Одной из интереснейших находок в 5-ом Пазырыкском кургане стал войлочный ковер с повторяющейся аппликацией, изображающей сидящую на троне женщину с цветущим древом в руке, к которой с правой стороны подъезжает всадник (рис. 1а). «Смысловое её содержание — приобщение вождя племени к власти, которая, у скифов считалась священной», считал автор раскопок. Он же первым отметил ее точное соответствие сюжету на золотом ритоне из Мерджаны (рис. 1б), «где также перед сидящей на троне богиней стоит конный скиф» (Руденко, 1951, с.113; 1952, с.89).
Было выдвинуто еще несколько версий объяснения интересующего нас сюжета, небольшая их подборка приведена в работе Л.Л. Барковой (Баркова, 1998, с.141).
После публикаций С.И. Руденко на тождество анализируемого сюжета с некоторыми иконографическими материалами, принадлежащими европейским племенам скифо-сарматского круга, обратили внимание более обстоятельно. Так, в 1984 г. Б.А. Раев написал о его сходстве со сценой, изображенной на стене известного «Склепа Анфестерия» в Пантикапее (рис. 1в), предположив генетическую связь пазырыкской культуры с культурой ранних алан (Раев, 1984, с.134-135).
В ряде работ анализирует сюжет с богиней и всадником С.А. Яценко (1992, 1995, 2000). Значительно расширив круг аналогий разбираемой сцены, автор в то же время несколько противоречиво говорит о ее семантике. В одном случае он пишет о «переосмысленном в нартском эпосе фрагменте мифа о чудесном браке бога Уастырджи с прародительницей нартов богиней Дзерассой» (Яценко, 1992, с.198), в другом – о Богине плодородия (с вопросительным знаком) (Яценко, 2000, с.259) или Богине огня, встречающей нартовского героя-полубога Сослана (Яценко, 1995, с.191). Интерпретации С.А. Яценко, как видим, неоднозначны. В то же время, представляется перспективным поиск трактовки сюжета в осетинском нартовском эпосе, основное ядро которого формировалось, как известно, еще в скифскую эпоху.
Очевидно, что сюжет с богиней и всадником связан с путешествием в загробный мир: «Архетип культурного героя в мифологии реализуется как посмертное путешествие души умершего человека. Такая мифологема представлена и в композиции ковра из 5 Пазырыкского кургана, где изображен приход к Великой богине Героя-Всадника верхом на лошади. Вероятно, в этом элементе погребального обряда воплощался архетип священного животного, которое выступало как «транспортное средство» - посредник, способный перемещаться по различным уровням мироздания» (Дашковский, 2005, с.244-245). О том, что на пазырыкском ковре, так же как и на стене склепа Анфестерия и золотой обкладке ритона из Мерджаны, изображено путешествие в загробный мир, свидетельствует, прежде всего, направление движения персонажа – справа налево, с востока на запад. Именно такое направление движения в представлениях многих индоевропейских народов имеет душа, направляющаяся в загробный мир. «Всадник движется справа налево, т.е. в отрицательную сторону. В противоположность ему Богиня смотрит слева направо, т.е. маркирует собой левую сторону мира, его нижнюю, хтоническую часть» (Цагараев, 2000, с.145). Культуролог В.А. Цагараев сделал еще одно интересное наблюдение – на всех изображениях богини на пазырыкском войлоке «ее ухо обращено назад. Выезжающие из царства мертвых поворачивали подковы своих коней назад, жители подземной страны – кадзи – имели вывернутую стопу. Потусторонний мир воспринимался древним человеком как обратное изображение этого мира, поэтому все перевернутое на земле у мертвых находится в нормальном положении» (Цагараев, 2000, с.145).
Одним из древнейших обрядов, зафиксированных у осетин, является обряд посвящения коня покойнику (осет. бæхфæлдисын). Вкратце его суть такова: после того, как гроб опустят в могилу, один из стариков трижды обводит вокруг могилы коня, после чего произносит длинную посвятительную речь. Затем коню дают вкусить проса и браги, разбивают чашку, из которой он пил, о копыто коня и делают надрез на его ухе. Цель обряда – «чтобы покойник имел коня в загробном мире и мог доехать благополучно до места, ему предназначенного» (Миллер, 1998, с.434; Уруймагов, 1900; Миллер, 1881, сс.132-134, прим.188,205). Надрез на ухе коня – «символизированное» жертвоприношение, а сам обычай – отголосок традиции хоронить коня с умершим хозяином.
В речи, произносимой во время обряда, подробно рисуются картины, которые откроются перед умершим в предстоящем ему путешествии. Первый персонаж, который встречается душе покойника – Аминон. Это существо – страж ворот или вершитель судеб, иногда – проводник души. Как правило, Аминон встречает всадника у моста, который становится надежным и широким, если умерший не грешил, и, наоборот, под конем грешника он становится тоньше волоса или лезвия ножа. Важно отметить, что в одном из самых ранних зафиксированных текстов посвящения, Аминон – женщина:
И переправишься ты через мост, доедешь до Аминоны, она спросит тебя:
«Что ты сделал доброго и что худого (сделал ты)? Скажи!»
