Многое, что касается пребывания осетин в Америке, мы уже знаем, но многое ещё предстоит выяснить. А вот касательно осетин в Австралии мало что известно. Завесу относительно этого вопроса приподняла в своей книге “Русские анзаки в австралийской истории” историк и писатель, специалист по истории русско-австралийских связей Елена ГОВОР. С 1990 года она живет в столице Австралии Канберре. Здесь она стала доктором философии, написав диссертацию “Русские представления об Австралии, 1788-1919 годы”. В 2005 году в Сиднее и вышла её книга “Русские анзаки в австралийской истории”. По материалам данного издания специально для газеты “Северная Осетия” она подготовила статью, в которой знакомит нас с осетинами, воевавшими в годы первой мировой войны в составе австралийской армии. Этот материал мы и предлагаем вниманию наших читателей. В самом сердце Канберры, австралийской столицы, раскинулся комплекс Австралийского военного мемориала. На закате к могиле неизвестного солдата выходит волынщик в шотландском костюме, и к небу возносится печальная мелодия “Последнего поста” - вечернего сигнала, который теперь традиционно исполняют в память павших на поле боя. Вечный огонь отражается в водоеме, а над ним - легкие арки галерей, на стенах которых высечены имена каждого австралийского солдата, павшего в боях в Европе или Азии, в Океании или Африке.
Среди тысяч и тысяч английских имен - четыре необычных имени: Азиев, Кеков, Мамсуров и Зангей. Это осетины, павшие на кровавых полях Франции и Бельгии в годы первой мировой войны. В отличие от тысяч других своих соотечественников, чьи следы затерялись на чужбине, память об этих четверых свято хранится британцами - ведь они пали на поле боя как австралийские анзаки, а анзак для австралийцев понятие святое. Аббревиатура АНЗАК расшифровывается как австрало-новозеландский армейский корпус, но теперь оно обозначает просто военнослужащего австралийской и новозеландской армии. Это слово появилось на страницах газет в 1915 году, когда 25 апреля австралийские войска высадились под шквальным огнем турецкой армии на гористые берега полуострова Галлиполи у пролива Дарданеллы. По плану британских военных стратегов это должно было позволить не только захватить Дарданеллы, но и оттянуть турецкие войска с кавказского фронта и, таким образом, помочь одному из их главных союзников - России. Генералы мало считались с жизнями простых солдат, тысячи которых полегли при высадке и во время последующих кровопролитных боев. Теперь даже школьники знают, что по существу это было поражение союзников, но в самосознании австралийцев день высадки в Галлиполи - День Анзака - занял особое место. Отсюда они ведут отсчет подлинного создания своей нации, ее единства, стойкости и братства, Галлиполи - это колыбель австралийского духа. И неудивительно, что имя каждого участника той далекой войны в Австралии не забыто.
В Национальном архиве Австралии хранятся служебные досье шестнадцати осетин, которые и будут героями нашего исследования. Все они происходили из различных мест Осетии. Михаил Атаев, Михаил Елекоев и Михаил Кеков из села Христиановское (Дигорa), Моисей Доцоев из села Ардон, Даниил Коцоев из Урсдона, Алексей Толпаров из села Салугардан (Алагир), Кульчук Азиев, Вальтер Бероeв, Темболат Хабаев из села Хумалаг, Касполат Гусалов из села Зильги, Моисей Бараков, Бекза Гасиев, Мальсаг Мамсуров и Мамсыр Сoлтанов из села Гизель. Бекза Жантиев (Дезантов) и Александр Зангиев указали только, что они родились под Владикавказом.
Осетины, служившие в австралийской армии, были в числе других россиян, хлынувших в Австралию во время пяти предвоенных лет (1910-1914 гг.). В этот период сюда въезжали от 700 до 1000 уроженцев России ежегодно, в основном русские и украинцы. Большинство ехало через Дальний Восток, Маньчжурию и Японию, другой поток шел через европейские порты. Они приезжали в Сибирь и на Дальний Восток в результате переселенческой политики правительства или на заработки, например на прииски или на строительство железной дороги. Некоторые осели здесь после русско-японской войны. Многие были готовы попытать счастья еще раз и отправиться за океан - в Америку, на Гавайи, в Австралию. Были и такие, кто бежал из сибирской ссылки или опасался ареста после участия в революционном движении во время первой русской революции 1905-1907 гг. Иммиграционные агенты зазывали их на свои корабли и сулили золотые горы. Эти русские эмигранты обычно ехали до первого большого порта - Брисбена и отправлялись искать работу по всему Квинсленду - северному штату Австралии.
Группы осетин стали прибывать в Австралию с Дальнего Востока в 1912 году. В отличие от русских, они не останавливались в Брисбене, а ехали дальше - через Сидней и Мельбурн в Южную Австралию. Здесь многие из них поступали на работу на металлоплавильный завод в портовом городке Порт-Пири. Осетинские группы состояли почти исключительно из мужчин. В то время как россияне ехали индивидуально или небольшими группами и происходили из разных мест, корабли, привозившие осетин, не имели других пассажиров, что позволяет предположить, что осетин иммиграционные агенты могли набирать на заработки еще на родине, в Осетии, и организованными группами перевозить на Дальний Восток. К этому надо добавить, что осетины в массе своей совершенно не знали английского языка. В пассажирских списках имена их часто искажены до неузнаваемости, а в некоторых случаях вместо фамилий написаны только личные имена (например, корабль “Явата Мару”, прибывший в апреле 1913 г., имел таких пассажиров как Завбулат К., Султан М., Татакан Т. и т. п.). Без помощи агентов они, конечно, не смогли бы устроиться на работу.
В три предвоенных года осетины составляли около 10% в составе российской иммиграции в Австралию с Дальнего Востока. Особенно большие партии осетин приехали в 1913 году, в общей сложности свыше 100 человек. Общая численность осетин в Австралии накануне войны (учитывая иммиграцию и через европейские порты, статистика по которым пока не собрана) составила несколько сот человек, живших почти исключительно в Южной Австралии. В годы войны некоторые из них переехали на Северную Территорию, где работали на постройке железной дороги. Осетины, как и многие русские в то время, приезжали в Австралию на заработки, надеясь через несколько лет вернуться на родину с сотней-другой фунтов - Австралия славилась высокой зарплатой. Война не дала им возможности вернуться на родину. После войны часть из них покинула Австралию, часть влилась в молодую австралийскую нацию. Однако их вклад был практически забыт. В энциклопедии “Народы Австралии” посвященной иммигрантам со всех концов света, осетины даже не упомянуты…
Когда в августе 1914 года началась мировая война, Россия оказалась главным союзником Великобритании и Австралии. Хотя в Австралии служба в армии была добровольной, россияне, живущие на ее территории, в соответствии с указаниями российского консула Александра Абазы, были объявлены военнообязанными и должны были вступать в австралийскую армию. Но был и другой фактор - голод. Им все труднее становилось получать работу и часто именно это и заставляло их надевать военную форму. А у некоторых еще была и надежда - когда война окончится, добраться до родины. К началу войны большинство осетин работали в Порт-Пири, где выплавлялись свинец, цинк и серебро из рудников Брокен-Хилла (там, в шахтах, трудилось много россиян). Это была тяжелая работа, но не менее тяжело приходилось и тем, кто отправился бродить по дорогам Австралии в поисках заработка на скотоводческих фермах, на строительстве железных дорог или на рубке сахарного тростника. С таким бродягой - в Австралии их называли свегменами (свег - это заплечный мешок-скатка со всеми пожитками) - мы и познакомимся.
Австралийский свегмен Мик Елекоев Михаил Елекоев из села Христиановское (ныне - Дигора) приехал в Южную Австралию в 1914 году, накануне войны. Не задержавшись в Порт-Пири, он отправился на заработки в другие места. Поскольку с конца 1916 г. россияне в Австралии должны были регистрироваться в полиции при перемене места жительства, мы можем проследить все его перемещения. На протяжении июня 1917 - декабря 1921 года он 35 раз (!) в поисках работы менял место своего жительства и каждый раз регистрировался в местной полицейской станции: Бундаберг, Карри-Карри, Бингера, Маунт Морган, снова Карри-Карри, Порт-Пири, Брокен-Хилл, снова Бингера, снова Бундаберг, Рокгемптон, Арамак, Баркалдин, Лонгрич, снова Маунт Морган, снова Рокгемптон... Зная географию Австралии, можно определить, что когда на севере созревал сахарный тростник, он шагал туда и подряжался на рубку. Когда сезон кончался, он шел в шахтерские поселки и нанимался откатчиком или забойщиком в угольные шахты. И так из месяца в месяц, из года в год.
Один раз, когда он не успел зарегистрироваться в полиции, его оштрафовали на 2 фунта 3 шиллинга 6 пенсов (по тем временам большие деньги, почти двухнедельный заработок рабочего). Когда он попался второй раз, в Баркалдине, и предстал перед магистратом, он, несмотря на незнание английского, сумел объяснить им свою горестную историю. Оказалось, что он уже пытался вступить в армию в Брокен-Хилле, в Аделаиде и в Мельбурне, но не был принят, потому что не был натурализован, и вот, наконец, недавно он прошел медицинский осмотр и теперь спешит в Лонгрич, где он снова собирается вступить в армию. Услышав это, магистрат отпустил его, даже не оштрафовав. В Национальном архиве сохранилось досье лишь одной такой попытки Елекоева (в Карри-Карри) вступить в армию. До какой степени Мик не понимал английский язык, видно из анкеты, которую местный чиновник заполнил там с его слов. В графе об имени и месте жительства его отца написана следующая тарабарщина "Bara Elecof Elecoeff Terrcay Cawcar Hristianscay". Очевидно Мик сначала на разные лады повторял свою фамилию, потом попытался объяснить, что его отец Бара Елекоев живет в Терской области на Кавказе, в селе Христиановское. Увидев, что чиновник все еще не доволен, он в той же графе своей рукой дописал: Mick Elecoeff, Russia. Это, наконец, чиновника удовлетворило.
Другой осетин - Касполат Гусалов из села Зильги, ветеран русско-японской войны, работал на шахтах северного Квинсленда. Его при записи в армию записали как Каенолатр Гуслов, и только по записке на русском языке, приложенной к его завещанию, можно определить его настоящее имя. И он, и Мик Елекоев вскоре были отчислены из армии по медицинским показаниям: у Гусалова была тяжелая форма радикулита, который он получил, когда спал на сырой земле под открытым небом во время своих странствий по Австралии. Им предстояло еще колесить по дорогам Австралии несколько лет. Забегая вперед, скажем, что судьба Мика, на фоне судеб многих других его земляков, сложилась в общем-то счастливо. В 1924 г. он женился в Литгоу на местной 16-летней девушке, у них было четверо детей. Мик умер в 1937 году. Недавно мне удалось разыскать его внуков, настоящих австралийцев, которые, к сожалению, ничего не знают о своем деде, кроме того факта, что он был родом откуда-то из России.
Первые осетины в австралийской армии Первыми осетинами, которым удалось вступить в армию, были Кульчук Азиев и Темболат (Томас) Хабаев из Хумалага. Оба они приехали в Австралию с Дальнего Востока, но пути их не пересекались, а тут они оказались в одном подразделении 26-го батальона. Кульчук вступил в армию в Брисбене, а Темболат - в Рокгемптоне, на севере Квинсленда. Позади у него была работа на плавке в Порт-Пири и шахты Брокен-Хилла и Ньюкасла. Оттуда он двинулся в Брисбен, но не найдя работы там, отправился в Рокгемптон, рубить сахарный тростник. Там собралась большая группа россиян, и в апреле 1915 г. они все вступили в армию. После непродолжительной тренировки их отправили в Египет, а оттуда в Галлиполи, где они высадились в сентябре 1915 года. К этому времени бои на Галлиполи были не такими ожесточенными, как в первые месяцы, но жизнь в окопах была столь тяжела, что многие солдаты попадали в госпиталь, заболев дизентерией, желтухой, ревматизмом, а с наступлением холодов нередки были и обморожения, эти болезни не обошли и Азиева, и Хабаева.
В конце декабря все австралийские войска были эвакуированы в Египет, куда в это время прибывали новые подкрепления из Австралии. Среди новоприбывших было еще двое осетин из Квинсленда - Вальтер Бероeв и Александр Зангиев. Скоро всем им предстояло отправиться на Западный фронт. Пока же они продолжали тренировки в лагерях, разбросанных среди пирамид Египта. Изредка они получали увольнения и отправлялись развлекаться в город. Загорелые, обветренные, в форме анзаков - россияне, казалось, теперь ничем не выделялись среди солдатской массы. Но нет, их происхождение не так-то легко было спрятать и под формой.
“Ну-ка назови свою чертову национальность!” (История Вальтера Бероева) В марте 1916 года в Тель-эль-Кебире, недалеко от Каира, проходил военно-полевой суд над Вальтером Бероевым. Букет из четырех нарушений, вменявшихся ему, рисовал образ законченного смутьяна: “самовольное оставление расположения воинской части”, “сопротивление офицеру”, “сопротивление при задержании”, “угрозы в адрес офицера”. Обвиняемый, высокий кареглазый юноша с темными волосами, заявил, что он не признает себя виновным по всем обвинениям. Земляк Азиева и Хабаева из Хумалага, Вальтер Бероев - мы можем только гадать, какое осетинское имя трансформировалось в западное имя Вальтер - приехал в Австралию в 1912 году с волной русских с Дальнего Востока. После полугода в Порт-Пири он перебрался на шахты Брокен-Хилла. Война застала его в северном Квинсленде, где он вступил в армию с группой русских из Рокгемптона, прибыв с ними на пароходе “Шонг би” в Египет в конце 1915 года. Здесь, вместе с другими русскими, его включили в новосформированный квинслендский 49 батальон.
Первые свидетели на суде заявили, что обвиняемый, будучи остановлен военным патрулем в Каире, имел просроченную увольнительную и, пытаясь убежать от патрульных, “лягнул лейтенанта Йохансена”, пригрозив ему: “Ты, чертов гад [приходится смягчить слова Бероева - Е.Г.], я тебя запомню и разделаюсь с тобой”. Но постепенно из показаний свидетелей стало очевидно, что такая реакция Бероева была спровоцирована самими участниками патруля, поскольку лейтенант Йохансен не просто потребовал у Бероева его увольнительную, но и “спросил о его национальности”, на что Бероев ответил: “Если вам надо, вы и выясняйте”. Тогда офицер пригрозил “отправить Бероева в тюрьму, если тот не назовет свою национальность”. У последнего это вызвало вспышку гнева...
Когда сам Бероев описал события, акценты явно сместились в его пользу. Выяснилось, что он был в Каире у зубного врача, имея увольнительную на один день, однако опоздал на последний поезд и не смог вернуться в часть вовремя (его командир в дальнейшем подтвердил, что дал ему ошибочное время отбытия последнего поезда). На следующее утро, будучи остановленным военным патрулем по пути на станцию, он объяснил им ситуацию, однако в ответ услышал (процитируем показания Бероева в точности): ““Ну-ка назови свою чертову национальность”. Я сказал: “Какое вам дело до моей национальности, я австралийский солдат”. Другие члены патруля сказали: “Держите ублюдка”, и один из них выхватил оружие, а другой грубо схватил меня за плечо. Того, что вытащил оружие, я и лягнул. Один из патрульных сказал: “Он может быть шпионом. Он не может говорить по-английски”. Тут я вышел из себя и не помню, что было дальше”.
Два полюса, на одном - бдительные австралийские патрульные, для которых человек с иностранным акцентом уже чужак, а значит шпион, на другом - горячий гордый осетин, защищающий свою честь - и как российского казака, и как анзака… Суд продолжался. Четыре офицера из батальона Бероева выступили в его защиту с самыми лестными словами о нем: “честный во всех отношениях”, “хороший солдат”, “превосходный характер”. И наконец майор Дугал дипломатически предложил: “Я прошу суд принять во внимание, что все участники патруля имели очень небольшой опыт в качестве патрульных, что обвиняемый очень горячий человек и был возмущен тем, что их недоверием была затронута его честь как австралийского солдата... Принимая во внимание то, что его действия были спровоцированы патрулем, я прошу суд быть к нему как можно более снисходительным и учесть также те обстоятельства, в результате которых он не вернулся вовремя из увольнения”. Суд признал Бероева виновным по всем четырем пунктам обвинения и приговорил его к трем месяцам наказания, но вскоре Бероев был уже в своей части. Забегая вперед, скажу, что он оказался достойным доверия, оказанного ему командованием.
“Шпионы” или доблестные воины? Под подозрение в австралийской армии попадали и другие россияне, в том числе и осетины. Но, как и в случае с Бероевым, подозрительность одних уравновешивалась здравым смыслом других. В августе 1916 года, в то время как войска передислоцировались на Западный фронт, в Австралии в запасном полку в Сеймуре под Мельбурном майор Хоган обнаружил двух “вражеских агентов”. Он писал в службу безопасности о двух рядовых Райсанине и Доссоеве (такую форму приобрела здесь фамилия Доцоева) - “предположительно русских подданных”: “Они оба одновременно попросили перевести их из подразделения пулеметчиков, где они тренируются, в подразделения артиллерии и кавалерии соответственно. Мне это показалось подозрительным, и я подумал, что возможно они вражеские агенты”. В конце письма, вероятно почувствовав, что подозрения очень шатки, он добавил: “Я посылаю вам информацию, а вы сами решайте, как поступать”. Офицер службы безопасности не принял всерьез подозрения майора Хогана. “Тот факт, что они одновременно подали просьбы о переводе, - писал он, - еще ничего не значит. Они, очевидно, вместе обсудили это дело и оба решили перейти в другое подразделение”. Нелепость подозрений состояла и в том, что в то время как для австралийцев все подданные России были “русскими”, Доцоев и Райсанен ничего общего - даже общего языка - между собой не имели. Осетин Моисей Доцоев из села Ардон работал в Порт-Пири, а финн Отто Райсанен был мясником и вступил в армию сразу по приезде в Австралию. Общим было только то, что обоим им трудно было изучать пулеметную технику, не зная английского языка. В своем заявлении о переводе в кавалерию Доцоев писал, что ему мешает недостаточное знание английского, но что он является “отличным всадником и провоевал всю русско-японскую войну в отряде казаков”. Командир его взвода написал на его заявлении: “Полностью поддерживаю. Он у меня один из лучших бойцов, но из-за слабого знания английского не может работать с пулеметом”. Доцоева перевели в кавалерию, со своим новым подразделением он доехал до Англии, но здесь был отчислен по медицинским показаниям и с припиской “недостаточные умственные способности” отправлен обратно в Австралию.
Служба Даниила Асаевича Коцоева из Урсдона тоже не задалась. Несомненно, что трудности с языком были и у него. Он вступил в армию в марте 1915 года в Сиднее, и его зачислили в 20-й батальон под именем Peter Kocoaw. Вскоре командир его подразделения направил его к российскому консулу с запиской, чтобы тот выяснил, как пишется имя подателя и где живут его ближайшие родственники. Именно из письма консула мы узнаем подлинное имя Коцоева. У консула Коцоев сделал завещание в пользу своей жены Ирины Сабановны Коцоевой, которая оставалась в Осетии. Вскоре после этого он покинул свою часть и на этом след его теряется.
На Западном фронте Осетинам, вступавшим в армию вместе, было легче. В апреле 1916 года “Монголия” привезла в Египет десять россиян из Южной Австралии, среди которых было пять осетин, работавших на плавильном заводе в Порт-Пири: Бекза Гасиев, Мальсаг Мамсуров и Мамсыр Сoлтанов из села Гизель, Бекза Жантиев (Дезантов) из-под Владикавказа и Алексей Толпаров из села Салугардан - все из 50-го батальона. Двое из этой пятерки - Гасиев и Жантиев - были женаты на русских женщинах. Жена Гасиева Дуня Лопасова родилась в Могилевской губернии и приехала с ним с Дальнего Востока, зарегистрировали свой брак они уже в Австралии, где Дуня превратилась в Дорис. В 1913 году у них родилась дочь Лида (Ева), а в 1915 году сын Петр. Жена Жантиева Люба (в Австралии она стала Люси) была из Сибири, у них тоже был ребенок. Жантиев вступил в армию под именем Бекза-Борис Дезантов, но на призывном пункте он расписался по-русски - Жантиев. У Солтанова жена Лиза и двое детей остались на родине, в Гизели. Вместе с ними в армию вступил еще один их земляк из Гизели - инженер Моисей Бимболат Бараков, но вскоре он был отчислен по просьбе оборонного комитета и направлен в качестве токаря в компанию, занимающуюся производством снарядов: специалисты в Австралии были в цене.
К июню 1916 года всех их через Марсель отправили на Западный фронт, а осенью среди осетинских анзаков были уже первые потери. В сентябре 1916 г. в боях за Мокет Фарм в районе Соммы, где полегли сотни австралийцев, первый из пятерки с “Монголии” Мамсыр Солтанов был засыпан землей при взрыве снаряда. Его откопали, но из-за тяжелой травмы позвоночника его ноги оказались надолго парализованными и только через три месяца он заново начал учиться ходить. Проведя почти полгода в английских госпиталях, он был отправлен в Австралию и демобилизован по инвалидности. Он добрался до Порт-Пири, где были его земляки, но как сложилась его судьба дальше, поправился ли он и смог ли вернуться к своей семье в Гизели, выяснить пока не удалось.
В боях за Сомму в ноябре 1916 г. пал и Александр Зангиев, служивший в 4-й артиллерийской колонне. Он похоронен на кладбище около городка Альберт. В австралийских документах его фамилия писалась как Zangey, Zangry и Zandegey и на мемориалах в Австралии и во Франции она написана как Zangey. Одно время ему была доверена должность капрала (россияне, из-за трудностей с английским, редко поднимались выше рядового). В 4-й колонне Зангиев служил артиллеристом, а потом подвозчиком снарядов - в те годы снаряды подвозили на передовую гужевым транспортом и, чтобы вести тяжело нагруженную колымагу со снарядами по разбитым дорогам среди воронок под артобстрелом противника, требовалось большое искусство. Под Владикавказом (точного места, где он родился, Зангиев не указал) у него осталась сестра Татьяна Зангиева. Кроме того, согласно завещанию Зангиева, его имущество должно было перейти человеку по имени Cigas Kague из деревни Рок. Все попытки Британского посольства в России разыскать этого человека или сестру Зангиева оказались безрезультатными. Его награды так и не были переданы его родным.
На другом участке фронта в Бельгии, около Ипра, в октябре 1916 г. был убит 22-летний Кульчук Азиев, ветеран Галлиполи. Он был похоронен на военном кладбище Лийсентоек в Поперинге. Благодаря его завещанию военные власти смогли отыскать его мать Саги Азиеву (в завещании упоминался также Габриэль Касберехич Азиев) в Хумалаге и передать ей его вещи и награды.
Бои 1917 года принесли новые потери. В марте в боях за Лагникурт был ранен Мальсаг Мамсуров, после нескольких месяцев в английских госпиталях он снова вернется в окопы. А вот для Томаса Хабаева, ветерана Галлиполи, служившего теперь в батарее мортир, война закончилась под Буллекуртом, где в мае 1917 г. он был тяжело ранен в грудь. Он вернулся в Рокгемптон в Квинсленде, откуда он начал свою одиссею два с половиной года назад. Гасиев, проведя почти год на передовой, свалился с тяжелым воспалением легких, которое перешло в хронический бронхит. Его тоже вернули в Австралию, где его ждали жена и дети.
Особенно кровопролитными были бои в Бельгии под Мессиной летом 1917 г. Здесь были ранены еще двое из пятерки с “Монголии” - Жантиев и Толпаров, оба они, поправившись, вернутся в строй. В том же бою пал Михаил Кеков из села Христиановское. Ему был всего 21 год. В Австралии он работал в Графтоне разнорабочим, вступил в армию в конце 1916 г. в Сиднее и в марте 1917 г. был уже в окопах. Его имя, как и имена тысяч других, чьи останки не были обнаружены, выбито на стеле знаменитого бельгийского мемориала Менин Гейт, а вот его родных в Христановском австралийским властям найти так и не удалось. Имя своего отца при вступлении в армию он записал как Сэм Кеков.
Три месяца спустя, в сентябре 1917 г., во время новых боев под Ипром мы снова встречаем Вальтера Бероева, горячего “казака-осетина”. На фронте у него произошел еще один конфликт с обидчиками, покушавшимися на его достоинство, но в глазах начальства его свойства как инициативного бойца, прекрасно проявившего себя на поле боя, победили. Несмотря на ограниченное знание английского языка, Бероев совершил быстрый взлет по служебной лестнице: в декабре 1916 г. он был назначен ланс-капралом, через три недели - капралом, а в марте 1917 г. - сержантом. В боях под Ипром Бероев получил тяжелые ранения в грудь и в голову; он ослеп на левый глаз, а его челюсть была разбита. Он проведет в английских госпиталях девять месяцев и так и останется с обезображенным лицом, но по крайней мере он будет не одинок - за несколько месяцев до этого сражения он женился на английской девушке Элис. Он надолго застрял в Англии, где прошел специальный курс обучения по специальности шофера. В Австралию он вернулся только в конце 1919 г., и Элис вскоре присоединилась к нему.
А в окопах на Западном фронте война продолжалась. Весной 1918 г. в боях у Вилер-Бретонне во Франции Толпаров был захвачен в плен, Мамсуров убит, а Жантиев ранен во второй раз. Жантиев будет последним, кто вернется в строй из их пятерки, но в июле 1918 г. он будет ранен в третий раз, в руку, и наконец-то получит долгожданную демобилизацию.
Мальсаг Мамсуров похоронен недалеко от Мемориального комплекса Вилер-Бретонне; имя его, как и имя Кекова, выбито там на стеле. Военные власти смогли разыскать его мать Залику Годзаевну Мамсурову в селе Гизель уже в конце 1920-х годов. В письме, заверенном председателем сельсовета, она сообщила им, что ее муж Гадо Мамсуров умер еще в 1900 году, а их сын Мальсаг уехал на заработки за границу в 1905 году и постоянно помогал ей финансово. Учитывая ее стесненные обстоятельства, австралийские власти выплачивали ей пенсию как матери погибшего военнослужащего.
Алексей Толпаров вместе с другими пленными был отправлен в немецкий лагерь Густров. Как только в Порт-Пири, на металлоплавильном заводе, где он работал до армии, стало известно о его местонахождении, администрация завода стала помогать ему через австралийский красный крест, который высылал посылки военнопленным. Толпарова любили и в его батальоне. Сохранилось одно из писем его сослуживца Гилберта Якоба, в котором он тепло пишет о своем осетинском приятеле. После окончания войны, в ноябре 1918 года, Толпаров был репатриирован в Англию, а оттуда в Австралию.
Итак, к июлю 1918 г. из одиннадцати осетин, прибывших на фронт с австралийскими войсками, десять выбыли из строя - убитые, раненные, больные, пленные. Одиннадцатым фронтовиком был 22-летний Мик Атаев из села Христиановское, прибывший на фронт из Австралии в мае 1918 г. в составе подкреплений 1 батальона. До этого он работал откатчиком на угольных шахтах Карри-Карри к северу от Сиднея. 30 августа 1918 г. командир представил его к Военной медали - высокой награде, которую давали за выдающиеся заслуги. В рекомендации он отмечал точное выполнение приказов командования и инициативу, проявленную Атаевым в боях под Амьеном. Однако медаль Атаев не получил. 21 сентября его взвод, который после тяжелых сражений должны были отвести в тыл на отдых, был снова послан в бой. Солдаты отказались подчиняться приказу. Среди бунтовщиков был и Атаев. Их судили военно-полевым судом и обвинили в дезертирстве, но несколько месяцев спустя они были освобождены из заключения.
Домой? 11 ноября 1918 г. война в Европе кончилась. Уехать домой было желанием каждого солдата. Но осетины, пережившие кровавую мясорубку войны, оказались перед выбором - возвращаться в Россию, охваченную гражданской войной, или осесть в Австралии, куда они первоначально приехали всего на пару лет, на заработки. Из шестнадцати наших героев четверо погибли на Западном фронте, трое с семьями (Елекоев, Бероев и Жантиев) остались в Австралии, двое (Атаев и Доцоев) уехали в Россию вскоре после демобилизации, о пятерых (Баракове, Гусалове, Коцоеве, Солтанове и Толпарове) сведений в австралийских архивах нет, вероятно, они тоже уехали. Впрочем, имя Алексея Толпарова обнаруживается в Америке, он умер в Британской Колумбии в 1971, а его сын Алекс Роберт Толпаров (1941-1968) был убит на Вьетнамской войне. Но австралийский ли это Толпаров или просто его тезка-земляк, неизвестно.
Что случилось с Гасиевым и его семьей, пока во всех деталях выяснить не удалось. После его возвращения с фронта они перебрались в Мельбурн, а затем в Брисбен, где Бекза открыл магазинчик на Кенгуру Пойнт, рядом с кварталом, населенным русскими. В 1920-х годах они выехали в Россию. Следующий документ в австралийском архиве относится к 1934 году, когда их сын Петр Гасиев обратился к австралийским властям, бежав из России и находясь в бедственном положении в Индии. К сожалению, пока не удалось ничего узнать о злоключениях Гасиевых и об их дальнейшей судьбе.
Томас Хабаев, прошедший Галлиполи и Западный фронт и тяжело раненый под Булекуртом, между 1918 и 1921 годах был разнорабочим и рубщиком тростника, кочуя по центральному и северному Квинсленду - Рокгемптон, Арамак, Уинтон, Таунсвилл, Кэрнс, опять Таунсвилл, Галифакс, Иннисфейл и снова Таунсвилл, Моурильян. Одно время он работал у русского фермера Константина Чугунова. В 1924 г. он оформил приглашение на въезд в Австралию своему брату Александру с семьей, а в 1930 г. своей русской невесте Евгении Бабиной. Вскоре после этого он сам уехал в Россию. Какое-то время он там даже получал австралийскую пенсию. Потом контакт с ним прервался и только после второй мировой войны, когда Австралия установила дипломатические отношения с Советским Союзом, австралийцы выяснили, что Хабаев умер в 1939 году. Узнаем ли мы когда-нибудь - как и где?
...В Канберре, далеко-далеко от Осетии, каждый вечер скорбит волынка, поминая и ее павших сыновей. В английскую мелодию врываются тревожные крики белых какаду, которые взмывают в небо с эвкалиптов, окружающих Австралийский военный мемориал. Белые какаду, как белые журавли над их далекой родиной, кружатся в закатных лучах. Солнце садится. А завтра снова сотни школьников, туристов и ветеранов пройдут под сводами аркады, где высечены - среди тысяч других - четыре осетинских имени: Азиев, Кеков, Мамсуров, Зангей И кто-то поставит около их имен красный мак - символ павших на поле боя… Елена ГОВОР
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна |