А. Д. Грач:
Рассмотрение погребальных обрядов, присущих населению этнокультурных зон Великого пояса степей скифского времени, и сопоставление с этими данными сведений о погребальных обрядах носителей алды-бельской и саг- лынской культур показывает, что такой важный элемент, как положение погребенных, вовсе не был повсеместно идентичен: в одних зонах преобладало помещение умерших в погребения в вытянутом положении на спине, для других зон были специфичны скорченные погребения (ноги погребенного согнуты в коленных суставах).
В скорченном положении на боку хоронили умерших пазырыкцы Алтая и Тувы.
На наш взгляд, главное, из чего должна исходить расшифровка погребений в положении на боку с подогнутыми ногами, — это прежде всего анализ самой позы. Необходимо в связи с этим подчеркнуть, что с древнейших этапов истории человечества эта поза была глубоко преднамеренной.
В свете всех имеющихся данных мы считаем возможным интерпретировать скорченные погребения под курганами алды-бельской и саглынской культур как погребения людей, покоящихся в позе спящих. Поскольку саглынские камеры-срубы являются близкими подобиями жилищ, есть основания предполагать, что погребения разных возрастных категорий людей в этих срубах повторяли размещение живых людей во время сна в реальных жилищах.
Сопоставлять смерть и сон — казалось бы, сопоставлять несопоставимое. Между тем не только в представлениях древних людей, но и в научной биологии основания для такого сопоставления имеются.
Переходя к характеристике отдельных черт погребального обряда древних кочевников Центральной Азии, следует прежде всего отметить, что черепа целого ряда людей, погребенных в могильнике Саглы-Бажи II и в других могильниках саглынской культуры, оказались трепанированными (особенно большая серия трепанированных черепов была получена при раскопках могильников Мажалык-Ховузу I, II). Трепанационные отверстия были проделаны в лобных, затылочных, теменных костях черепов. Очевидно, трепанационные отверстия проделывались для извлечения мозга. Обычно трепанация применялась при бальзамировании трупов, которое было широко распространено в различных районах Древнего мира: в Ассирии, Мидии, у персов и египтян. Бальзамирование трупов умерших знатных лиц было в обычае у различных племен скифского мира — в Европейской Скифии и на соседнем с Тувой Алтае — у пазырыкцев.
 Зеркало. Курган Куль-Оба. V-IV вв. до н.э.
Рассмотрение погребений скифского времени Тувы позволяет установить бытовавшие в древности общие стандарты комплектов сопроводительного инвентаря, «причитавшегося» той или иной социальной, половой или возрастной категории погребенных. В погребениях среднего социального слоя носителей алды-бельской культуры мужчина снабжался на тот свет кинжалом, ножом, оселком, небольшим набором стрел, гребнем, зеркалом; женщина снабжалась шилом, зеркалом, набором бус-украшений, гребнем. В саглынских курганах мужчина сопровождался в иной мир кинжалом, чеканом, колчаном со стрелами, походным «несессером» (нож, шило), зеркалом, деревянной посудой, охотничьими амулетами из клыков медведя, кабана, марала, кабарги и некоторых других животных; женщине сопутствовала керамика, при ней были украшения (бусы, раковины каури), амулеты в виде женской фигурки, игла, шилья. Состав сопроводительного инвентаря отдельных погребений, разумеется, имеет варианты, однако основа стандартов повторяется устойчиво.
Обращает на себя внимание совершенно определенная ограниченность комплектов погребального инвентаря у центральноазиатских племен скифского времени.
Многие вещи, сопутствовавшие людям при жизни, не сопровождали их в иной мир, причем «ограничительный регламент» соблюдался весьма четко.
Как объяснить это явление? Прежде всего, представляется, что «ограничительный регламент» диктовался идеологическими соображениями. Если рассмотреть моменты ограничений инвентаря и сопоставить их с комплектами, наличествующими в погребениях алды-бельской и саглынской культур, то может возникнуть два объяснения: страх перед покойными или осознаваемое отличие загробного мира от мира реального. Первая версия, как нам думается, отпадает: хотя в погребениях не было луков, колчанные наборы стрел состояли из реальных наконечников по преимуществу боевого применения и порчи этих наконечников не отмечено. К тому же (и это главное) погребенные воины были снабжены боевыми кинжалами, чеканами, а также ножами, и предметы эти опять-таки помещены в погребения целыми, не поломанными и не затупленными. Значит, мотивы страха перед умершими сородичами отступают на задний план. В то же время отсутствие керамики в алды-бельских погребениях и отсутствие конских захоронений или сбруи в курганах саглынских говорит о наличии представлений о том, что эти сосуды, сбруя и верховые кони не потребуются покойным в ином мире, который представлялся качественно отличным от мира живых.
Вся совокупность имеющихся данных свидетельствует о том, что погребения носителей культур скифского времени в Центральной Азии отражают комплекс представлений, получивший в этнографии наименование идеи «живого мертвеца». Идея эта у многих древних и современных народов мира была связана с представлением о продолжении после смерти функционирования умершего человека, однако в ином качестве и в ином мире.
Погребальные обычаи саглынцев предусматривали устройство кенотафов; первые подтверждения этому уже есть.
Древнейший в Центральной Азии воинский кенотаф был обнаружен в неграбленой погребальной камере кургана 2 могильника Дужерлиг-Ховузу I. В этой усыпальнице покоились останки двух мужчин-воинов с богатым и разнообразным инвентарем, а там, где должен был бы лежать третий воин, находился его «портрет» на маленьком овальном роговом медальоне, предметы вооружения, золотая кокарда с изображением триквестра (знак воинского отличия) и некоторые бытовые предметы и украшения (керамический сосуд, гривна, пуговица, пряжка).
Исследование погребальных обрядов скифского времени, в том числе изучение скорченных погребений в различных историко-археологических провинциях скифского мира, позволяет сделать вывод, что эти обряды являются отражением осознания социальной связи живых и мертвых.
Особенно наглядно представление о такой связи проявилось в сооружении курганов вождей племен. Помимо чисто культового значения эти памятники имели функции пропаганды могущества кочевых «царей», символизировали этническое и, соответственно, боевое единство людей, сооружавших огромные погребальные комплексы. Именно такие функции нес и царский курган Аржан — место захоронения «царя» алды-бельцев.
Погребениям скифского времени, в том числе алды-бельским и саглынским, свойствен и ряд других черт, которые позволяют говорить о преобладании мотивов социальной связи погребенных с коллективом живых.
Погребенные мужчины, как уже указывалось, снабжались реальным боевым оружием без всяких следов его порчи (поломки, затупления и т. д.) — кинжалами-акинаками, ножами, стрелами; алды-бельские «цари», захороненные в Уюкской долине, снабжены на тот свет огромным количеством лошадей. О каком же преобладании мотивов страха перед погребенным и представлений о вреде, исходящем от покойных, может идти речь, если в усыпальницах лежат мертвые люди, тщательно вооруженные их живыми сородичами?
Итак, одна из главных идеологических основ погребального ритуала носителей культур скифского времени в Центральной Азии сводилась к осознанию четкой сопричастности умерших к коллективам живых людей — сопричастности, для которой смерть вовсе не являлась непереходимым барьером. (71: 72-76)
Литература:
71. Грач А. Д. Древние кочевники в центре Азии. М., 1980.
Источник:
Мировая художественная культура. Древний Египет. Скифский мир: Хрестоматия / Сост. И. А. Химик. — СПб.: Издательство «Лань», 2004. — 800 с.: ил. + вклейка (24 с.). — (Мир культуры, истории и философии). С. 584 — 586. |