«Я не был ни худ, ни добр!; но я жил правдою».
«Так будет тебе прямой путь в рай!»
Ты сядешь на своего коня, поедешь дальше и доедешь до ворот мертвых…
(Осетинские тексты…, 1868, с.37)
В некоторых вариантах Аминон определяет душу в рай или ад, в других – открывает врата рая. Иногда Аминон сопровождает всадника в дальнейшем путешествии. Описания мучений грешников чередуются с благостными сценами «вечной жизни» праведников, а Аминон играет здесь очень важную роль – объясняет своему спутнику тайный смысл открывающихся перед ними картин (Памятники…, 1992, сс.311-339,419-421).
Описание загробного мира, аналогичное тексту «Посвящения коня покойнику», мы находим и в осетинской Нартиаде. Один из ее центральных персонажей, Сослан, совершает конное путешествие в Царство мертвых. Во всех известных вариантах этого сказания он обязательно встречается в потустороннем мире с важной женской персоной. Более того, как правило, именно женщина всегда является причиной столь опасного путешествия. В одних вариантах Сослан отправляется вызволять свою мать Шатану из Огненного озера, в других – он, чтобы жениться на дочери Солнца, должен достать листья волшебного дерева Аза. Дерево это растет только в Стране мертвых и достать Сослану чудесные листья там помогает его покойная жена Бедуха. Она раскрывает Сослану смысл увиденных им удивительных картин и помогает вернуться домой (Нарты, 1989, сс.143-162).
В различных вариантах эпического сюжета о Сослане мы обязательно видим в загробном мире женщину. Она может быть привратником, проводником, умершей супругой и т.п., но именно она в конечном итоге решает судьбу героя, без ее спасительной помощи Сослан не достигнет цели своего путешествия. Приведу одну вполне типичную цитату из сказания, записанного в 1927 г.: «Женщина сидела на золотом стуле, золотая плетеная корзина возле нее, и было перед ней много всевозможных вкусных яств.
Сослан говорит:
- Да будет день твой добрым, хорошая женщина!
И она отвечает ему:
- Здоровым ходи, славный нарт Сослан! В Верхнем мире ты был любимцем бога, и в Страну мертвых впустил он тебя во плоти, и здесь, в раю, тебе уготовано очень хорошее место». Далее женщина угощает нарта и указывает ему дорогу в райский сад (Нарты, 1989, с.158).
Может, именно этот образ Истолковательницы-спасительницы-проводницы запечатлен в виде восседающей на троне богини? И не волшебное ли дерево Аза, способное исцелять болезни, отвращать смерть и возвращать к жизни, мы видим рядом с богиней на Пазырыкском ковре, стене склепа Анфестерия и обкладке ритона из Мерджаны? Дальнейшее исследование идеологии скифо-сакских племен на основе привлечения широкого круга фольклорных и мифологических сюжетов, будем надеяться, позволит нам найти ответы на эти и многие другие вопросы.
Литература:
Баркова Л.Л. Большой войлочный ковёр из Пятого Пазырыкского кургана // Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Материалы всероссийской научной конференции, посвящённой 70-летию со дня рождения А.Д. Грача. СПб., 1998.
Дашковский П.К. К вопросу о выделении мифологем в мировоззрении кочевников Горного Алтая пазырыкского периода // Актуальные вопросы истории Сибири. V научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина. Барнаул, 2005.
Миллер Вс.Ф. Осетинские этюды. М., 1881. Ч.1.
Миллер Вс.Ф. Черты старины в сказаниях и быте осетин. // Миллер В.Ф. В горах Осетии. Владикавказ, 1998.
Нарты. Осетинский героический эпос. М., 1989. Кн. 2.
Осетинские тексты, собранные Д.Чонкадзе и В.Цораевым, изд. акад. А.Шифнером. Приложение к 14-му тому Записок Имп. Академии наук. СПб., 1868, №4.
Памятники народного творчества осетин / Сост. Т.А. Хамицаева. Т.1. Трудовая и обрядовая поэзия. Владикавказ, 1992.
Раев Б.А. Пазырык и «Хохлач»: некоторые параллели // Скифо-сибирский мир. ТД II Археологической конференции. Кемерово, 1984.
Руденко С.И. Пятый Пазырыкский курган // КСИИМК. М.-Л., 1951, Вып. XXXVII.
Руденко С.И. Горноалтайские находки и скифы. М.-Л., 1952.
Уруймагов Х. Похоронный обряд и воззрения осетин на загробную жизнь // Владикавказские епархиальные ведомости,1900, №2, 15 января.
Цагараев В.А. Золотая яблоня нартов: история, мифология, искусство, семантика. Владикавказ, 2000.
Яценко С.А. Антропоморфные изображения Сарматии // Аланы и Кавказ. Alanica-II. Владикавказ - Цхинвал, 1992.
Яценко С.А. О сармато-аланском сюжете росписи в пантикапейском «склепе Анфестерия» // ВДИ, 1995, №3.
Яценко С.А. Антропоморфные образы в искусстве ираноязычных народов Сарматии II-I вв. до н.э. // Stratum plus. СПб. - Кишинев. 2000, № 4.
Цуциев Аслан Аркадьевич
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна |
