Главная > Аланы > К ВОПРОСУ О ПЕРВОМ УПОМИНАНИИ АЛАН НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
К ВОПРОСУ О ПЕРВОМ УПОМИНАНИИ АЛАН НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ3 декабря 2007. Разместил: 00mN1ck |
Гаглойти Ю. С. К ВОПРОСУ О ПЕРВОМ УПОМИНАНИИ АЛАН НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ О том, насколько интенсивным было проникновение сарматов в горы Центрального Кавказа в последних веках до н.э. — рубеже н.э. можно судить по тому, что к этому времени часть сарматских племен обосновалась и на южных склонах Главного Кавказского хребта. В описании Иберии Страбон сообщает, что ее горную часть «занимают простолюдины и войны, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются; однако они занимаются также земледелием» /XI, III, 3/ /1, с.474/. Это сообщение Страбона получило в литературе различную интерпретацию /2, с.20; 3, с.149; 4, с.294; 5, с.165-166/, однако учитывая употребление греческим географом этнонима «сарматы», в состав которых он включает роксолан, язигов, аорсов и сираков, и отнесение сарматов к скифам, подлинность данного сообщения Страбона не вызывает сомнений. Надо сказать, что Страбон был не одинок в локализации части сарматов в горах Центрального и Западного Кавказа. Плиний, к примеру, помещает сарматское племя эпагерритов за Питиунтом «в Кавказских горах», что явно указывает на верховья Кубани. По соседству с ними находились «савроматы, к которым бежал Митридат при императоре Клавдии» /VI, 16/. Как очевидно следует из сопоставления сведении Плиния с данными Тацита о бегстве Митридата Боспорского после своего поражения в войне с римлянами и аорсами, именем савроматов Плиний называет аорсов, сыгравших решающую роль в войне 49 г. н. э. /6, с.41; 7, с.27-29/. Эти последние, в свою очередь, непосредственно соседили с талами /туальцами-двалами/, находившимися между Дарьяльским ущельем на востоке и Мамисонским перевалом на западе. Таким образом, сведения Страбона и Плиния совершенно определенно говорят о пребывании отдельных сарматских племен в горах Центрального и Западного Кавказа на рубеже н.э.; из числа интересующих нас племен можно назвать в первую очередь аорсов, одно из крупнейших сарматских племен, их соседей эпагерритов. И если теперь, в результате археологических раскопок в горах Центрального и Западного Кавказа, выявленныс могильники по своему погребальному обряду и вещевому материалу не будут аналогичны синхронным или более ранним могильникам Заволжья, Приуралья и даже степного Предкавказья, то правомерно ли на этом основании отрицать пребывание сарматов в горах Кавказа, столь очевидно выявляемое независимыми друг от друга показаниями письменных источников? Вряд ли необходимо особо доказывать, что не сведения письменных источников должны корректироваться данными археологии, в первую очередь при их этнической интерпретации, а наоборот, последние с привлечением, естественно, лингвистических и этнографических данных там, где они имеются. Имеющиеся исключения не могут опровергнуть это положение. Исходя из сказанного, очевидно, что этнической интерпретации археологического материала, в том числе и погребального обряда, локализации отдельных этнических единиц и особенно их частей должен предшествовать тщательный учет данных письменных источников, а также лингвистических и этнографических. В противном случае такие выводы могут оказаться поспешными и неоправданными. Трудно, к примеру, согласиться с утверждением о том, что собственно аланская культура Северного Кавказа сформировалась, оказывается, уже после гуннского нашествия, а начало этого процесса относится к концу I-II вв. н.э., когда «появляются пряжки с обоймами, поясные накладки простых форм, туалетные наборы /щипчики, копоушки/, некоторые формы керамики». Основанием для подобного вывода служит положение о том, что «сложение тех элементов материальной культуры, которые считаются характерными для раннесредневековых алан Северного Кавказа /подч. мной, — Ю.Г./, происходило уже в первых веках нашей эры» /8, с. 179/. Во-первых, ни одна из приводимых М.П. Абрамовой вещей не является чисто этническим определителем. Во-вторых, вовсе не обязательно, чтобы элементы материальной культуры, считающиеся характерными для раннесредневековых алан, должны были существовать в таком же виде в первом и даже в первых вв. н.э. Между этими хронологическими рамками лежит довольно большой промежуток времени, во время которого развитие материальной культуры алан, естественно, не стояло на месте. Поэтому период первых веков можно действительно рассматривать как раннеаланский, но никак не предаланский, ибо два эти понятия, отождествляемые М.П. Абрамовой, семантически далеко не равнозначны и использование их в этом значении ведет лишь к терминологической путанице. Но главное здесь заключается в том, что и в данном случае археологический материал априорно подгоняется под уже сделанные выводы, находящиеся в полном противоречии с данными письменных источников. Достаточно сказать, что уже Лукиан Самосатский /II в. н.э. / упоминает Аланию как сложившееся этнополитическое объединение, находившееся по соседству с Азиатским Боспором, синдами и махлиями /махелонами/, в союзе с которыми они действовали против скифов в новелле «Токсарис или дружба». Соседство алан с махлиями косвенным образом подтверждается и Валерием Флакком, помещающим алан к северу от территории современной Абхазии по соседству с гениохами. Согласно Арриану и Псевдо-Арриану, эти последние соседят также с колхами и махелонами /макронами/ /9-10/. Поскольку синды четко локализуются на северо-западном Кавказе и в Приазовье, а махлии, идентичные, видимо, махелонам, — на севере Колхиды или вблизи /11, с.227; 10, с.228, 230-232/, то из соседства алан с махлиями, синдами и Боспорским царством следует, что они занимали в этот период центральные и западные районы Северного Кавказа, а не только «восточное побережье Азовского моря», как склонна считать М.П. Абрамова /12, с.42/. Рассказ Лукиана Самосатского о дружбе побратимов-скифов Максита, Лонхата и Арсакома, в котором действуют наряду с аланами этнические скифы и савроматы, судя по всему отражает реалии никак не позднее 1 в. н.э., а может быть, и более раннего времени. Однако, если даже отнести описываемые Лукианом в «Токсарисе» события ко II в., то и в данном случае существование Алании, как уже сложившегося этнополитического объединения на Северном Кавказе, соседившего на юго-западе с махлиями, гениохами и колхами, на западе — с Боспором, а на северо-западе — с синдами, не вызывает никаких сомнений. Если бы в первых вв. н.э. алан действительно не было на Северном Кавказе, как утверждает М.П. Абрамова и к чему склоняется М.Г. Мошкова, то непонятно, к примеру, для кого и для чего на Боспоре надо было содержать целый штат аланских переводчиков, во главе которых в самом начале III в. стоял некий Ирак? Все вышеизложенное свидетельствует, на наш взгляд, о том, что точка зрения, отрицающая сармато-аланскую принадлежность катакомбной культуры Северного Кавказа, не находит подтверждения на археологическом материале и ее данные не могут служить аргументом для отрицания пребывания алан на Северном Кавказе в I в.н.э. Отсутствие четких критериев этнической атрибуции археологических данных, рассматриваемых в отрыве от данных письменных источников и этнографии, легко может повести и, как показывают примеры, часто ведет к поспешным и неоправданным выводам, требующим затем определенной корректировки. Показателем этого может служить, в частности, слишком быстро меняющаяся трактовка особенностей погребального обряда, на территории распространения катакомбной культуры, которые одним и тем же автором на основании материалов Нижне-Джулатского могильника интерпретировались как этнические признаки /13, с.10-11/, а на основании данных Подкумского могильника как признак «оседлости населения, оставившего могильник» /8, с. 128/. Ясно, что при таком подходе постулируемые выводы не становятся более убедительными. Не служит отрицанием сармато-аланской принадлежности катакомбной культуры и положение о том, что «форма погребального сооружения не может быть основным показателем при определении археологической культуры и тем более она не может быть единственным критерием, как это произошло при выделении памятников аланской культуры Северного Кавказа» /14, с.17; 15, с.20/. Из признания этого положения вовсе не следует, что указанный погребальный обряд не принадлежал сармато-аланам. Данный вывод является преждевременным прежде всего по той причине, что вопрос о времени и условиях появления катакомб на Северном Кавказе остается пока нерешенным /15, с.29/. Еще в меньшей степени об этом говорят ареал распространения катакомбной культуры Северного Кавказа и время его зарождения и функционирования /тем более если считать, что различия между грунтовыми и катакомбными погребениями носят не этнический, а социальный, половозрастной или иной характер/. Нам уже приходилось отмечать неправомерность решения вопроса о времени и условиях появления алан на Северном Кавказе только на основании распространения катакомбного обряда погребения /5, с.63-64/. Это вытекает из факта широкого распространения последнего среди скифо-сарматских племен, отказа от признания обязательного и определяющего признака ранних алан только катакомбного способа захоронения, и принадлежность аланам, наряду с катакомбами и других видов погребального сооружений — подбоев, разного рода каменных ящиков, склепов и т.д. Надо прямо сказать, что появившиеся за последнее время исследования, посвященные катакомбной культуре и появлению алан на Северном Кавказе, не могут опровергнуть этот вывод. Неправомерность решения вопроса о времени и условиях появления алан на Кавказе, опираясь лишь на данные катакомбной культуры, видна, в частности, и по тому, что из различной трактовки этнической принадлежности этой культуры делаются тем не менее сходные выводы. Так, например, Т.А. Габуев склонен датировать приход основной массы аланского населения на Северный Кавказ серединой III — началом V в. н.э., связывая это с появлением в Центральном Предкавказье подкурганных катакомб 2 периода. При этом автор, придерживающийся мнения о сармато-аланской принадлежности катакомбной культуры, отмечает наличие здесь более ранних катакомб датируемых II-1 в. до н.э., и разделяет мнение тех исследователей, которые связывают выход алан на историческую арену в первую очередь «с политической перегруппировкой среди сарматских племен» /16, с.20; 17, с.18/. Даже если на минуту отвлечься от показаний письменных источников, трудно понять, как можно совместить между собой появление алан на Северном Кавказе не ранее середины III в. н.э. и их выход на историческую арену в результате перегруппировок среди сарматов. Приведенные положения явно противоречат друг другу. Обзор вышеприведенной литературы, думается, ясно показывает невозможность решения вопроса о времени и условиях появления алан на Северном Кавказе только на археологическом материале, во всяком случае при нынешнем состоянии изученности археологических источников. Последнее обстоятельство настоятельно требует еще раз обратиться к показаниям письменных источников по данному вопросу, тем более что ссылки на них в археологических исследованиях носят, по существу, выборочный и неполный характер, без серьезного разбора аргументации оппонентов, а то и просто их замалчивания. Таким образом, мнение о появлении алан на Северном Кавказе в I в. н.э. разделяется большинством исследователей и практически его можно считать общепризнанным. Различие же во взглядах исследователей в основном заключается в датировке этого факта в рамках I в. н.э. и интерпретации факта появления имени алан в письменных источниках по Северному Кавказу и Северному Причерноморью в I в. н.э. За последние годы появился ряд публикаций, авторы которых, придерживаясь традиционной точки зрения о появлении алан на Кавказе в I в.н.э., в то же время ставят под сомнение датировку первого упоминания алан на Северном Кавказе 35 г. н.э. в связи с их походом в Закавказье против Парфии /18/, считая более реальным упоминание алан в связи с событиями 72 г. н.э. Это положение обосновывается ссылками на письменные источники, без подробного, впрочем, их анализа, и археологический материал из Центрального Предкавказья и Нижнего Подонья. Так, например, А.С. Скрипкин, не соглашаясь с мнением исследователей, считающих бесспорным участие алан в войне Иберии и Парфии в 35 г.н.э., пишет, что в письменных источниках, описывающих эту войну /Тацит, Иосиф Флавий/ нет упоминания об аланах. На этом основании он утверждает, что «выводы о походе алан в это время в Закавказье умозрительны и отражают больше желание самих авторов видеть в этих событиях алан» /18, с.50/. Обвинение боле, чем серьезное. Однако если в таком желании можно упрекнуть автора этих строк, работу которого А.С. Скрипкин имеет в виду, то как быть с мнениями В. де Сен-Мартена, Э. Шар-пантье, М.И. Ростовцева, Тойблера, Теггарта, Хауссига, Л.А. Мацулевича, К.В. Тревер, Я.А. Манандяна, Ю. Юнге и ряда других исследователей, также относивших появление алан на Кавказе к 35 г. н.э.? Их ведь в особом пристрастии к аланам, кажется, не упрекнешь. В более поздней работе А.С. Скрипкин несколько смягчает свою формулировку, однако продолжает считать, что попытки обосновать появление алан I в.н.э., имея в виду автора этих строк, являются «пока слабо аргументированными» /19, с.91/. А.С. Скрипкин разделяет мнение В.Б. Виноградова о появлении алан в Предкавказье и Приазовье в результате сирако-аорсской войны 49 г.н.э. на Северном Кавказе /20, с.71/. Той же точки зрения в основном придерживается и Б.А. Раев, считающий, что продвижение алан из Северного Прикаспия в Причерноморье «осуществлялось через степные предгорья Кавказа», а уже из Прикубанья они, якобы, продвинулись в Нижнее Подонье /21, с. 14-15; 22, с.210-211/. Как же согласуются данные положения с сообщениями античных писателей, в первую очередь — Иосифа Флавия и Корнелия Тацита, повествующих о вторжении северокавказских племен в Закавказье против Парфии в качестве союзников иберов в 35 г. н.э.? Сообщая об этих событиях, Иосиф Флавий пишет, что римский император Тиберий, обеспокоенный враждебными действиями парфянского царя Артабана III, поставившего во главе Армении своего сына Арсака, поручил правителю Сирии Виталлию вступить с Артабаном в переговоры и заключить мир. Одновременно он «большими суммами денег склонял царей иберского и албанского не задумываться воевать с Артабаном. Но тс сами не согласились /воевать/, а направляют на Артабана скифов, дав им проход через свои земли и открыв Каспийские ворота. Таким образом, и Армения была снова отнята у Артабана и, так как земля парфян служила театром войны, лучшие из местных жителей были перебиты, все у них было опустошено, а сын царя пал в одном из этих сражений /здесь и далее подчеркнуто мной, — Ю.Г./ со многими мириадами войск...» /23, с.275/. Более подробно те же события освещены Корнелием Тацитом. Изложив причины очередного конфликта между Римом и Парфией, приведшие к войне 35 г. н.э., он пишет, что иберы, над которыми тогда царствовал Фарасман, большими полчищами вторгаются в Армению и овладевают городом Артакстатой. Узнав об этом, Артабан направляет против них войско во главе со своим сыном Ородом и посылает людей для вербовки наемников. Тогда Фарасман «присоединяет албанов и призывает сарматов, князьки /скептухи/ которых, получив дары с обеих сторон, по обычаю своего племени помогали и тем и другим. Но иберы, владея местностью, быстро впускают сарматов Каспийской дорогой против армянов и те, которые шли на помощь парфянам были остановлены без труда...» В генеральном сражении между объединенными силами союзников и парфянами Фарасман ранил Орода «сквозь шлем», но не смог повторить удара, так как телохранители Орода прикрыли раненого. «Однако принятый на веру ложный слух о смерти Орода испугал парфян, и они уступили победу» /24, IV, 33-35/. Сведения Иосифа Флавия и Корнелия Тацита являются отправными для решения разбираемого вопроса. Как отметил еще А. Гутшмид, имя скифов в приведенном сообщении Иосифа Флавия является, судя по рукописям его труда, позднейшей интерполяцией, давшей ему основание писать, что Иосиф Флавий вместо сарматов Тацита «называет алан» /25, с. 120-121/. Имя алан в данном отрывке было впервые включено в печатный текст трудов Иосифа Флавия издателем Нисом /Niece/ в 1890 г., ввиду явного «превосходства показаний рукописей в пользу такого чтения» /26, с.121 /. Однако и до этого в специальных работах, посвященных интересующему нас вопросу, вторжение северокавказских племен в Закавказье в 35 г. н.э. также связывалось с аланами /27, с.460/. 0 том же, собственно, свидетельствует и указание Иосифа Флавия, что аланы это «часть скифов, живущая вокруг Танаиса и Меотийского озсра» (28, с.277). К сказанному следует добавить, что Иосиф Флавий отождествляет скифов с магогами, эпоним которых является в Библии олицетворением вторгшегося в Палестину «северного» народа (23, I, 6, 122), локализуемого к северу от Кавказа. Из сопоставления имеющихся данных можно заключить, что аланы в указанный период занимали уже не только донские степи, но и районы Центрального Предкавказья «вокруг Меотиды», т.с. к востоку от Азовского моря. Однако если даже отвлечься от вышеприведенных фактов и согласиться с тем, что, как полагают исследователи, отрицающие участие алан в событиях 35 г. н.э. в Закавказье, в разбираемом отрывке Иосиф Флавий называет не алан, а скифов, рассматривая их, кстати, как часть и целое, то, естественно, возникает вопрос — о каких, собственно, этнических скифах может идти речь в рассматриваемый период на Дону или в Центральном Предкавказье? Этот вопрос однако попросту обходится, что делается, видимо, не случайно, поскольку ни письменные источники, ни археологические данные, при всем желании, не дают никаких основании постулировать пребывание скифов в рассматриваемый период в указанных регионах. Как отмечал еще М.И. Ростовцев, к началу 111 в. до н.э. скифы уже были вынуждены покинуть под давлением сарматов долину Кубани /29, с.144-145/. Тем сомнительней представляется их присутствие в последних веках до н.э. в центральных и восточных районах Северного Кавказа. Что касается первой трети I в.н.э., то реально о скифах можно говорить лишь в Крыму и Добрудже, откуда они, конечно, уже не были в состоянии совершить столь крупный военный поход против Парфии. Следовательно, даже исходя из общих соображений, упоминание Иосифом Флавием алан в событиях 35 г.н.э. является куда более реальным, чем признание в вторгшихся в Закавказье к этому времени уже давно растворившихся в сарматских племенах скифов. Это гораздо правдоподобней, если учесть, что Иосиф Флавий считает алан частью скифов. Обратимся теперь к Тациту. Отсутствие у последнего имени алан в описании событий 35 г.н.э. рассматривается исследователями, отрицающими пребывание алан на Северном Кавказе в первой половине 1 в.н.э., как подтверждение данного факта. Но следует ли из этого, что алан в указанный период не было еще на Кавказе и что под «сарматами» Тацита тогда не могут скрываться аланы? Отнюдь нет. Обращает на себя внимании, что Тацит не знает вообще имени алан как на Северном Кавказе, так и в Северном Причерноморье. Последнее обстоятельство выглядит более чем странно, учитывая годы его жизни /55-117 гг./, ибо во второй половине I в.н.э., во всяком случае, имя алан было уже очень хорошо известно как на Дунайской границе, так и в Подонье и на Северном Кавказе. С этим положением согласны, кажется, все исследователи. Исходя из сказанного, логично предположить, что аланы могут скрываться у Тацита под этническим названием сарматов или одним из видовых названии сарматских племен. Как известно, согласно стойкой античной традиции, представленной Страбоном, Плинием и Клавдием Птолемеем, сарматскую этническую общность составляли в первую очередь язнги, роксоланы, аорсы, аланорсы, сираки н аланы. 06-щность происхождения сарматских племен и их этническое родство было хорошо подмечены Плинием, а также Помпонием Мелой /I в.н.э./, который писал, что берегами и прибрежными местностями Танаиса «владеют савроматы, одно племя, но разделенное на несколько народов с разными названиями» /30, 1, 115/. В точном соответствии с этой традицией к числу сарматов в Северном Причерноморье Плиний относит роксоланов — «народ сарматского племени», которых Иосиф Флавий называет теми из скифов, которые зовутся сарматами /28, VII, 4,3/, и язигов /31, 1, 79/. Что касается Северного Кавказа, то в рассказе о событиях 35 г. н.э. Тацит называет вторгшиеся в Закавказье войска общим именем сарматов, не раскрывая конкретного значения их этнического наименования. Вряд ли надо особо доказывать, что в рассматриваемый период нет оснований говорить вообще о сарматах, как об отдельном племени, отличном, скажем, от язигов, аорсов, сираков или алан. Из этого следует, что в данном случае под названием сарматов у Тацита скрывается какое-то из указанных племен, находившееся в тот период в Центральном Предкавказье. Через десять с небольшим лет, при описании войны 49 г. н.э. на Северном Кавказе, из числа сарматских племен Тацит называет аорсов и сираков в качестве главных действующих сторон конфликта. Сопоставление данных Тацита об этой войне и, в частности, о бегстве Митридата Боспорского к аорсам, со сведениями Плиния о бегстве того же Митридата к «савроматам», показывает, что аорсы в середине 1 в.н.э. занимали Центральное Предкавказье и намного превосходили сираков, находившихся в низовьях правобережья Кубани, как в военном, так и в количественном отношении /7, с.26-28/. Поскольку нет никаких оснований предполагать в данном регионе каких-то больших этнических изменений между 35 и 49 гг. н.э., то, естественно, напрашивается вывод о том, что в 35 г. н.э. Тацит называет сарматами то же племя, которое в войне 49 г. он называет аорсами. Иными словами, сравнение сведений Иосифа Флавия о событиях 35 г. н.э. с аналогичными данными Корнелия Тацита не оставляет никаких сомнений в том, что оба автора описывают одно и то же событие и имеют в виду одно и то же племя, вторгшееся в Парфию. Древнееврейский историк называет его аланами, римский — сарматами. Если учесть, что этноним «сарматы», как отмечалось выше, в последних вв. до н.э. и в первых вв. н.э. являлся собирательным названием, в первую очередь для родственных между собой язигов, роксолан, аорсов, сираков и алан, которые составляли собственно сарматский этнос, то напрашивается вывод о том, что у Корнелия Тацита в описании событий 35 г.н.э. под именем сарматов скрываются именно аланы. Такому выводу, однако, формально противоречит упоминание Тацитом в событиях 49 г.н.э. вместо сарматов или алан аорсов, что выдвигается некоторыми исследователями в качестве аргумента, якобы доказывающего отсутствие алан на Северном Кавказе в первой половине 1 в.н.э. В связи с этим хочется высказать одно соображение, возможно, частично проливающее свет на сей вопрос. Хорошо известно, что у Корнелия Тацита, как и у ряда античных и древнеармянских авторов, нередко наблюдается смешение этнонимов алан и албан, неоднократно отмечаемое исследователями /32, с.356; 33, с.7-8/. Не вдаваясь здесь в обсуждение этого факта, отметим лишь, что у Тацита такое смешение совершенно явственно прослеживается по крайней мере в двух случаях: при описании бегства армянского царевича аршакида Вонона в 16 г.н.э. «к своему родичу царю скифов» /34, с.59-60/ и в сообщении о намечавшемся Нероном походе против алан в 68 г.н.э. /24, II, 68; 31, 1, 6/. Исходя из этого, можно высказать следующее предположение. Тацит, или его источник, знает албанов в качестве союзников иберов в войне против парфян. Хорошо знает он и о том, что албаны живут к востоку от иберов на берегу Каспийского моря. И если в этих условиях в источнике или источниках, использованных Тацитом при освещении событий 35 г.н.э., фигурировали аланы, которых он смешивал с албанами, то не могло ли это повести к замене этнонима алан более нейтральным «сарматы»? Конечно, это только предположение, однако его нельзя не принимать во внимание, имея в виду смешение Тацитом этнонимов алан и албан и использование им собирательного названия сарматов для обозначения какого-то сарматского племени, вторгшегося в Парфию в 35 г.н.э. Во всяком случае, данное предположение, как нам кажется, имеет под собой вполне реальную основу и свидетельствует в пользу идентичности сарматов Тацита с аланами Иосифа Флавия. Однако, независимо от вышесказанного, совершенно бесспорно, что Тацит называет сарматами то же племя, которое Иосифом Флавием называется аланами; последнее, естественно, не только не исключает, а скорее подтверждает, что под именем сарматов у Тацнта в данном случае скрываются именно аланы. Существует еще один источник, имеющий, видимо, прямое отношение к рассматриваемому вопросу, который, однако, мало привлекался для его решения. Речь идет об «Аргонавтике» Валерия Флакка, жившего во второй половине I в.н.э. Это произведение, написанное как свободное переложение «Аргонавтики» Аполлония Родосского, содержит богатый этнографический материал по Северному Причерноморью и Кавказу при большом разнообразии этнической номенклатуры; многие из приведенных фактов уникальны, а реальность сообщаемых Валерием Флакком сведений, облеченных в поэтическую форму, подтверждается сравнительными данными, свидетельствующими о том, что они основываются на хорошей традиции /35, с.5, 18/. Наибольший интерес для нас представляют совместные действия иберов с язигами, о которых сообщает Валерий Флакк: «Разноцветная Иберия излила вооруженные копьями отряды, которые ведут Отак, Латрис, похититель любви Невр и не знающие убеленного сединами возраста язиги. Ибо когда уже изменяют прежние силы, знакомый лук отказывается служить и копье презирает стремления своего хозяина, — у мужественных предков создался обычай не медлительно, но погибать от руки молодого потомства врученным ему мечом...» /36, с.348/. По-видимому, они же подразумеваются Флакком и в выражении — «явившийся слишком поздно Ибер и исседонские фаланги, не участвуя в сражении...» /37, с.327/. Этноним «язиг» является, как известно, разновидностью имени асов, позднейших ясов русских летописей, одного из двух широко известных наименовании алан, начиная с первого в.н.э., о чем совершенно определенно свидетельствуют данные грамматика II в.н.э. Элия Геродиана, отождествлявшего этнонимы язиг /иазигес/ и яс /иазис/ /38, с.258; 5, с.136/. Вариантами этого племенного названия, судя по всему являются названия асиаков Помпония Мелы и Плиния, асиатов Юлия Солина, характеристики которых, даваемые им Мелой и Солином, ясно свидетельствуют, что оба названия прилагались к одному и тому жс плсмсни /7, с.31/. К тому же кругу относятся, видимо, асии — асианы Страбона и Помпея Трога. Об обозначении термином т язигов наряду с Северным Причерноморьем и на Северном Кавказе, причем в качестве именно союзников иберов. Дион Кассий, например, рассказав о вторжении алан в Закавказье в 35 г., в описании переговоров алан и царя Иберов Фарсмана в Риме называет алан язигами /39, XIX, 15/. В связи с этим интересно сопоставить слова Валерия Флакка о «не знающих убеленного сединами возраста язигов» с сообщением Аммиана Марцеллина об аланах, у которых «считается счастливым тот, кто испускает дух в сражении...» /XXXI, 2, 22/. Сравнение этих характеристик, думается, ясно свидетельствует о том, что они восходят к одному и тому же источнику, отождествляющему язигов и алан. Весьма показательна и такая деталь, как копье, в качестве основного вида оружия язигов, наряду с мечами, которые Тацит отмечает у северокавказских сарматов в 35 г. и придунайских роксолан в 69 г. н.э. Однако в данном случае отождествлению язигов Флакка с аланами препятствует упоминание римским поэтом также и аланов во главе с их вождем Анавсием, имя которого убедитсльно этимологизируется из осетинского языка /36, VI, 50; с.80/. Для правильной оценки факта одновременного упоминания алан и язигов в конкретных событиях, являющееся, видимо, уникальным в античной историографии, необходимо иметь в виду следующее. Это, с одной стороны, различные по своему содержанию источники, которыми пользовался Валерий Флакк, и многообразие этнической номенклатуры в условиях родового строя и племенной раздробленности, с другой. В таких условиях скорее правилом, чем исключением, являются случаи, когда одна и та же этническая общность была известна у соседей как под общим названием, так и под названиями отдельных племен или племенных групп ее составляющих. Этнография почти любого крупного региона даст тому более чем убедительные примеры. По-видимому, уже в момент своего первого появления на Северном Кавказе аланы становятся известными и под своим собственным именем, и под именем асов /ясов/, разновидностями которого являются этнонимы язигов, асиаков, асиатов, асиев и асианов. Что касается соседства алан с североколхидскими племенами, то оно подтверждается и данными Лукиана Самосатского, явно относящимися к более раннему, чем в II в.н.э., периоду. Соседство алан с североколхидским племенем гениохов, которое, судя по тексту, подчинялось Анавсию /VI, 40-50/, а также с махлиями /махелонами/, свидетельствует, на наш взгляд, о том, что речь здесь идет о тои части алан, территория которых в I в.н.э. охватывала и районы Северо-Западного Кавказа, соседящие с территорией современной Абхазии. И если Валерий Флакк, хорошо зная и о локализации язигов на берегах Дуная, о чсм ясно свидетельствуют приводимые им слова язигского вождя Гесандра /VI, 322-329, то для этого должны были быть достаточно вескис основания. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что упоминание язигов в качестве союзников иберов, а также алан в качестве соседей гениохов, не может быть поэтической вольностью, как можно было бы предположить, по той причине, что пребывание алан в 1 в. н.э. на Северном Кавказе и обозначение этнонимом «язиги» северокавказских алан подтверждается не только Валерием Флакком. Вопрос заключается лишь в том, к какому времени следует отнести совместные действия язигов с иберами — к 35 или 72 г.н.э. Сведения Валерия Флакка не дают, к сожалению, убедительных аргументов для окончательного вывода. Но данные для решения этого вопроса есть. Как известно, согласно Тациту, в 35 г. н.э. вместе с «сарматами» в сражениях с парфянами непосредственно участвовали албаны и иберы во главе с Фарсманом. В 72 г. н.э. аланы, по Иосифу Флавию, при очередном вторжении в Парфию, действовали по согласованию с иберами, которые однако не принимали открыто участия в военных действиях /20, с. 149/. Исходя из этого, сообщение Валерия Флакка о действующих совместно иберах и язигах следует отнести скорее к 35 г., чем к 72 г.н.э. К 35 г.н.э. относит интерпретируемый отрывок и В.Б. Виноградов, отождествляющий их однако с приманыческими сираками на основании своей ошибочной локализации последних не в Прикубанье, а в Центральном Предкавказье /20, с. 149/. Таким образом, из вышесказанного следует, что аланам /«скифам»/ Иосифа Флавия полностью идентичны «сарматы» Корнелия Тацита, а также язиги Валерия Флакка. Принимая во внимание, что этноним язиг является фонетической разновидностью племенного названия ас-яс, о чем совершенно определенно говорит Элий Геродиан, и что именем язигов нередко обозначались и аланы, следует признать: сведения Валерия Флакка о действующих в союзе с иберами язигах свидетельствуют о первом упоминании алан на Северном Кавказе в 35 г.н.э. Следовательно, уже при первом своем упоминании на Северном Кавказе аланы становятся известными под теми же двумя этнонимами, под которыми они были известны и в средневековье, а именно — аланы и асы-ясы /язиги/. Одним из основных аргументов, выдвигаемых против положения о появлении алан на Северном Кавказе в 35 г.н.э. является ссылка на то, что в войне 49 г. аланы не упоминаются, а ведущую роль в Центральном Предкавказье, согласно Тациту, сведения которого опираются на добротные источники, играли в этот период аорсы. Так, например, В.Б. Виноградов утверждает, что до 50-х годов 1 в. н.э. в письменных документах не встречается якобы упоминания алан и считает, что только в результате победы «северокавказских сарматов и последовавшего за ней передвижения должны» были появиться в Предкавказье аланы и что победа аорсов «возвестила о появлении в Центральном Предкавказье аланских племен — части аорсского союза» /20, с. 161-162/. Та же точка зрения разделяется Б.А. Раевым и А.С. Скрипкиным /21, с.14; 18, с.50; 19, с.94; 40, с.62-63; 1, с.480/. Действительно, Тацит совершенно определенно называет решающей силой в воине 49 г. н.э. аорсов, нигде не упоминая алан. Однако это было не прикаспийское племя, как утверждает В.Б. Виноградов, прибывшее в Центральное Предкавказье для войны с сираками и защиты римских интересов, а нижние аорсы, задолго до событий 49 г. н.э. находившиеся уже в Центральном Предкавказье, как это явствует из данных Страбона, Плиния и того же Тацита. Для подкрепления своего положения о появлении сираков на Северном Кавказе под давлением преследующих их аорсов В.Б. Виноградов пытается опереться на сообщение Страбона о том, что «аорсы и сираки, кажется, беглецы из среды живущих выше народов» /XI, 5, 8/. Однако из текста Страбона вовсе не следует, что появление этих племен на Кавказе произошло в результате давления аорсов на сираков и что последние, якобы, на протяжении «нескольких последующих веков отстаивали свою независимость от покушения аорсов и других сарматских племен» /20, с.148/. Хотя данный отрывок Страбона допускает разночтения в виду возможной лакуны в тексте /28, с.224, прим. 8/, однако произвольное выделение слов сираки и беглецы принадлежит В.Б. Виноградову, а не Страбону, что и искажает смысл сообщения последнего. Согласно Ю. Юнге, аорсы и сираки были выходцами из среды верхних или северных аорсов /41, с.75/. Сравнительный анализ данных Тацита, Плиния и Помпония Мелы о бегстве Митридата Боспорского к аорсам /«савроматам»/ показывает, что в середине I в.н.э. южная граница аорсов проходила по Центральному Кавказу между талами /туалами-двалами/ и сарматами-эпагерритами в верховьях Кубани на западе, т.с. аорсы, а не сираки, как считает В.Б. Виноградов, занимали центральные районы Северного Кавказа. И то, что их появление здесь — не результат этнотерриториальных изменений после войны 49 г. н.э., об этом совершенно ясно свидетельствуют слова вождя аорсов Евнона о том, что «ничто не отнято у побежденного Зорсина» /24, XII, 19/. Это однако, не снимает аргумента о пребывании аорсов в Центральным Предкавказье, который формально отрицает пребывание здесь аланов до войны 49 г. и, в частности, в 35 г. н.э. Надо сказать, что вопрос этот не нов, он уже неоднократно поднимался исследователями, занимающимися данной проблемой. Однако их положения не только не принимаются во внимание, но почему-то даже не рассматриваются исследователями, отрицающими пребывание алан на Северном Кавказе до 49 г.н.э. Между тем, учет высказанных положений важен не только для историографии вопроса, но и для его решения в целом. Так, например, М.И. Ростовцев считал, что наиболее раннее упоминание алан у Иосифа Флавия относится к 35 г.н.э.; это, по его мнению, позволяет заключить, что в указанный период они находились в долине Кубани, стремясь пробиться через Кавказские проходы в Иберию и Армению с целью вторжения в Парфию. Он полагал, однако, вопреки данным Иосифа Флавия и Тацита, что попытка алан была сорвана и они повернули назад и последовали за другими сарматскими племенами по направлению к Дону и Днепру. Основанием для такого вывода М.И. Ростовцеву послужил тот факт, что во время событий 49 г.н.э. «непосредственными соседями Боспорского царства были аорсы и сираки, а не аланы». Пытаясь преодолеть противоречие между появлением имени алан в письменных источниках по Северному Кавказу в 35 г.н.э. и решающей ролью аорсов в событиях 49 г.н.э., М.И. Ростовцев приходит к заключению, что аорсы и сираки «были постепенно завоеваны аланами и образовали вместе с ними объединение, ставшее с тех пор известным по имени доминирующего племени алан» /29, с.116/. Однако этот вывод не снимает указанного противоречия, поскольку письменные источники не содержат даже намека на завоевание аланами аорсов и даже сираков, хотя последние, упоминаемые последний раз в 193 г., как можно полагать, вошли впоследствии в аланский племенной союз в качестве одного из его составных частей. Не выдерживает критики и тезис В.Б. Виноградова и разделяющих его точку зрения исследователей о том, что только победа аорсов возвестила о появлении алан в Центральном Предкавказье. Если рассматривать аорсов и алан как два различных, хотя и родственных между собой племени, то возникает естественно вопрос — почему аорсы именно после блистательной победы в 49 г.н.э. должны были покинуть свою насиженную территорию в Центральном Предкавказье, которую они обживали почти в течении более чем двух веков, и оставить се предполагаемым новым пришельцам? В.Б. Виноградов и следующие за ним исследователи обходят его, ибо их интерпретация разбираемых событий не дает на него ответ, как и на вопрос, куда передвинулись аорсы Центрального Предкавказья, т.е. «нижние аорсы», после 49 г.н.э. Однако кроме этих общих соображений, имеются и прямые известия письменных источников, отрицающие возможность переселения северокавказских аорсов как на Нижний Дон и западное Приазовье, так и далее в Придунавье, где аорсы или амаксобии действительно упоминаются античными авторами I в.н.э. Эти данные однако или просто не принимаются во внимание или ошибочно интерпретируются. А.С. Скрипкин, например, считает, что после событий 49 г.н.э. аорсы не сразу покинули старые свои территории. По его мнению, возможно, прав Д.А. Мачинский, отмечающий, что аорсы постепенно осваивали территорию к западу от Дона, если считать амаксобиев ветвью аорсов /19, с.94/. Однако аргументация Д.А. Мачинского довольно уязвима. В своих построениях автор основывается на локализации амаксобиев Помпонием Мелой на северо-западном побережье Азовского моря и отождествлении их с аорсами на основании указания Плиния /IV, 80/. Исходя из этого, Д.А. Мачинский заключает, что амаксобии локализуются Помпонией Мелой «там же, где должны были находиться по всей логике событий аорсы Тацита в 49 г.н.э. Появление аорсов на этой территории могло произойти во второй половине I в. до н.э. — первой половине I в.н.э.» /42, с.131/. Ссылка А.С. Скрипкина на приведенное место работы Д.А. Мачинского несостоятельна как по формальным соображениям, так и по существу. Если согласиться с названным автором в том, что верхней датой появления аорсов на северо-западном побережье Меотиды является первая половина I в.н.э., то как это согласуется с защищаемым А.С. Скрипкиным тезисом о том, что после 49 г.н.э. «аорсы, как победители, не сразу покинули свои территории» /42, с.94/. Совершенно очевидно, что ссылка А.С. Скрипкина на Д.А. Мачинского не подтверждает вывода об уходе аорсов с Центрального Предкавказья. Однако дело здесь не столько в формальных соображениях, сколько в ошибочности концепции Д.А. Мачинского о локализации аорсов в середине I в.н.э. на северо-западном побережье Меотиды. Защищаемое Д.А. Мачинским мнение о местопребывании аорсов в период войны 49 г.н.э. на северо-западном побережье Меотиды основывается на двух ошибочных предположениях — локализации Тацитом аорсов на указанной территории и отождествлении амаксобиев Помпония Мелы с аорсами, участниками войны 49 г.н.э. Для доказательства первого положения Д.А. Мачинский приводит слова Тацита о том, что в случае отказа императора Клавдия в просьбс вождя аорсов Эвнона не предавать смертной казни и не вести в триумфальном шествии плененного Митридата Боспорского, римлянам придется вести войну против аорсов «в местностях бездорожных и на море без гаваней, к тому же цари там воинственны. народы кочевые, почва бесплодна» /24, с.215/. Основываясь на этом переводе, взятом из латышевского сборника, В.А. Мачинский полагает, что речь в данном случае может идти лишь о северном побережье Меотиды. Хотя в новом к здании Корнелия Тацита этот отрывок изложен по-другому /«придется вести /войну/ в труднодоступной местности и вдали от морских путей», — 43, с.203/, тем не менее, приводимый Д.А. Мачинским перевод, видимо, верен, судя по дореволюционным переводам Тацита и особенно по наличию в оригинале текста слова «impor-tuoso», т.е. «лишенный гаваней» /44, с.237; 45, с.339; 46, с.342-343/. Следует однако сказать, что и такой перевод не подтверждает еще мнения Д.А. Мачинского о локализации аорсов в 49 г.н.э. на северо-западном побережье Меотиды, поскольку описании Тацитом территории, на которой предполагалось вести войну с аорсами, с не меньшим основанием могло относиться и к восточному побережью Меотиеды и тем более к районам Центрального Предкавказья. Оставляя вопрос о точности перевода рассматриваемого сообщения Тацита специалистам языковедам, отмстим, что существуют более достоверные данные о локализации аорсов в середине I в.н.э. Это, в частности, сообщение Плиния о бегстве Митридата к савроматам, соседившим с талами и сарматами-эпагерритами и рассказ Тацита о бегстве свергнутого боспорского царя к аорсам. Сопоставление интерпретируемых данных, упомянутых выше и обойденных Д.А. Мачинским, совершенно ясно показывает, что южная граница аорсов действительно проходила в горах Центрального Кавказа, где они соседили с туалами-двалами и сарматами-эпогерритами в верховьях Кубани. Из сказанного, бесспорно, следует, что северокавказские аорсы-победители в войне 49 г.н.э. — занимали районы Центрального Предкавказья, вклиниваясь на юге в горы Главного Кавказского хребта, а не на территорию северо-западного Приазовья. Четкая локализация аорсов в период войны 49 г.н.э. в Центральном Предкавказье исключает отождествление с ними амаксобиев Помпония Мелы, локализуемых им в западном Приазовье. Кроме того, из отождествления Плинием аорсов с амаксобиями вовсе нс вытекает автоматически, что амаксобии античных источников всегда и везде идентичны только аорсам, а нс сарматам вообще, как указывал еще Теггарт /47, с. 180/; Страбон, к примеру, называет «живущими в повозках» язигов и роксолан и, как можно понять из текста, и другие сарматские племена /1/. В то же время с большой долей вероятности можно утверждать, что у Птолемея в перечне наиболее крупных племен Азиатской Сарматии «по всему бсрсгу Мсотиды располагаются язиги, роксоланы; далее за ними внутрь страны — амаксобпи и скифы-аланы» /III, 5,7/, что амаксобии — это аорсы. Этот перечень сарматских племен отражает расселение сарматских племен до начала их движения на запад, осуществлявшееся не отдельными племенами, а объединением сарматских племен, включавшим в себя язигов, роксолан, аорсов и алан, во главе которых стояли царские сарматы /«царские язиги» у Аппиана и язиги, «так называемые царские», у Страбона/. Отметим, что сармато-аланским эквивалентом термина «царский» у античных авторов является название ардарагантов /ar-daragantes/ от осет. armadaræg «рукодержец». СООТВЕТСТВЕННО, если мы признаем в амаксобиях Помпония Мелы аорсов, то это, конечно, будут нс участники войны 49 г.н.э, т.е. не северокавказские или «нижние» аорсы, а донские, или «верхние», контролировавшие, по Страбону, западное и северное побережья Каспия и жившие по Танаису. Решающим же доказательством ошибочности мнения об уходе аорсов из районов Центрального Предкавказья после войны 49 г.н.э. служит сообщение Плиния об аорсах на Дунае /IV, 80/, на которое обычно ссылаются как на доказательство этого ухода. По словам Теггарта, отрывок Плиния с упоминанием об аорсах никак не может относиться к периоду позднее 49 г.н.э., ибо в нем упоминается свевское царство Ванния, разгромленное римлянами в 50 г.н.э. /47, с.174/. Более того, внимательное изучение текста Плиния показывает, что в период, к которому он относится, собственно аорсов на Дунае уже не было, они сменены были здесь, судя по всему, аланами и роксоланами, так как античный автор ведет о них речь в прошедшем времени. Говоря о племенах, обитавших к северу от Дуная, в общем «считающихся скифскими», Плиний пишет, что «прибрежные территории занимали в одних местах геты, называемые римскими даками, в других — сарматы или по гречески савроматы, и из их числа гамаксобии /живущие в повозках/ или аорсы, в других — неблагородного происхождения скифы, происходящие от рабов, или иначе /называемые/ троглодитами /живущие в пещерах/, затем /mох/ аланы и роксоланы». Из текста Плиния следует, что аланы и роксоланы заняли прежнюю территорию аорсов, а их имена появились там, где до этого были аорсы, территория которых не совпадала ни с территорией расселения гетов /даков/, ни с территорией скифов рабского происхождения. Обращает на себя внимание, что даже в отношении алан и роксолан, с течением времени сменивших аорсов, Плиний говорит в прошедшем времени и не указывает конкретно места их расселения. Вместе с тем о сарматах-язигах он говорит в настоящем времени и указывает конкретную их локализацию: «Земли лежащие /выше/ к северу/ между Данубием и Геркинским лесом вплоть до зимних стоянок в Паннонии у Карнунта и полей ее равнин, граничащих с ними германцев, занимают язигы-сарматы, а горные и лесные ущелья до р.Патисса /Тиссы/ — прогнанные ими даки» /48, IV, 80/. Как бы не трактовали данный отрывок, ясно одно, что упоминание царства Ванния в этом контексте исключает возможность переселения северокавказских аорсов после 49 г.н.э. на Нижний Дон и Подунавье. Более того, судя по тексту Плиния, создастся впечатление, что среди сарматских племен на Дунае происходил тот же процесс, который прослеживается в I в.н.э. и среди сарматов Северного Кавказа, а именно — замена имени аорсов именем алан при одновременном сохранении этнонима язигов как разновидности имени алан. Это, по-видимому, указывает на общность процессов, протекавших среди сарматских племен Северного Кавказа, Нижнего Подонья и Северного Причерноморья. Весьма показательно, что как на Северном Кавказе, так и в Северном Причерноморье сарматское племенное объединение составляли в основном язиги, роксоланы, аорсы и сираки. Правда, сираки как-будто не упоминаются античными авторами в Северном Причерноморье, поскольку упоминание Плинием сираков вместе со скифами-сардами в районе нижнсго течения р. Буга, возможно, действительно основывается на смешении им двух Гипанисов — Кубани и Буга /IV, 83/. Однако, название венгерского города — Сирак и существование болгарской фамилии — Сираков дает основание полагать, что племя под таким названием существовало и среди сарматов Северного Причерноморья. С другой стороны, роксоланы не упоминаются вроде бы и среди сарматских племен Северного Кавказа. Правда, здесь следует считаться с указанием Клавдия Птолемея о том, что язиги и роксоланы живут «по всему берегу Меотиды», а за ними «вглубь страны — амаксобии и скифы-аланы». Нс подлежит сомнению, что данная локализация сарматских племен отражает нс современную Птолемею картину расселения сарматов, а значительно более древнюю, о чем названный автор совершенно определенно говорит в другом месте своего «Гсографического руководства». Рассказывая о границах Северной Сарматии, он пишет, что ее южную границу составляют язиги, которых он называет «метанастами», т.с. переселенцами /III, 5,4/. По другим источникам хорошо известно, что в середине I в н.о. язиги занимали уже терриеторию между Дунаем и Тиссой по соседству с даками /Страбон, Плиний, Тацит/. Следовательно, локализация язигов вместе с роксоланами по всему берегу Меотиды, а вслед за ними «вглубь страны» амаксобиев /по-видимому, аорсов/ и скифов-алан, отражает исходное положение сарматских племен до начала их продвижения на запад. Учитывая возможную генетическую связь язигов с язаматами /яксаматами, иксибатами/, локализуемых на северо-восточном и восточном побережье Меотиды /49, с.39/, соседство с ними роксоланов может указывать на расселение последних в степных районах Северного Кавказа. Поскольку в основе племенного названия роксолан лежит этноним алан, то оно, следовательно, является разновидностью имени алан и транскрибируется как «светлые аланы» /от осет. «рохс» — светлый/. На этом основании в аланской историографии уже давно сделан вывод о том, что существованию народа по имени алан должно было предшествовать существование народа роксолан. По мнению Теггарта, хотя аланы и были нс известны в письменных источниках до I в.н.э., тем не менее они занимали центральные позиции в южнорусских степях по меньшей мере уже в 160 г.н.э. /47, с.217-218/, т.с. этноним «роксоланы» является одним из видовых названий сармато-аланских племен. Таким образом, основу сарматского этноса как на Северном Кавказе, так и в Северном Прнчерноморье до рубежа н.э. составляли в первую очередь язиги, роксоланы, аорсы и сираки. Аналогичное положение можно постулировать и в Нижнем Подонье, территория которого менее освещена письменными источниками. С появлением в I в.н.э. в письменных источниках имени алан сразу же исчезает имя аорсов, позднее /конец II в.н.э./ — сираков, но еще долго сохраняются этнонимы роксолан и язигов, как разновидности племенного названия алан - асов. Возможно, что это явление связано, с одной стороны, с меньшей дискретностью этносов в древности и диалектической связью между собой родственных сарматских племен, составлявших сарматский этнос, с другой. Во всяком случае, обозначение отдельных сарматских племен общеродовым наименованием сарматов /язиги-сарматы, роксоланы — народ сарматского племени или «те из скифов, которые зовутся сарматами, аорсы-сарматы, сираки-сарматы, народ «алан-сармат», скифы-аланы и т.д./ и перенесение названий отдельных сарматских племен на другие, как, например, язигов на алан и наоборот, четко прослеживаются в письменных источниках. По справедливому замечанию М.Г. Мошковой, в состав близкородственных союзов, в качестве примера которых она приводит аорсов и сираков, могли входить почти одни и те же племена в различных количественных соотношениях, но при определенном различии главенствующих племен /15, с.31/. Еще в большей степени такое соотношение должно было быть характерно для аорсов и алан. Именно с этническим родством сарматских племен, составляющими один этнос, связано практически одновременное появление имени алан в первой половине I в.н.э. на Северном Кавказе, в Северном Причерноморье и на Дону. Уже один этот факт исключает появление здесь в указанный период племени алан в результате предполагаемого переселения из более восточных районов. Как отмечал еще К. Мюллленхофф, то обстоятельство, что имя алан было впервые введено в оборот с середины I в.н.э., нс означает, что они тогда впервые появились в Восточной Европе, а лишь говорит об обретении ими большей известности /49, с.81/. Анализ сведений античных авторов полностью подтверждает это мнение. Не случайно, конечно, что ни один из античных авторов I в.н.э., упоминавших об аланах, нс связывал появление этого имени с какими-либо миграционными процессами и, в частности, с их переселением из восточных районов. Вместе с тем те же авторы подчеркивают генетическую связь алан с скифо-сарматским миром, частью которого они являлись. Для Плиния, например, аланы вместе с роксоланами и предшествовавшими им аорсами — это часть сарматов или савроматов /IV, 80/; для Иосифа Флавия и Клавдия Птолемея — аланы суть скифы или часть скифов; у Диона Кассия /Н-Ш вв.н.э./ и у Аммиана Марцеллина — аланы это «прежние массагеты», т.с. они трактуются как потомки более древних массагетов. Хотя «прежними массагетами» алан непосредственно называют и Дион Кассий, и Аммиан Марцеллин, упоминание массагетов на берегах Дуная Луканом /«пусть не связывает массагета скифский Истр» — II, 45-55/ в соседстве со свевами, даками и гетами, а также массагета, облегчающего «долгий пост сарматской войны конем, на котором скакал» /III, 263-283/, видимо, также относится к аланам. Таким образом, отсутствие каких-либо реальных данных об уходе аорсов с Северного Кавказа после 49 г.н.э. не подтверждает мнения о появлении алан в Центральном Предкавказье после победоносной войны аорсов и сираков в середине I в.н.э., возвестившей, якобы, о «появлении в Центральном Предкавказье аланских племен — части аорского союза» /20, с.162/. В то же время сравнение данных Иосифа Флавия, Валерия Флакка и Корнелия Тацита показывает, что первое упоминание алан-асов /язигов/ на Северном Кавказе относится к 35 г. н.э., когда произошло их вторжение в Парфию с территории Центрального Предкавказья. Что касается времени фактического появления алан в этом регионе, то решение данного вопроса связано с выяснением соотношения между аорсами и аланами и местом алан среди сарматских племен Северного Кавказа. ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 1. Страбон. География. Перев. Г.А. Стратановского. М., 1964. 2. Болтунова А.И. 06 этническом составе населения эллинистической Иберии по данным литературной традиции. //КСИИМК, 1949, №20. 3. Болтунова Л. И. Описание Иберии в «Географии» Страбона. //ВДИ, 1947, №4. 4. Меликишвили Г. Л. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959. 5. Гаглойти Ю. С. Аланы и скифо-сарматские племена Северного Причерноморья. //ИЮОНИИ. Тбилиси, 1962, Т.ХI. 6. Гаглойти Ю. С. К проблеме появления алан на Северном Кавказе. //ИЮОНИИ. Тбилиси, 1964. Т.VIII. 7. Гаглойти Ю. С. К истории северокавказских аорсов и сираков. // ИЮОНИИ. Тбилиси, 1969. Т.ХV. 8. Абрамова М. П. Подкумский могильник. М., 1987. 9. Арриан. Объезд Эвксинского Понта.// 10. Псевдо — Арриан. Объезд Эвксинского Понта. //ВДИ, 1948, №4. 11. Элиан Клавдий. Отрывки. //ВДИ, 1948, №2. 12. Абрамова М. П. Письменные источники о кавказских аланах. //IX, «Крупновские чтения». Тезисы докладов. Элиста, 1979. 13. Абрамова М. П. Нижне-Джулатский могильник. Нальчик, 1972. 14. Абрамова М. П. Катакомбные и склеповые сооружения Юго-Восточной Европы. //Археологические исследования Юго-Восточной Европы. ТГИМ. М., 1982. Выи. 54. 15. Мошкова М. Г. К вопросу о катакомбных сооружениях как специфическом этническом определителе. //История и культура сарматов. Саратов, 1983. 16. Габуев Т.А. История племен центральных районов Северного Кавказа в I-VII вв.н.э. Автореф. канд. дисс. М., 1986. 17. Габуев Т. Л. О времени прихода алан на Северный Кавказ. //XIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1986. 18. Скрипкин Л.С. Азиатская Сарматия во П-1У вв. /некоторые проблемы исследования/. //СА, 1982, №2. 19. Скрипкин Л. С. Проблемы расселения и этнической истории сарматов Нижнего Поволжья и Дона. //Древняя и средневековая история Нижнего Поволжья. Саратов, 1986. 20. Виноградов В. Г. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1963. 21. Раев В. П. Римские импортные изделия и погребениях кочевнической знати I-III вв.н.э. на Нижнем Дону. Автореф. канд. дисс. Л., 1979. 22. Р аев Б. П. Повое погребение с римским импортом в Нижнем Подонье. //СА, 1979, №4. 23. Флавий Иосиф. Иудейские древности. //ВДИ, 1947, №4. 24. Тацит Корнелий. Анналы. //ВДИ, 1949, №3. 25. Сutsсhmid A. von. Geschichte Jrans und seiner Nachbarlaender von Alexander Grossen bis ziim Unlergang des Arsaciden. Tubingen, 1888. 26. Saint — Martin V . d e. Ies Alains. Paris, 1850. 27. Flavius Josephus. The wars of Ihe Gews. Transl. by W. Whislon. London. 28. Флавий Иосиф. О войне Иудейской. //ВДИ, 1947, №4. 29. Rostovtzeff M. Iranians and Greeks in South Russia. 30. Мела Помпоний. Землеописание. 31. Тацит Корнелий. Истории. 32. Момзен Т. История Рима. М., 1949. 33. Bleichsleiner R. Das Volk der Alanen. 34. Maнандян Я. А. О местонахождении Caspiae via Caspiaae porlae. //ИЗ, 1948, №25. 35. Грантовский Э. А. Индо-иранские касты у скифов. М., 1960. 36. Флакк Валерий. Аргопавтики восьми книг.//ВДИ, 1949, №3. 37. Флакк Валерий. Аргопавтики восьми книг. //ВДИ, 1952, №2. 38. Геродиан Элий. Об общей просодии. //ВДИ, 1948, №2. 39. Кассий Дион. Римская история. 40. Манандян Я. А. О некоторых проблемах истории древней Армении и Закавказья. Ере¬ван, 1941. 41. Junge J. Saka-Studien. Leipzig, 1939. 42. Mачинский Д.А. Некоторые проблемы этногеографии восточноевропейских степей во II в. до н.э. — I в.н.э. //АСГЭ, 1974, №16. 43. Тацит Корнелий. Сочинения в 2-х томах. Л., 1969. Т.1. 44. Тацит Корнелий. Сочинения. Перев. А. Кливанова. М., 1870. Ч. 2. 45. Тацит Корнелий. Сочинения. Перси. В.И. Модестова. СПб, 1887. Т.П. 46. Тасitus. The Annals. Transl. by J. Jackson. Cambridge (Mass, 1963, Vol. 111. 47.Teggari Fг. J. Rome and China. 48. Pliny. Natural history. 49. Mulenhoff K. Deutsche Altertumskunde Материал взят из книги С.П. Таболова "Аланы. История и Культура". Изд. 1995 год.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна Вернуться назад |