И. Б. Санакоев
 Законодательные органы призваны быть одним из наиболее действенных инструментов в процессах политической модернизации. В странах Западной Европы парламенты по праву являются лидерами модернизации, поскольку представляют интересы всех социальных групп и оказывают реальное воздействие на принятие властных решений. И в этом смысле парламенты являются «своеобразным индикатором, показывающим степень продвижения той или иной страны по пути политической модернизации» [1]. Однако, законодательные органы российских регионов и северокавказских республик в том числе, не играют заметной роли в модернизационных процессах. По признанию исследователей, «региональные парламенты Российской Федерации еще весьма далеки от подобного уровня развития, позволяющего им быть в авангарде процессов политической модернизации» [2].
В связи с этим представляется актуальным вопрос о причинах подобной роли законодательных органов в процессах политической модернизации в российских регионах, и рассмотреть этот вопрос мы попробуем на примере Республики Северная Осетия-Алания, проанализировав различные материалы, включая результаты массовых и экспертных опросов, проводившихся в республике в период 2010-2011 гг.
Под политической модернизацией мы понимаем прежде всего демократизацию политической жизни и политических институтов, которая, безусловно, будет способствовать «возрастанию способности политической системы адаптироваться к новым образцам социальных целей и создавать новые виды институтов, обеспечивающих развитие социальной системы» [3]. Анализ эволюции европейских представительных учреждений позволяет выявить некоторые общие закономерности процесса становления такой системы. С одной стороны, парламент нередко вырастает из традиционных органов сословного представительства. С другой стороны, законодательная власть расширяет свои полномочия по отношению к исполнительной власти до тех пор, пока не устанавливается их оптимальный баланс в рамках утвердившейся модели разделения властей. И, в-третьих, происходит поэтапная демократизация самого парламентского учреждения, а также механизмов его формирования.
Исследователи отмечают, что там, где становление такой системы происходило без вооруженной борьбы, оно, как правило, отличалось постепенностью и мирным характером, как, к примеру, в скандинавских государствах. При этом следует отметить, что данный процесс в этих странах оказался значительно растянут по времени: почти в каждом из них для упрочения парламентских норм и формирования демократических избирательных систем потребовалось около ста лет. Обратный пример продемонстрировала Франция, где революционный характер преобразований очень тяжело сказался на обществе и который не выдержали ни люди, ни государственные институты: «Потребовались новые исторические циклы, несколько тяжелых революционных кризисов, прежде чем в стране завершился процесс создания устойчивой системы парламентской демократии» [1].
В Российской же Федерации, несмотря на широкие политические декларации руководства страны о необходимости модернизации, процесс этот протекает достаточно вяло, в особенности на уровне регионов. При этом здесь наблюдается значительная политическая пассивность местных законодательных органов. На наш взгляд, это обстоятельство в значительной степени объясняется преимущественно тем, что парламенты на региональном уровне, по-сути, подчинены исполнительной власти. По этому поводу исследователи отмечают, что во всех регионах, включая и те, в которых элиты консолидированы не полностью, «парламенты проявляют полную или почти полную лояльность главам регионов и при этом безынициативны» [2].
Это обстоятельство свидетельствует о доминировании исполнительной власти над властью законодательной, которое осуществляется через полную или почти полную зависимость парламента от главы исполнительной власти регионов. На практике это обычно выражается в том, что значительная часть депутатов находится в прямом или косвенном подчинении у глав регионов. Безусловно, такая вертикальная интегрированность властной пирамиды и нарушение принципа «разделения властей» скорее всего, будут приводить к тому, что вся правящая верхушка будет работать на единственную цель — достижение власти и ее удержание в своих руках.
Подобная картина весьма характерна также и для парламента Республики Северная Осетия-Алания. Как отмечают местные эксперты, североосетинский парламент однозначно подчинен исполнительной власти и для этого есть масса доказательств. К примеру, во время бесланского теракта парламентарии не были в состоянии предпринять ни одного самостоятельного действия, и во время встречи с потерпевшими в ходе теракта им было прямо заявлено: «Вы — карманный парламент», и никто из них особо не возражал против этого. Поэтому «наш парламент полностью подчиняется главе исполнительной власти, и какие-то самостоятельные действия они могут предпринимать по каким-то незначительным эпизодам, но в целом — это не самостоятельный политический институт» [4].
Подобная ситуация объясняется, с одной стороны, отсутствием демократических традиций в обществе и доминированием традиционных представлений в политической сфере. В этом отношении североосетинское общество продолжает оставаться преимущественно консервативным, для которого характерно превалирование коллективного группового поведения в отличие от индустриальных социальных систем с преобладанием личных интересов граждан. Исследователи отмечают, что: «Традиционные структурные отношения неопределимы юридически. В обществе есть понимание того, что это нечестно. Это покровительство «своим» людям. Это изменение в нравах» [5, с. 92]. Поэтому в силу устойчивости традиционализма следует признать, что в обществе не было мощной корневой системы для развития демократии, что является вполне характерным для традиционных обществ Северного Кавказа.
Ряд экспертов при этом считает, что, несмотря на доминирование традиционных представлений, значительная часть элементов традиционализма, оказывающих неоценимую помощь в кризисных ситуациях, в Северной Осетии уже давно не работает: «У нас остались только отголоски традиционализма, когда североосетинское общество давно уже отошло от традиционного уклада, но еще не успело прийти к современному. И те традиции, которые носят, безусловно, положительный характер, как например, ответственность, солидарность, доверие у нас. к сожалению, не работают, тогда как в случае их привнесения в современное модернизированное общество они могли бы только способствовать успеху и развитию» [4].
Другая составляющая политической зависимости парламента от исполнительной власти — это, безусловно, управляемый со стороны исполнительной власти характер голосований на выборах в законодательный орган, когда «отмена выборов в округах резко снизила накал публичной борьбы и превратила выборы в процесс управляемого распределения мест между партиями, согласованного иной раз задолго до даты голосования» [2].
Исследователи, авторы аналитического доклада по Северному Кавказу, подготовленного Центром политических технологий, отмечают в этом плане, что если на федеральных выборах северокавказские республики стремятся оказать максимальную поддержку «Единой России», считая это важным для улучшения отношений с центром, то на выборах региональных парламентов республиканские власти легко манипулируют избирательными технологиями. По мнению авторов доклада, региональные лидеры, обеспечивая на федеральных выборах почти 100-процентную поддержку «Единой России», на региональных выборах столь же легко реализуют сценарий «управляемой многопартийности», проводя в парламенты нужные им партийные списки, составленные из нужных людей, и создавая видимость партийного плюрализма (Чечня, Кабардино-Балкария, Ингушетия при М. Зязикове). Именно благодаря такой практике, «в Северной Осетии Т. Мамсуров без особого труда обеспечил избрание спикером человека из своей команды — Л. Хабицовой» [2].
Одна из наиболее существенных причин политической слабости регионального парламента кроется также в достаточно низком уровне профессионализма его кадрового состава, при этом зачастую в парламент проходят кандидатуры очень далекие от процессов модернизационного развития. По оценкам экспертов: «Косность мышления, которая, безусловно, присутствует в парламенте, однозначно мешает развитию модернизационных процессов в республике» [4].
Эксперты отмечают также, что в условиях новой избирательной системы в региональные парламенты стали внедряться люди, обладающие финансовыми и административными ресурсами и стремящиеся, в первую очередь, решать свои личные проблемы, связанные с карьерой или бизнесом. Именно по этой причине о парламенте РСО-Алания говорится: «Нет таких ярких личностей, которые провели бы модернизацию. Хотя в парламенте есть неглупые и образованные люди, но они играют ограниченную роль. Они, конечно же, поддерживают определенный уровень работы парламента, но многого от них ожидать не стоит» [4]. Эксперты считают: «У кого есть деньги, тот и становится депутатом или членом парламента республики, — о простых людях никто и не думает» [4]. Поэтому «уровень жизни так и остается низким: как не было рабочих мест, так их нет и сегодня. Партии, которыми руководят местные руководители с их низким кредитом и рейтингом доверия, не вызывают доверия у граждан» [6, с. 145]. Именно поэтому если чьи-то интересы и защищаются, то только самих парламентариев: «Они заняты не отстаиванием интересов населения, а политической борьбой. Когда партии никак не могут поделить власть, — куда им до моих интересов! Я кардинально против содержания депутатской элиты» [6, с. 145].
Давая общую оценку уровню профессионализма североосетинского парламента, эксперты считают: «В нашем парламенте 75 человек, у всех них и образование разное, и мировоззрение и соответственно уровень подготовки тоже разный. Но если брать в процентном соотношении, то хорошо подготовленных в политическом плане депутатов всего лишь порядка 10% и то, наверное, будет завышенной оценкой. Все остальные, может быть, и неплохие профессионалы в своих специальностях: кто в спорте, кто в искусстве, кто в науке, но с точки зрения политической зрелости и компетентности они весьма далеки от требуемого уровня» [4].
Одна из наиболее значительных проблем, с которыми сталкивается парламент РСО-Алании, — это недостаточная развитость своих законодательных функций. В этом плане исследователи отмечают, что эта проблема, характерна для всех регионов Российской федерации: «Обычно, в республиканских парламентах присутствует явное меньшинство профессиональных законодателей (нередко избирающихся уже по несколько раз), которые «тянут» основную работу. Но при этом ключевые законопроекты, и в целом их большинство, разрабатываются в органах исполнительной власти и вносятся в парламент на утверждение» [2]. Основная функция республиканского парламента сводится к тому, чтобы принимать законодательные акты, которые уже были приняты на федеральном уровне, а вот с законодательной инициативой местного уровня возникают проблемы. Поэтому согласно местным экспертным оценкам: «У нас практически нет своих законов, у нас есть только дубляж федеральных применительно к местным, хотя, конечно же, есть вопросы, которые должны разрабатываться и применяться исключительно на региональном уровне» [4].
Существенно влияет на кадровый состав республиканского парламента также и сохраняющееся влияние клановых связей в осетинском обществе: «В местной политической культуре очень сильное патерналистское начало. Публичная политика зачастую превращается в видимость, ритуал, а выборы лишь легитимируют негласные договоренности» [7]. В этом отношении Республику Северная Осетия-Алания, как и большинство республик Северного Кавказа, отличает развитость неформальных сетей, основанных на традиционных родственных и конфессионально-этнических связях. Эти архаические структуры, фамильные и корпоративные, наиболее рельефно в Северной Осетии обнажились в 1990-е гг. Исследователи дают такую оценку: «Эти структуры часто являются основой коррупции, тем, что в экономике называется обменом дарами. То есть я тебе — должность министра, директора, ты мне — деньги или другие блага; я тебе — работу, ты мне — помещение и т. д. Так в определенной мере работает архаическая структура» [5, с. 92].
Эксперты отмечают при этом, что в странах, где успешно осуществляются мо- дернизационные процессы, вопросы клановости и влияния клановых связей на принятие политических решений как-то решаются: «В управленческой практике многих развитых стран очень щепетильно относятся к вопросу межличностных неформальных связей в управленческих структурах. Малейший намек на использование административного ресурса в той или иной мере в личных интересах выносится через СМИ на суд общественности в виде политического скандала. Во избежание таких скандалов выполняются писаные или неписаные правила во взаимоотношениях близких людей на рабочем месте. Многие политики или чиновники стараются не создавать условия для скандалов такого характера, избегая совместной работы с родственниками» [8, с. 134]. Однако в Российской Федерации проблема клановости остается одной из наиболее актуальных проблем политического развития, поскольку везде идет лоббирование своих кланов, а общество не реагирует в силу отсутствия гражданского общества, способного контролировать власть. Помимо этого ослабление самой властной иерархии в современной России привело «к возможности слияния личных и государственных интересов с превалированием первых над вторыми» [5, с. 93].
Негативные последствия клановой системы проявляются, прежде всего, в том, что она всячески тормозит модернизацию, тормозит новые вливания в плане идей и позиций, мешает формированию новых взглядов и определению новых перспектив. В этой связи опрошенные нами местные эксперты отмечают, что демократия предполагает власть народа, а когда какие-то вопросы решаются кланово, без учета интересов и мнения общества, то это значительно тормозит вопросы модернизации. Отсюда проистекает и пессимизм в народе: «Так как все настолько закрыто, что в такой системе пробиться вперед умному и образованному специалисту практически невозможно. Это, конечно же, самый страшный негативный процесс, и он имеет самые страшные негативные примеры. И с этим, прежде всего, нужно бороться той части общества, которая может консолидироваться и как-то выразить свою позицию» [4].
Очевидно, что в силу этих обстоятельств в обществе зреет понимание того, что в политику должны прийти совершенно другие люди. По оценкам экспертов, народ уже не верит в то, что нынешние политики могут на что-то повлиять, поскольку они озабочены только своими интересами, носящими тотальный характер, независимо от статуса: «Что будет со страной завтра — это их не волнует. В обществе есть мнение, что к власти должна прийти совершенно другая когорта людей — обеспокоенных судьбой государства, своего народа и самое главное — высоконравственных, просвещенных» [4]. По этой причине здесь крайне необходима ротация управленческих кадров. Эксперты считают, что если политик задерживается на одном месте больше восьми лет, то он «просто уже костенеет, не может принимать никаких новых решений, он теряет новизну восприятия и взгляда на проблемы. Ему уже нужна совершенно другая сфера деятельности и другая должность. И в этом, несомненно, присутствует достаточно серьезное рациональное зерно» [4].
По вопросу же о том, каким должен быть представитель народа в парламенте, в обществе зреет убежденность в том, чтобы депутат парламента обладал политической формой мышления и знаниями законотворческого процесса. Эксперты говорят: «Депутаты — это лицо народа, и они обязаны оправдывать его надежды. В любом случае в парламенте должны быть представлены специалисты в области юриспруденции, экономисты, управленцы, социологи» [4]. Депутаты также должны быть более профессиональны, чем они являются на сегодняшний момент, более ответственными с точки зрения гражданских позиций, более патриотичными и конечно они должны, прежде всего, думать о своих избирателях. Парламент в целом должен быть открытый, доступный, активно общающийся со своими избирателями, а «не сидящий в кабинетах и не играющий за компьютерами. Он должен быть рядом с народом, знать его чаяния и решать по-возможности все его проблемы. Всех проблем при этом не решишь, но если решишь хотя бы часть этих проблем, то это уже, несомненно, большое достижение» [4].
Существенное влияние на политические активы законодательного органа РСО-Алания оказывает также факт того, что кадровый состав парламента не отражает адекватно социальную структуру осетинского общества, ставя, таким образом, под сомнение легитимность своих представительных функций. Происходит это постольку, поскольку в парламенте РСО-Алания отсутствует широкое представительство различных социальных и национальных групп населения. Согласно экспертным оценкам, «в парламенте РСО-Алания превалирует титульный этнос, хотя если у нас полиэтническая республика, то представительство должно быть более пропорциональным. С точки же зрения социальных стратификаций, у нас больше представлена, конечно, сфера науки и предпринимательства, при этом предприниматели доминируют» (4]. Вот мнение другого эксперта: «Парламент Северной Осетии, как известно, не только законодательный, но и представительный орган власти. Разве можно назвать правильным положение, когда в нынешнем составе парламента почти нет рабочих, учителей, врачей, представителей творческой и научной интеллигенции, а некоторые крупные национальные группы, образующие нашу республику, представлены очень скупо или не представлены вообще. Наш парламент должен обрести большую представительность в отношении различных социальных слоев и национальных групп населения» [4]. Эксперты считают, что главная причина такого положения вещей коренится в социальной пассивности общества, низком уровне политической культуры, отсутствии у избирателей твердой гражданской позиции. Значительное влияние оказывают также и экономические проблемы, и, прежде всего, — низкий уровень жизни большей части населения республики [9].
В силу указанных факторов республиканский парламент играет в политическом процессе слабую и ограниченную роль, когда «региональные парламенты повсеместно играют второстепенные роли, не обеспечивая своих законодательных и представительных функций, а политические партии, как правило, несамостоятельны» [2]. В этом плане исследователи отмечают, что республики Северного Кавказа в целом по-прежнему характеризуются очень слабым развитием институтов парламентаризма, что противоречит принципу разделения властей и баланса сил, являющегося одной из важнейших характеристик демократических систем. И в этом плане РСО-Алания не представляет исключения, поскольку в законодательной сфере республики мы наблюдаем чрезвычайно слабую роль республиканского законодательного органа, который «не обладает реальными полномочиями и политически бессилен» [7, с. 103]. Материалы экспертного опроса также подтверждают, что «республиканский парламент ничтожно слаб в общем раскладе политических институтов и политических сил в республике, и это обстоятельство существенно вредит демократическим процессам». Более того, согласно мнению ряда экспертов, «в Северной Осетии в прямом смысле слова нет парламента и нет парламентаризма. Нет и профессионального законодательного органа. Сформирован «клуб» чиновников и олигархов. Проекты законов готовятся аппаратчиками, а депутаты лишь нажимают на кнопки без участия в законотворческой деятельности. Поэтому в нашей республике как не было, так и не будет профессионального, постоянно действующего парламента. Деятельность парламента, в каком бы количестве он не был, исполняющего свои обязанности по совместительству, всегда будет неэффективна» [4].
При этом местные эксперты подчеркивают весьма активную роль республиканского парламента в защите интересов власти: «Несмотря на свою политическую беспомощность, в общем раскладе политических сил республиканский парламент играет достаточно активную роль в защите интересов власти. А то, что касается защиты интересов и прав избирателей, то в этом плане парламент играет весьма и весьма слабую роль. То есть на данный момент функция парламента заключается в защите интересов определенного класса власть имущих и чиновничества» [4].
Очевидно, что в силу перечисленных обстоятельств парламент РСО-А не может стать инициатором и тем более реализатором модернизационных проектов в республике. Эксперты уверены, что парламент не будет брать на себя какие- либо крупные социально-экономические и тем более общественно-политические инициативы, поскольку согласие между исполнительной и законодательной властью — это высшая ценность политического режима в республике. И в этих условиях брать на себя какие-либо инициативы парламент может лишь при условии их всестороннего согласования с исполнительной властью: «В случае же если парламент возьмет на себя какие-то самостоятельные инициативы, то все равно они ни к чему не приведут и не получат продолжения в практическом плане, поскольку у парламента нет реальных механизмов реализации своей политической воли» [4].
При этом эксперты отмечают, что теоретически республиканский парламент мог бы, конечно же, стать инициатором модернизационных проектов в республике, но заявляют: «Нужно ли это ему, нужны ли нашему парламенту процессы модернизации вообще? Если у них и так все нормально, то зачем они им нужны? Следовательно, у них нет ни потребности, ни необходимости выдвигать какие- либо новаторские решения» [4].
Поскольку парламент не в состоянии оказывать существенного влияния на процесс принятия важнейших политических решений, то это обстоятельство объективно способствует складыванию ситуации, когда в республике наблюдается срыв почти всех модернизационных проектов. Так широко пропагандировавшиеся модернизационные программы типа «Горы Осетии», «Нефть Осетии» и ряд других так и остались пустыми декларациями. Социологические исследования показывают также, что 71,0% опрошенных жителей республики в последние 12 месяцев не участвовали в создании новых фирм, 72,4% не участвовали в производстве нового продукта, 72,5% не участвовали в создании новой технологии, 71,3% не участвовали в предложении новых услуг. При этом 29,8% опрошенных на вопрос о качестве жизни в республике ответили, что здесь жизнь остановилась. 38.7% ответили, что здесь не любят инициативу, и только 18,2% ответили, что в нашем регионе люди живут лучше [5, с. 132-133].
Более того, деятельность парламента слабо влияет также и на социально- политическое развитие республики в целом. Данные экспертных опросов свидетельствуют, что это влияние практически равно нулю: «Если бы парламент хоть как-то оказывал влияние на социально-политическое развитие республики, то мы бы наблюдали позитивные сдвиги хоть в каком-либо направлении. Помимо законотворческой парламент обладает еще и социально-просветительской функцией, просвещающей общество в плане индивидуальных гражданских прав и развития его политической зрелости в целом. Но парламент не исполняет и этой своей функции» [4].
Согласно массовым опросам общественного мнения, на вопрос о том, как, по вашему мнению, деятельность Парламента РСО-А отражается на социально- политической обстановке в Северной Осетии, вариант ответа «останется прежней» является доминирующим для всех рассматриваемых категорий населения (мужского — 37,5%, женского — 46,6%; до 30 лет — 44,4%, старше 30 лет — 43,3%; со средним и средним специальным образованием — 38,6%, с неполным высшим, высшим — 34,2%) [9]. При этом всего 26,5% респондентов видят от избранных кандидатов в Парламент РСО-А позитивные последствия для развития социально-политической и социально-экономической ситуации в республике. Остальные никаких надежд с составом Парламента не связывают (38,0% опрошенных). Значительная часть опрошенных респондентов — 25,8%, считают: «Хочется верить и надеяться на лучшее, но, к сожалению, все останется по-прежнему, если не станет хуже» [9].
Подобное отношение рядовых граждан республики к деятельности парламента свидетельствует о критически низком уровне доверия к власти со стороны общества, что также является весьма существенным препятствием на пути демократизации и модернизационного реформаторства.
Массовые опросы населения республики показывают значительное отчуждение граждан от политики, когда лишь 8,3% граждан доверяют республиканскому законодательному органу (10]. Эксперты свидетельствуют, что большинство членов общества даже не задумывается над своим отношение к парламенту. По их мнению, для того чтобы общество более заинтересованно относилось к деятельности парламента, оно «как минимум должно быть в курсе того, чем занимается парламент вообще и как он работает. Но так как у большинства граждан очень мало информации об этом, то естественно и доверие тоже низкое. Если бы парламент больше влиял на ситуацию в республике по своим конкретным делам, то бы общество соответственно было более о нем информировано, и в таком случае парламент мог бы пользоваться большей популярностью и большим доверием со стоны общества» [4].
В силу этого многие эксперты говорят о росте некоторой общественной напряженности, поскольку общество давно уже не ощущает каких-либо сдвигов в сторону улучшения: «Общество понимает, что дальше вот так жить оно уже не может. Но при этом как-то консолидироваться оно тоже еще не может в силу того, что у него не хватает практики и опыта совместных действий, и поскольку внутри общества ощущается острый дефицит доверия друг к другу» [4].
Очевидно, что подобная ситуация требует кардинальных изменений в политической сфере в русле коренной модернизации политико-правовой системы, однако попытки изменить устоявшуюся систему сопряжены с определенными трудностями и даже рисками. Согласно мнению экспертов, система сдержек и противовесов, «к сожалению, у нас не работает, все три ветви власти у нас слились в одну, и теперь разъединить их можно, наверное, только путем хирургического вмешательства, а это всегда кровь. Поэтому в ближайшей перспективе у нас вряд ли будет разделение властей» [4].
В плане мирного эволюционного решения проблемы общественные эксперты предлагают следующие варианты: «Теоретически эта проблема может быть решена либо снизу, т. е. обществом, либо сверху — самой властью. При этом в обществе должны быть определенные настроения и желания, которые должны в свою очередь достичь определенной черты, чтобы общество было в состоянии сформулировать свои потребности и обозначить свои интересы и потребовать от власти защиты и реализации этих интересов» [4].
Во втором случае инициатором изменений может выступить сама власть, но при этом «власть может что-либо изменить только в том случае, если у нее изменятся приоритеты и появятся какие-либо патриотические чувства и если на это надеяться и рассчитывать, то можно тогда чего-то ожидать. В практическом плане мы можем столкнуться с каким-либо резонансным событием, которое пробудит общественную активность и власть, почувствовав эти настроения, будет вынуждена предпринимать уже какие-то меры. Однако на сегодняшний день все пока находится в режиме ожидания» [4].
Таким образом, проведенный анализ роли законодательного органа в политических процессах в РСО-Алания свидетельствует о явном нарушении принципа разделения властей и баланса сил в республике, что существенно ограничивает возможности республиканского парламента по реализации любых политических и экономических проектов. В связи с этим необходимо максимально поднимать авторитет и влияние региональных парламентов, что будет способствовать уравнению их в статусах с исполнительной властью, установлению баланса сил и созданию, таким образом, реальной системы разделения властей. И лишь эффективное функционирование такой системы сможет, в конечном счете, создать наиболее подходящие условия для дальнейшей модернизации и демократизации общественно-политической жизни.
Список использованной литературы:
1. Баранов Н. А. Политические отношения и политический процесс в современной России.— URL: http://society.polbu.ru/baranov_politics/ch110_i.html.
2. Федеральный центр и Северный Кавказ: новые политические решения и новые вызовы. Аналитический доклад Центра политических технологий, апрель 2009.—URL: http://www.izvestia.ru/politic/article3127274/.
3. Головин Ю. А., Янкевич П. Ф. Основные черты теории политической модернизации и современность.—URL: http://www.pravo.vuzlib.net/book_z2161_page_6.html.
4. Проблемы политической модернизации РСО-Алания. Материалы экспертного опроса. 2011 г. Архив автора.
5. Дзуцев X. В. Оценка населением эффективности деятельности органов исполнительной власти РСО-Алания СКФО РФ. Монография—М.: ИСПИ РАН, 2010.-179 с.
6. Дзуцев X. В. Юг России сегодня:трансформация или модернизация. Книга 2. Монография в 5 книгах—М.: ИСПИ РАН, 2009.-200 с.
7. Медоев Т. С. Реформа региональной избирательной системы и ее влияние на ход выборов 2007 года в РСО-Алания // Вестн. СОГУ,—2008,—№ 4—С. 101-105.
8. Дзуцев X. В. Коррупция в органах исполнительной власти Республики Северная Осетия- Алания Северо-Кавказского федерального округа Российской Федерации.—М.: ИСПИ РАН, 2011,—142 с.
9. Дзуцев X В. Результаты социологического опроса «О состоявшихся выборах в Парламент РСО-А», проведенного СОЦСИ ИСПИ РАН 15 по 18 июня 2003 г.—URL: http://www.nocss.ru/projects/9/.
10. Социальные аспекты жизни населения РСО-Алания. Результаты анкетного опроса Северо-Осетинского центра социальных исследований Института социально-политических исследований РАН. 2010 г. Архив проф. X. В. Дзуцева.
Источник:
Санакоев И. Б. Роль законодательных органов в процессах политической модернизации в российских регионах (на примере Республики Северная Осетия-Алания) // Кавказ спустя 20 лет: геополитика и проблемы безопасности: тр. междунар. науч. конф. (Владикавказ-Цхинвал, 20-30 июня 2011 г.). С. 187 - 196. |
