется, при этом умолчал о том, что сам он стрелял в моего бра­та. Солтамурад, боявшись жить дома, скрылся и по моему совету вступил с Добровольским в переговоры через некоторых лиц, обещаясь выдать оружие и кро­ме того уплатить штраф в том размере, который укажет Добровольский, однако с тем условием, чтобы Солтамурад остался жить дома. Но Добровольский и слышать не хотел ни о чем, грозил сгноить брата з тюрьме, повесить, а по моему адресу разразился скверными словами. Тогда мой брат ушел из дома и стал бродить один по горам, боясь присоединением ко мне навсегда опорочить себя и тем лишиться воз­можности вернуться к мирной жизни. А скитаясь один, он надеялся на то, что либо начальник смило­стивится, либо на его место назначат другого, более доброго. Но надеждам брата не суждено было осу­ществиться,— его поймали в Дагестанской области (при этом он не оказал ни малейшего сопротивления) и посадили в Петровскую тюрьму. Там он пробыл около года и бежал прямо ко мне. С этого момента он сделался уже настоящим абреком. Отец мой еще раньше брата присоединился ко мне, предпочитая жизнь абрека тюремному заключению, которое дол­жно было длиться до тех пор, пока меня не убьют или не поймают. За то, что он заставил сделаться абреком моего отца и брата, обругал меня скверными слова ми, Добровольский поплатился своей жизнью. Далее я вам расскажу, ваше превосходительство, за что я убил полковника Галаева. Вскоре после смерти Доб­ровольского Веденский округ был объявлен самостоя­тельным в административном отношении, и нам при­слали начальника округа, именно Галаева. Этот ока­зался человек деятельный и энергичный, он сразу выслал из Веденского округа 500 человек, якобы за во­ровство, которые вернулись все уже в качестве абре­ков и наводнили весь Веденский округ. Но потом полковнику пришлось объявить им всеобщую амни­стию, и они вернулись в свои дома, стали заниматься тем, что делали раньше до появления Галаева. Впро­чем, это к делу не относится, а я это сказал, как факт, характеризующий этого администратора. Меры его, направленные против меня, а также против отца и брата, выражались в том, что он приблизил к себе на­шего противника Элсанова из Харачоя и стал по его указанию сажать в тюрьму и высылать наших род­ственников и друзей, а иногда лиц, совершенно не имевших к нам никакого отношения. Я ему предлагал письменно оставить всех этих ни в чем не повинных лиц в покое, а преследовать меня всеми способами, какие он может изобрести: полицией, подкупом, от­равлением, чем только он хочет. Но Галаев находил самым правильным избранный им путь поимки меня с товарищами. Очевидно, борьба с мирными людьми гораздо легче, чем с абреками. Некоторые сосланные им лица находятся в северных губерниях России. Быть может, они и умерли. Между ними, например, два моих двоюродных брата по женской линии и два зятя тоже из другой фамилии, чем я. Затем посажен­ные Галаевым в тюрьму до сих пор еще сидят там.
Хозяйства как сосланных, так и заключенных совер­шенно разорились, жены и дети их живут подаянием добрых людей да тем, что я иногда уделю им из свое­го добра после удачного набега.
Окончательно убедившись, что Галаев твердо дер­жится своей системы, что он будет ссылать и аресто­вывать все новые и новые лица и что разоренные се­мейства станут молить бога о моей гибели, я решил с ним покончить. Решение свое я выполнил летом истекшего 1908 года.
Все, что изложено в этом прошении, безусловно — правда, ибо я стою вне зависимости от кого бы и от чего бы то ни было, и лгать мне нет никакой нужды. Голова моя, как говорят, оценена в 8 тысяч рублей, конечно, деньги эти собраны с населения. Отец и брат мой убиты чеченцами во время пленения мной овце­вода Мссяцева 31 августа 1908 года, и теперь я оди­ноко скитаюсь по горам и лесам, ожидая с часа на час возмездия за сяои и чужие грехи. Я знаю, дело мое кончено, вернуться к мирной жизни мне невоз­можно, пощады и милости тоже я не жду ни от кого. Но для меня было бы большим нравственным удовле­творением, если бы народные представители знали, что я не родился абреком, не родились ими также мой отец и брат и другие товарищи.
Большинство из них избирают такую долю вслед­ствие несправедливого отношения властей или под влиянием какой-нибудь иной обиды или несчастного стечения обстоятельств. Раз кто стал на этот путь, то он подвигается по нему все глубже в дебри, откуда нет возврата, ибо, спасаясь от преследователей, прихо­дится убивать, а чтобы кормиться и одеваться, прихо­дится грабить. А в особенности тому, кто должен под­держивать семейства, отцы которых в ссылке или в заключении.
Все изложенное покорнейше прошу, ваше превос­ходительство, довести до 'сведения Думы. Если же вы не найдете возможным, чтобы мое прошение было предметом внимания народных представителей, то покорнейше прошу вас отдать его в какой-нибудь ор­ган печати, быть может, найдутся такие, которые по­желают его напечатать. К сему прилагаю свою имен­ную печать и казенную печать Андреевского сельско­го правления Хасав-юртовского округа. Администра­ция Терской и Дагестанской областей знает, что вся­кое письмо, снабженное этими знаками, идет от меня.
Зелимхан Гушмазукаев,
15 января 1909 г. Терская обл,


ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА К ДАНАГУЕВУ


Теперь сообщаю вам, что я убивал начальство, что они незаконно сослали моих бедных людей Сибир, сейчас находится моих бедных людей Сибире 9 чело­век. Потом бытности начальником Грозненского окру­га полковника Попова, в Грозном был бунт, и за гор­дость свою начальство и войска убивал там бедных людей, но я тогда, узнав, чем дело, собрал свой шай­ка и ограбил поезд Кади-юрта, и убивал поезде рус­ских людей за местью. Потом был командирован ка­кой-то полковник Вербицкий для поимки меня, как вы теперь... Вербицкий начал по Терской области свой неправильный действий, первым долгом Вербиц­кий напал с своим открытый базар селений Гудер­мес и убивал там базаре бедных людей, но высший начальство действий не правильный, Вербицкого на­чальство смотрели на хорошего и оставили как хоро­ший, такой страшный действий, сделанный Вербиц­ким один час, я 10 лет абреком, и то не сделал, Вер­бицкий убивал бедных, он только один действий, это был селений Цорх Назрановского округа. Тогда я со­бой взял свой шайка и приготовился напасть Кизляр на отмщений Вербицкого за то, что он был атаманом Кизлярского отдела и дал Вербицкому перед тем знать я еду Кизляр.

ЗАПИСКА К МУССА КУНИ


Любимому моему гостю, Мусса Куни, мой салам!
Я от верных людей слышал, что ваш Дада, сын Аббаса Хубарова, дал слово начальству убить меня за большие деньги, и начальство дало ему берданку.
Прошу вас дать мне знать, за что он меня хочет убить.
Если ему нужно имущество и много серебра, я ему дам больше, чем они. Но если ему не нужно имуще­ства, то пусть от меня держит себя подальше.
Это лучше всякого богатства для него в этом мире.
Зелимхан.
  Информация

Идея герба производна из идеологии Нартиады: высшая сфера УÆЛÆ представляет мировой разум МОН самой чашей уацамонгæ. Сама чаша и есть воплощение идеи перехода от разума МОН к его информационному выражению – к вести УАЦ. Далее...

  Опрос
Отдельный сайт
В разделе на этом сайте
В разделе на этом сайте с другим дизайном
На поддомене с другим дизайном


  Популярное
  Архив
Февраль 2022 (1)
Ноябрь 2021 (2)
Сентябрь 2021 (1)
Июль 2021 (1)
Май 2021 (2)
Апрель 2021 (1)
  Друзья

Патриоты Осетии

Осетия и Осетины

ИА ОСинформ

Ирон Фæндаг

Ирон Адæм

Ацæтæ

Список партнеров

  Реклама
 
 
  © 2006—2022 iratta.com — история и культура Осетии
все права защищены
Рейтинг@Mail.ru