Цориева Инга Тотразовна к.и.н., доцент, старший научный сотрудник СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А Присоединение Осетии к России сыграло огромную роль в историческом развитии осетинского народа. После неоднократных набегов татаро-монгол в XIII веке, а затем еще более разрушительных походов Тимура в конце XIV века, осетины оказались запертыми в горных ущельях Центрального Кавказа и были обречены на вымирание из-за катастрофической нехватки земли. Вовлечение в орбиту внутренней и внешней политики Российской империи во второй половине XVIII в. оптимизировало жизненные перспективы осетин. Отныне они связали с Россией решение самого важного для них вопроса — вопроса о земле. Избавление от земельного голода видели в переселении на равнину.
К тому времени было известно несколько осетинских поселений на предгорной равнине Центрального Кавказа, именовавшейся «Кабардинской степью» и полностью контролировавшейся кабардинскими князьями. На карте Кабарды 1744 года, составленной Степаном Чичаговым, обозначено селение Каражаево, принадлежавшее дигорским баделятам Каражаевым, выходцам из горного аула Камат. К юго-востоку от Каражаево на реке Урсдон располагались два селения Кубатиевых — Кубатиево и Фадау (ныне это современное с. Кора-Урсдона). Были известны также с. Кабаново близ р. Урсдон и с. Дур-Дур на реке с одноименным названием. Свидетельство о двух алагирских предгорных селениях — Салугардане и Бирагзанге, существовавших во второй половине XVIII в., оставил побывавший в Осетии в 1781 г. Левегант Штедер[1].
Однако число осетинских поселений на равнинных землях в XVIII веке было крайне незначительно. Создание их было сопряжено с огромным риском для жизни. В любой момент поселенцы могли подвергнуться нападению со стороны абреков и прочих банд. Поэтому переселиться на равнину решались, как правило, лишь сильные феодальные фамилии, и только заручившись поддержкой кабардинских князей. Осетинские феодалы платили кабардинским князьям и узденям за право основать поселение на равнине. Так, Кубатиевы купили земли под селения у Таусултановых, Кабановы — у Анзоровых.
С укреплением внешнеполитических позиций и усилением военно-политического присутствия России на Северном Кавказе возможности для расширения границ традиционной среды обитания и избавления десятков тысяч людей от земельного голода возросли на порядки.
На рубеже XVIII-XIX вв. начинается новый период в истории освоения осетинами равнинных территорий. Он подразделяется на два основных этапа, рубежом между которыми служит середина столетия. Первый этап являлся наиболее массовым по количеству переселенцев и основанных населенных пунктов. Это были годы, когда Северный Кавказ превращался в арену военно-политического противостояния многих государств, и России, помимо использования военной силы, приходилось искать другие способы «замирения» с местным населением.
Российские власти активно поощряли осетин, особенно в первой трети XIX века, в их стремлении переселиться на предгорные территории[2]. Они рассчитывали, что осетины, получив земли на равнине, будут верными подданными России, или, по меньше мере, сохранят лояльность по отношению к ней. На осетин-переселенцев возлагали обязанности исполнять охранные функции. Военная администрация надеялись также, что благодаря переселенцам несколько оживится хозяйственная жизнь Северо-Кавказской равнины, что облегчало решение задачи обеспечения продовольствием русской армии на Кавказе. Наконец, проще было контролировать умонастроения людей, вырванных из привычной среды обитания. Таким образом, помогая осетинам реализовать многовековую мечту о земле, российское государство одновременно обеспечивало закрепление и защиту своих позиций на Кавказе.
С начала 1820-х годов российская администрация последовательно и целенаправленно занималась проблемой заселения выходцами из гор Владикавказской (Осетинской) равнины (так теперь именовалась «Кабардинская степь»). Равнина была поделена между 4-мя осетинскими обществами. 4 сентября 1822 года Ермоловым был утвержден план переселения жителей из горных ущелий Осетии, составленный по его же поручению комендантом Владикавказской крепости полковником Скворцовым совместно с представителями осетинских обществ. На основании этого плана Тагаурскому обществу отводились земли между Тереком и Майрамадагом, Куртатин-скому — между Майрамадагом и рекой Ардон, Алагирскому — Ардонско-Курпское междуречье. Предназначенные для Дигорского общества земли, были разделены между феодальными фамилиями: Тугановым отводилась территория от гор до реки Разбун при ее впадении в реку Дур-Дур и по ее левому берегу до хребта Татартупа; Кубатиевым — от реки Дур-Дур до устья реки Белой; проживавшим на реке Урух Пахте Кубатиеву, Кабановым и Каражаевым — по правому берегу реки Белой до реки Курп. Правобережье Терека еще прежде было отдано тагаурским феодалам Дударовым, которые были привлечены российскими властями к строительству Военно-Грузинской дороги в начале XIX века[3].
Поселения первой половины XIX веков имели военно-казачий характер. Они основывались преимущественно вблизи военных укреплений, благодаря чему находились под охраной русских гарнизонов. И одновременно сами жители осетинских поселений выполняли военные и охранные функции. Ярким примером такого служения являлась история осетинских станиц Черноярской и Новоосетинской в районе Моздока, селений Заманкул, Эльхотово и других, основанных в 1810-х—1830-х гг.
Осетины служили в рядах российской армии и участвовали во многих военных походах. В 1828 году был создан первый на Кавказе осетинский военный отряд из 50 человек. Он состоял из тагаурских феодалов и их подвластных, выразивших желание «доказать правительству свою преданность» и принять участие в войне против Турции. В рапорте командующего войсками на Кавказской линии генерал-лейтенанта Эммануэля командиру Отдельного кавказского корпуса подчеркивалось, что «до сего времени не было еще примера на Линии, чтобы азиатцы добровольно решились подобным образом сближаться с войсками, ни подобным образом доказать свое усердие к Правительству»[4].
В 1829 году за «весьма отличную службу» семеро тагаурских старших Темурико Дударов, Шафук Тулатов, Дуда Мамсуров, Уари Тулатов, Азо Шанаев, Сафарали Мамсуров и Темурко Кундухов были удостоены чина прапорщиков
Значительное количество сел, основанных в первой трети XVIII в., принадлежало выселенцам из Тагаурского ущелья. Чем это объяснялось? Прежде всего, особым положением этой территории в стратегических планах российской администрации, которая в начале XIX в. приступила к строительству Военно-Грузинской дороги. Военные власти обоснованно опасались враждебных акций в отношении строительства дороги, проходившей через владения тагаурских алдаров, и искали способы договориться с ними. Существовала целая система льгот и привилегий, для привлечения осетинской знати (присвоение военных званий, выдача денежных вознаграждений, наделение землей на равнине).
В частности, Дударовым — одной из самых богатых и влиятельных тагаурских фамилий, контролировавшим вход в Дарьяльское ущелье и считавшимся «полноправными господами движения, шедшего вдоль Терека», предложили взять на себя строительство и охрану дороги. А в обмен в 1810г. Инал Дударов, подпоручик русской армии, получил разрешение выселиться на равнину с подвластными ему людьми. Так начиналась история Иналово (ныне с. Хумалаг).
Основателями многих равнинных сел в первой трети XIX в. выступали тагаурские алдары. Только вдоль р. Гизельдон было заложено более десятка аулов тагаурских алдар Алдатовых, Кануковых, Кундуховых, Мамсуровых. В 1825 г. около Владикавказской крепости, в районе современного Осетинского театра и училища искусств был основан аул Беслана Тулатова. Позднее, в 1847 г. он был вынесен за пределы крепости туда, где в настоящее время располагается г. Беслан. Пожалуй, исключением в ряду алдарских поселений был аул, основанный в 1818 г. в урочище Кардиусар богатыми и влиятельными фамилиями тагаурских фарсаглагов — Козровыми, Кусовыми и Фидаровыми.
В первой трети XIX века основать самостоятельное крестьянское поселение на равнине, не обеспеченное надежной защитой, было практически невозможно. В отличие от баделят и алдаров крестьяне не обладали достаточными силами, чтобы противостоять грабительскому натиску осетинских и соседних владельцев. Даже зажиточные крестьяне, подобные Фидаровым, Кусовым и Козровым, которые, казалось бы, имели все необходимые материальные и людские ресурсы для обоснования на новом месте, (они были богаты, многочисленны, состояли в родственных отношениях с осетинскими феодалами и кабардинскими узденями) не могли рассчитывать на безопасную жизнь и нередко возвращались в горы. Но с ростом военно-политического присутствия российского самодержавия на Северном Кавказе, особенно в 30-е годы XIX века, ситуация стала меняться в пользу крестьянских поселений. И к тому были объективные предпосылки.
Осетинская знать не всегда являлась последовательным и удобным политическим партнером для российской военной администрации. Она нередко в открытом противоборстве защищала унаследованные привилегии. К тому же в Кавказской войне часть осетинских феодалов приняла сторону Шамиля, чем скомпрометировала себя в глазах царского самодержавия.
Между тем, российская администрация для укрепления своих позиций на Кавказе нуждалась в надежной социальной опоре. Одним из каналов распространения своего влияния, она избрала свободных и состоятельных крестьян. В 1820-1830-х годах она активно стала поддерживать их в стремлении поселиться на предгорной равнине. Поощряя переселенцев, российское правительство обещало навечно закрепить за ними земли, которые они освоят.
Интересна в этой связи история основания двух крестьянских селений — Заманкула и Эльхотово. Возникновение обоих сел связано с именем прапорщика русской армии Берда Кусова. Заманкул и Эльхотово имели стратегически важное положение. Они располагались вдоль Кавказской линии и должны были обеспечить защиту Военно-Грузинской дороги. 22 сентября 1835 г. главнокомандующий Кавказской армией барон Розен дал распоряжение: «Находя весьма полезными сделать поселение на хребте Кабардинских гор при урочище Заманкул, где проходит дорога для проезда хищников из Чечни на Военно-Грузинскую дорогу... я разрешаю вам (коменданту Владикавказской крепости подполковнику Курилову. — авт.) дозволить преданному нам прапорщику Берду Кусову поселиться там с родственниками и другими вольными людьми, которые изъявили на то добровольное согласие с тем, однако же, чтобы они всеми силами старались отражать хищников в случае их появления (вблизи) поселения и в то же время давали бы знать ближайшим воинским начальникам»[5]. Через три года после основания Заманкула Берд Кусов со своим отрядом отправился в район Татартупа, и в урочище Элхот было заложено новое поселение Эльхотово.
Заслуги Берда Кусова были оценены российским правительством. На имя своих сыновей Пшенако и Заурбека в Сохранную казну в Москве Берд Кусов положил 3165 рублей. После его гибели правительством было назначено его детям единовременно и также положено в Сохранную казну 1000 рублей серебром. По тем временам это были немалые деньги, если учесть, что баран стоил 1 рубль, а корова — 10 рублей[6].
Со второй половины XIX века, особенно в пореформенный период, основание новых осетинских поселений на Владикавказской равнине не носило уже столь массового характера. После завершения Кавказской войны и утверждения российской политико-административной системы управления на Северном Кавказе на первый план в колонизаторской политике российского правительства выходили задачи экономического, хозяйственного освоения края. В этом процессе российское правительство отдавало предпочтение выходцам из других регионов Российской империи. К 1850-1960-м гг. относится формирование новых казачьих станиц (Владикавказской, Тарской, Сунженской, Горной), а также иностранных, главным образом немецких колоний (Михайловской, Эммаус) на территории современной Северной Осетии.
Применительно к титульным народам закреплялась практика сдерживания переселенческих настроений. Новые населенные пункты на Владикавказской равнине создавались в основном в результате межевания земель и перемещения уже существовавших осетинских равнинных поселений на новые места (Гизель, Зилги, Батакоюрт) и расселения жителей по принципу сословной и религиозной принадлежности (Ногкау, Теккаевское (Дзагепбарз), Христиановское, Магометанское).
Выселенцы из гор, как правило, подселялись к уже существовавшим равнинным селениям и только в исключительных случаях получали право основать самостоятельные поселения. Так, группа жителей Даргавсского ущелья, отчаявшись после неоднократных обращений к властям с просьбой разрешить им выселиться на равнину, выкупила участок земли в районе р. Урух у кабардинских помещиков Анзоровых и заложила в 1879 г. селение, получившее официальное название Средний Урух. Сами жители назвали его Быдыры Даргъавс (Равнинный Даргавс). В последующие годы примеру даргавсцев последовали более 400 осетинских семейств, купивших земли у кабардинцев. В слободе Нальчик поселились 90 осетинских дворов, в селении Коголкино — 40, в селе Хату Анзорова — 100, в хуторе Бзарова — 16, в хуторе Кадиева — 6, в хуторе Ходова — 56 дворов[7]. В конце XIX века в районе Нальчика возникло более 30 селений осетин-дигорцев, обосновавшихся на арендованных и купленных у кабардинских князей участках. К этому времени в Кабарде в пользовании осетинских поселенцев находилось до 38 тыс. десятин[8].
В 1890-е годы с разрешения начальства Терской области был создан еще ряд поселений на предгорной равнине и в районе Моздока. Среди них — Новая Саниба, заложенная выходцами из горной Санибы Тагаурского ущелья на земле Гизельской казенной дачи, а также хутор Веселый, основанный переселенцами из Наро-Мамисонского прихода Владикавказского округа и Душетского уезда Тбилисской губернии вблизи Моздока.
Созданию этих поселений предшествовало стихийное бедствие, разразившееся в 1889 году в горных районах Осетии. Сильные ливни и град, в некоторых местах сопровождавшиеся землетрясением, уничтожили пахотные поля с готовой жатвой, разрушили мельницы и мосты, снесли дороги, сделали непригодными для жизни жилые и хозяйственные постройки. В некоторых горных аулах стихия настолько изменила ландшафт, что жить в них стало невозможно.
Одним из поселений, основанных осетинами за пределами Владикавказской равнины в последней трети XIX века, является селение, ныне носящее имя Коста Хетагурова. В 1871 году на месте небольшого Шоанинского поселка Баталпашинского уезда Кубанской области было заложено поселение Ново-Осетинское. В 1879 году оно было переименовано в Георгиевско-Осетинское (ныне село Коста Хетагурово). Это селение было известно и под другими названием — Лаба. Основанию его предшествовала многолетняя тяжба жителей Зругского ущелья с грузинскими князьями Мачабеловыми, которые обязывали зругцев отдавать 1/10 часть со всех доходов каждого крестьянского хозяйства. Но такие налоги для крестьян, едва сводивших концы с концами, были непосильны. Насильственное ограбление зругских крестьян грузинскими помещиками вызывало ожесточенное сопротивление. Чтобы прекратить бесконечные распри между князьями и зругцами главнокомандующий на Кавказе приказал начальнику Терской области предложить зругцам переселиться на свободные земли нагорной полосы Кубанской области, освободившиеся в результате ухода горцев-мусульман в Турцию.
История отношений между осетинами и другими народами на протяжении XIX в., оказавшимися волею судеб на Владикавказской равнине, переживала разные периоды. Сложный путь от настороженного неприязненного отношения, доходившего порой до вооруженного противостояния, как это случалось, к примеру, в ходе межевания земель в пользу казачьих станиц в 1840-1850-е гг., до проявления симпатии и утверждения дружеских отношений прошли казаки и осетины. Объективно обе стороны были заинтересованы в развитии добрососедских отношений. Осетинские поселенцы чувствовали себя в большей безопасности от нападений различных банд, воров и абреков под защитой станиц. Станичники в свою очередь, могли не опасаться враждебных вылазок со стороны мирно настроенных соседей. С годами взаимовыгодные, дружеские связи между казачьими станицами и осетинскими селениями упрочивались.
Тесное общение казаков и горцев способствовало развитию особого вида дружественных отношений — куначества. В равнинных осетинских селениях было немало крестьян, имевших друзей в соседних казачьих станицах. Особенно тесным было общение между жителями Гизели и ст. Архонской, с. Ардон и ст. Ардонской, Вольно-Христиановского и ст. Николаевской, Эльхотово и ст. Змейской. Кунаки часто гостили друг у друга, дарили подарки, в случае надобности оказывали помощь во время проведения сельскохозяйственных работ. Особым знаком доверия и уважения считалось отдать своего ребенка на воспитание семье друга. Кунаки гордились своей дружбой и передавали ее детям как священный завет от поколения к поколению[9].
Развитию добрососедских отношений способствовали межэтнические браки. И здесь роль женщины была огромна. Кавказские, русские, украинские женщины, оказавшись в иной культурной среде, воспринимали эту культуру. Вместе с тем, они продолжали поддерживать связи со своими родственниками, не забывали родную культуру, обычаи и традиции своего народа, приобщали к ним своих детей.
Доверительные связи находили продолжение в хозяйственных отношениях и в оживленной торговле. И если в конце XVIII — начале XIX веков такие отношения были достаточно редки и порой случайны, то в последующем они приобретают постоянный характер. В конце XIX в. большое распространение получили базары по выходным. Горцы поставляли на местные казачьи рынки скот, лошадей. Они привозили казакам просо, овчины, хозяйственную утварь, домотканые изделия. В обмен на свой товар получали изделия из металлов, сукна, меха, соль, рыбу, овощи[10].
Взаимодействие с жителями как горных, так и равнинных поселений привело к заимствованию казаками некоторых элементов культуры народов Кавказа. Яркий пример такого заимствования — национальная одежда. Для моздокских русских казаков, к примеру, традиционными элементами казачьего костюма стали зипуны, чекмени, халаты, которые из сукна собственного изготовления шили женщины ст. Новоосетинской.
В свою очередь осетины приобщались к традиционной русской культуре. Под влиянием русских у осетин менялся тип жилища. Начали строить дома с большими и светлыми окнами и с черепичной крышей, в жилых помещениях на смену нарам пришли койки. В домах устанавливалась печь по образцу русской. Менялись и средства передвижения горцев-осетин: рядом с арбой появилась четырехколесная бричка. С 30-х годов XIX века осетины стали пользоваться русской баней. Одним из организаторов бань был небезызвестный генерал-майор Абхазов. Будучи комендантом Владикавказа, он «устроил для Владикавказского аула бани и приказал откомандировать нижних чинов учить осетин искусству употребления русской бани». Как писали в «Терских ведомостях» в 1869 г. он «поощрял тех, которые с охотою брались за полевые работы или принимались строить себе порядочные жилища»[11].
Взаимопроникновение разных социально-экономических и культурных систем обусловливало распространению новых методов и приемов хозяйственной деятельности, способствовало формированию новой бытовой культуры. Изменения в повседневной жизни жителей равнинных поселений находили отражение в языковой традиции народов. Так, взаимодействие с русским, украинским и другими народами оставило заметный след в словарном составе осетин. В осетинском языке появилось большое количество воспринятых из русского языка слов. К подобным лингвистическим заимствованиям относились слова: бедра (ведро), боре (борщ), бричка (бричка), ибка (юбка), къалоста (галоши), пец (печь), пъол (пол), самовар (самовар), спичка (спичка), стъол (стол), цай (чай) и т.д.
Соседство с казачьими и русскими поселениями оказало существенное влияние и на развитие религиозных воззрений, распространение православного христианства среди осетин.
В целом переселение осетин на предгорные и равнинные территорий в конце XVIII — XIX вв. оказало огромное позитивное влияние на историческое развитие народа. На некоторое время оно значительно улучшило экономическое положение, как переселенцев, так и оставшегося в горах населения. Основным видом хозяйственной деятельности осетин стало земледелие. «Почувствовав себя на просторе, на земле, которая веками, быть может, не знала плуга, — писал А.Г. Ардасенов, — они (осетины — авт.) прежде всего переменили свою соху, «дзывыр», на тяжелый передковый плуг, напоминающий малороссийский и заимствованный, вероятно, у кабардинцев, живших на плоскости и занимавшихся с давних пор земледелием»[12]. Развитие земледельческого хозяйства позволило расширить более прогрессивную отгонно-пастбищную систему скотоводства, значительно повышавшую его продуктивность.
Поселение осетин на новых землях не только меняло в благоприятную сторону социально-экономическую и культурную картину мира осетинских обществ. Оно сыграло существенную роль в этнической консолидации народа. Осетины, замкнутые на протяжении веков в труднодоступных и изолированных друг от друга ущельях, были лишены регулярных экономических связей не только с соседними народами, но и со своими единоплеменниками. На равнине же сами условия жизни сближали тагаурцев, куртатинцев, алагирцев, туальцев, дигорцев и других.
Освоение новых земель, в конечном счете, стало важнейшим фактором цивилизационного строительства, развития отношений с другими кавказскими народами, расширения хозяйственных, торговых, культурных связей осетин с народами России.
Примечания
1. Осетины во второй половине XVIII в. по наблюдениям путешественника Штедера. Орджоникидзе, 1940. С. 45, 46.
2. Переселение на равнину носило в целом добровольный характер. Случаи насильственного выселения были связаны с массовыми выступлениями против политики российской военной администрации. Так, после подавления карательной экспедицией генерала Абхазова движения тагаурцев в 1830 г. жители ряда горных селений были насильственно выведены на равнину. Аулы «в назидание» были разрушены и сожжены. Жителям Чми в качестве нового места поселения определили урочище Карджин на берегу Камбилеевки, для кобанцев выделили землю между Архонским и Ардонским военными укреплениями. Тогда же возникло поселение Шанаево, состоявшее из жителей Кани и Тменикау (современный Брут).
3. Материалы по истории осетинского народа. Орджоникидзе, 1942. Т.2. С.124, 189-190.
4. Осетия в кавказской политике Российской империи: Сборник документов и материалов / Под ред. Хамицаевой А.А. Владикавказ, 2008. С.30.
5.ЦГАРСО-А. Ф.233.0п. 1.Д. 1.Л. 3.
6. Гутнов Ф.Х. Века и люди. Владикавказ, 2001. Вып. 1. С. 99.
7. Берозов Б.П. Переселение осетин с гор на плоскость. Орджоникидзе, 1980. С.161-162.
8. Калоев Б.А. Осетины. Историко-этнографическое исследование. М, 1971. С. 68.
9. См.: История Северо-Осетинской АССР. М., 1959. С.232, 233.
10. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. С. 64.
11. Тотоев М.С. К истории дореформенной Северной Осетии. Орджоникидзе, 1955. С.50.
12. Ардасенов А.Г. Избранные труды. Владикавказ, 1997. С. 76.
Источник: Материалы международной юбилейной научной конференции «Россия и Кавказ» (Владикавказ, 6-7 октября 2009 г.). Стр. 54 - 60.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна |