Среди части историков бытует мнение, что вторжение алан (сарматов) в Закавказье в 35-36 гг. вызывало ответную негативную реакцию Рима и ужесточение его кавказской (анти-аланской) политики. Насколько это мнение согласуется с показаниями источников?
Корнелий Тацит писал, что на дунайских границах Рима «племена сарматов и свебов объединяются против нас...» (Тацит 1968, т. II, со). Весной 68 г. третий Галльский легион был вызван в Италию (Светоний 1990, с.200). Проходя через Мезию, римскую провинцию в низовьях Дуная, принял сражение с 9-тысячным отрядом роксалан. И, если предыдущей зимой роксаланы уничтожили две кагорты, то теперь потерпели поражение.
Тацит причины разгрома роксаланских дружинников объяснял тем, что «римляне выступали в полном боевом порядке», в то время как катафрактарии думали «больше о грабеже, чем о сражении. Они двигались поэтому без определенного плана, не принимая никаких мер предосторожности». (Тацит 1968, т. II, с.42).
В приведенных сюжетах речь идет о придунайских аланах, кавказские же аланы не упоминаются вовсе.
К.В.Тревер (1959, с. 120) полагала, что об аланской опасности римлянам мог рассказать царь Армении Тиридат I, вызванный в столицу императором Нероном. В Закавказье дела римлян, действительно, складывались непросто. По Тациту, «с большим ожесточением разгорелась протекавшая до того вяло и нерешительно война римлян с парфянами за владычество над Арменией...» (Тацит 1991, с.288). Силы парфян сковывало восстание в Гиркании: в 59 г. гирканцы отправили к римлянам посольство (Бартолъд 1965, с.31), едва не погибшее на обратном пути. В конце концов, усилиями выдающегося римского полководца Домиция Корбулона Армения была сохранена за империей, а царем в 66 г. Нерон утвердил Тиридата.
Источники не дают никаких основании предполагать какое-либо участие алан в этих событиях.
В последние годы своего правления Нерон замыслил грандиозный поход на Кавказ. О его масштабах, как писал Тацит, свидетельствует «множество воинских подразделений, которые Нерон вербовал в Германии, Британии и Иллирии и, готовясь к войне с альбана-ми, отправил к каспийским ущельям, но повернул с дороги для подавления вспыхнувшего восстания Виндекса» (Тацит 1968, т. II, с.8). Об этом же сообщает Светоний в рассказе о Нероне: «Готовил он поход к Каспийским воротам, набрал в Италии новый легион из молодых людей шести футов роста и назвал (фалангой Александра Великого)» (Светоний 1990, с. 157).
В обоих случаях речь идет о Каспийских воротах, а Тацит ясно свидетельствует, что поход планировался против албанцев. Тем не менее ряд историков считает, что кампания намечалась против алан (Таиblеr 1909, S.17, 18). Решающим аргументом считается следующий фрагмент «Естественной истории» Плиния: «Здесь нужно исправить ошибку многих, даже тех, которые в последнее время принимали участие в походах Корбулона в Армению: они называют Каспийскими те ворота в Иберии, которые, как мы сказали, называются Кавказскими; это название стоит и на присланных оттуда ситуационных картах. И угроза императора Нерона относилась будто бы к Каспийским воротам, тогда как в ней разумелись те, которые ведут через Иберию в землю сарматов: ведь едва ли есть какой-либо доступ к Каспийскому морю вследствие облегающих его гор» (Плиний 1991, с.224).
Опираясь на свидетельство Плиния («четкое разъяснение» - по В.А.Кузнецову), некоторые исследовали полагают, что поход Нерона был задуман против алан (Гаглойти 1966, с.72-73; Кузнецов 1992, с.45). Несмотря на соблазн присоединиться к этой точке зрения, мы отметили ее уязвимые стороны (Гутнов 1997, с.3-4), что вызвало возражение со стороны Ю.С.Гаглойти. Один из его аргументов базируется на идентификации «Каспийских и Кавказских ворот» в некоторых античных памятниках; исходя из чего следует вывод: «Плиний ошибается, видя противоречие там, где его в действительности нет». Исследователь обратил внимание на рассказ Светония о том, что царь Парфии Вологез обратился к императору Веспасиану с просьбой о помощи «против алан». «Из этого похода ничего не вышло, аланы же в начале 70-х годов I в. н.э. совершили сокрушительный поход в Парфию, где царствовал уже Пакор II, наследовавший престол своего брата Вологеза I, и Армению». Данный сюжет, как полагает Ю.С.Гаглойти, «дает полное основание утверждать, что Нерон готовил поход именно против алан, тем более, что за время между кончиной Нерона летом 68 г. и провозглашением Веспасиана императором летом следующего года внешняя политика Рима вряд ли могла существенно измениться» (Аланика 1999. № 2, с.250-251).
Ю.С.Гаглойти прокомментировал и свидетельство Тацита о множестве «воинских подразделений, которые Нерон навербовал в Германии, Британии и Иларии и, готовясь к войне с албанами, отправил к Каспийским ущельям...» По мнению ученого, употребляемый Тацитом вместо обычного латинского порта («ворота») термин клаустра («запор», «пограничная крепость», «стена» и др.) применим не к Каспийскому проходу, а «именно к Дарьяльскому ущелью и Крестовому перевалу, в частности» (Аланика 1999. № 3, с.248-249).
Приведенные аргументы не представляются нам решающими; мы продолжаем рассматривать версию возможного развития событий на Северном Кавказе в I в., изложенную Ю.С. Гаглойти, как вероятную, но не бесспорную. Во-первых, в цитированном фрагменте Плиния не учитывается наличие Дербентского прохода (Каспийских ворот), в существование которых Плиний, очевидно, не верил. Поэтому он не поверил и участникам походов полководца Корбулона, говоривших о Каспийском, а не Дарьяльском проходе. Учитывая то обстоятельство, что легионеры Корбулона долгое время сражались в Закавказье и на побережье Каспия, хорошо знали основные горные перевалы, мы склонны в данном вопросе скорее довериться им, нежели Плинию.
Во-вторых, давно уже подмечено, что в кавказском вопросе Рим но политическим соображениям должен был рассматривать алан как врагов Парфии — основного противника империи па Востоке. Показательно в этом плане, что аланский поход 35 г. по сути был направлен против парфян. «Поэтому, — отмечает Б.Бахрах, — по логике вещей, ко всякому противнику Парфии римляне должны были относиться благосклонно, а не идти на него войной... Вполне возможно, что Нерон планировал серьезную войну с Парфией, несмотря на заключенное перемирие (войны обычно готовятся в мирное время), а также стремился подчинить албанов и захватить контроль над Каспийскими воротами» (Бахрах 1993, с. 146).
Другое возможное решение предложил М.С.Гаджиев (1998, с. 32-33). Он присоединился к гипотезе А.Г.Бокщанина, который, исходя из общеисторической ситуации в регионе, наиболее вероятное объяснение планам Нерона видел в совместном римско-парфянском походе для прикрытия дороги вдоль западного берега Каспийского моря. М.С.Гаджиев обратил внимание на то, что Плиний конечной целью маршрута предполагаемого похода Нерона считал западный берег Каспия. Выход из этого противоречия исследователь видит в признании того, что «экспедиция планировалась на территорию и против сарматов Прикаспия», которых римский энциклопедист локализовал «выше» (т.е. севернее) прибрежной области албан. Нерону, продолжает М.С.Гаджиев, не было надобности организовывать поход к Дарьялу, который контролировался проримской Иберией и ее военно-политическими союзниками — номадами с севера, не раз оказывавшими ей помощь в I-II вв. Учитывая установление в 63-66 гг. мира и союза между Римом и Парфией, организация крупной экспедиции против Албании, находившейся в сфере влияния Арша-кидов, также выглядит маловероятной. С этой версией согласуются данные археологии, фиксирующие появление в Северном Дагестане со второй половины I в. новой крупной группировки кочевников, возможно, алан. На этой территории Птолемей (V, 8, 13) размещает олондов и исондов, имена которых могут сопоставляться с этнонимами «аланы» и «исседоны». Согласно данной гипотезе, планировавшаяся экспедиция Нерона имела целью во-первых, усмирение бурно вышедших на историческую арену алан, нарушивших благоприятное для Рима status quo в причерноморско-кавказском регионе, а во-вторых, восстановление нормального функционирования международной прикаспийской магистрали, торговля по которой приносила огромные доходы.
Кавказ для Нерона представлял особый интерес, который мог усилиться, по крайней мере отчасти, из-за нарастания беспорядков и грабежей на восточном побережье Черного моря. По предположению Д.Браунда, правителя Колхиды Полемона II Нерон лишил власти именно за то, что тот не мог должным образом бороться с разбоями и пиратством. Еще во времена Страбона древний город Диоскурия был центром процветающей торговли. А примерно полвека спустя Плиний совершенно определенно указывает, что город был покинут. Соседний, некогда очень богатый Питиунт разграбили гениохи, считавшиеся одним из самых многочисленных народов в Колхиде (Браунд 1991, с.34-35).
В отношении сарматов и алан, живших к северу от главных проходов Кавказа, Рим стремился проводить взвешенную политику и не портить с ними отношений. Характерно в этом смысле отношение официального Рима к участию своих воинских частей на Кавказе в войне 49 г. Хотя победа была блестящей, несколько когорт сумели расправиться с армиями двух царей, триумфа в Риме не последовало. Дело в том, что действуя совершенно правильно с военной точки зрения, командир римлян на Кавказе Юлий Аквила — офицер не очень высокого ранга, плохо разбирался в тонкостях большой политики и совершил стратегическую ошибку. Заключив союз с аорсами и разгромив сираков, он нарушил равновесие сил в регионе (Щукин 1994, с.206). Политика Рима не только в отношении «сарматов» Кавказа, но с варварским миром вообще строилась на стремлении использовании военного потенциала варваров с целью обеспечения интересов империи. «Дружба» между «царями» и Римом, предоставление «царям» или вождям каких-либо льгот и привилегий были инструментом римской внешней политики, средством влияния и удержания во власти Рима того или иного племени или народа. За свою лояльность «цари» (rex, regulus), вожди (principes, duces) получали богатые дары (Колосовская 1996, с. 146-147, ел.).
Сармато-аланские древности середины I в. - начала II в. отличает обилие античного импорта (керамика, металлическая посуда, бусы и другие украшения, в том числе из золота). По меньшей мере часть предметов италийского производства археологи рассматривают как подарки сармато-аланской знати от Рима, поступавшие сюда для нейтрализации варваров (Копылов, Янгулов, Кузнецов 1990, с.27-29; Сергацков 1992, с.42-43).
В 72 г. состоялся новый поход алан в Закавказье. Детальное описание этого опустошительного вторжения оставил Иосиф Флавий(12): «племя аланов есть часть скифов, живущая вокруг Танаиса и Меотийского озера. В это время, замыслив вторгнуться с целью грабежа в Мидию и еще дальше ее, они вступили в переговоры с царем гирканов, ибо он владел проходом, который царь Александр запер железными воротами. И когда тот открыл им доступ, аланы, напав огромной массой на ничего не подозревавших мидян, стали опустошать многолюдную и наполненную всяким скотом страну, причем никто не осмеливался им противиться, ибо царствующий в этой стране Пакор, убежав от страха в неприступные места, отступился от всего остального и лишь с трудом выкупил сотней талантов жену и наложниц, попавших в плен. И так, произведя грабеж с большой легкостью и без сопротивления, они дошли до Армении, все опустошая. Царем Армении был Тиридат, который, выйдя им навстречу и дав битву, едва не попался живым в плен во время самого боя; именно: некто издали набросил ему на шею аркан и готовился уже притянуть его, если бы он не успел убежать, перерубив мечом веревку. Аланы, еще больше рассвирепевшие вследствие битвы, опустошили страну и возвратились домой с большим количеством пленных и другой добычей из обоих царств» (Иосиф Флавий 1991, с.239-240).
Данный сюжет приведен в переводе А.И. Малеина. Существует перевод Я.Л. Чертока (Иосиф Флавий 1991а), сделанный с немецкого языка, что резко снижает его научную ценность. Недавно впервые в истории русской словесности появился перевод «Иудейской войны» с древнегреческого языка. Интересующий нас фрагмент в нем переведен так: «Народ аланы, о котором я прежде пояснил, что это скифы, живущие по берегам реки Танаиды и озера Меотиды, задумав в то самое время совершить набег на Мидию и в еще более отдаленные области, договаривались с царем гирканов. Ибо через его владения проходил путь, который был заперт железными воротами, поставленными царем Александром. И получив от него разрешение на проход, многочисленными толпами они напали на ничего не подозревавших мидийцев и стали опустошать густонаселенный и обильный стадами край. Никто не отважился им противостоять. Царствующий в этой стране Пакор от страха бежал в труднодоступные места. Оставив все, он едва вызволил попавших к ним в плен жену и наложниц, отдав за них 100 талантов. Они грабили страну с большой легкостью, не вступая в сражения, и, опустошая все на своем пути, дошли таким образом до Армении. Там царствовал Тиридат, который выступил им навстречу и дал сражение, в котором чуть было живым не попал в плен. Ведь кто-то издалека набросил на него аркан, и ему удалось бы утащить царя, если бы тот не успел перерубить веревку мечом и таким образом спастись. Варвары же, еще более рассвирепевшие от этой битвы, опустошили страну и с великим множеством пленников и другой добычей, взятой из обоих царств, возвратились обратно на родину» (Иосиф Флавий 1993, с.403).
Практически этот рассказ (вплоть до совпадения деталей) повторил епископ Амвросий (1991, с.387-388).
В сообщении Иосифа Флавия имеются определенные противоречия: самое главное из них заключается в нестыковке начальной точки похода и его дальнейшего маршрута. Если речь идет именно о донских аланах, то они сначала должны были попасть в Армению и лишь затем — к мидянам, а не наоборот, как у Иосифа. Попытки объяснить это противоречие привели к появлению нескольких версий маршрута похода и его отправной точки.
А.Гутшмид (1888, S.133), буквально следуя за текстом Иосифа, попытался устранить это противоречие, «проведя» алан через Дербентские ворота и располагая там ставку гирканцев(13). Е.Тойблер оспорил это мнение, справедливо отмечая, что Гиркания располагалась на юго-восточном берегу Каспийского моря и ее царь никак не мог контролировать Дербентский проход. Со своей стороны, Е.Тойблер, отталкиваясь от данных Птолемея и китайских источников, предложил свою версию событий и поход 72 г. связывал с восточными аланами (ТаиЫеr 1909, S. 19-21).
Птолемей (VI, 14) действительно, описывая закаспийские земли (Окс, Яксарт, Гирканское море), отмечал: «Во всей Скифии по всему пути к северу по направлению к неизвестной земле пасут стада те, кто называется общим именем аланов-скифов» (Птолемей 1940, с. 130). По китайским источникам, в начале I в. находившаяся в Приаралье страна «Яньцай переименовалась в Аланья» (Бичурин 1950, с.229). В принципе, эти данные не исключают вероятности участия восточных алан в походе 72 г., т.к. на пути в Парфию аланы прошли контролируемую царем Гиркании территорию (Иосиф Флавий, Амвросий). Но эти данные противоречат утверждению античных авторов о том, что поход задумали аланы Танаиса и Меотиды.
Неожиданный аргумент идея Е.Тойблера получила в статье Я.Харматты «Из истории алано-парфянских отношений» (Acta Antigua Hungaria, 1965, Т. XIII). Венгерский ученый обратил внимание на надпись на пряслице, обнаруженном археологами в низовьях р. Малый Узень в Западном Казахстане. Эта территория принадлежала аланскому племенному союзу, а надпись выполнена на парфянском языке. Объяснение этому факту Я.Харматта ищет в политических событиях конца I в. По его мнению, из похода 72 г. восточные аланы вернулись, приведя с собой «огромную массу людей». То же самое повторилось в 135 г. Резюмируя свой анализ, ученый заключил, что «во вторжении участвовали не только аланы, жившие в районе Кавказа, но и аланские группы, поселившиеся в других краях» (там же, с. 147). Конечно, имеются в виду восточные планы.
Против версии об участии в походе 72 г. восточных алан, прошедших через Гирканский проход, в свое время резко выступил И.Маркварт, некорректно обвинив Е.Тойблера в «большой самоуверенности». С версией Е.Тойблера, писал он, можно согласиться только в том случае, если планируемый царем Вологезом ответный поход («для которого он в 75 г. просил у римлян помощь») за вторжение алан считать направленным «не на Кавказ, а на северо-восток, для римской сферы интересов совершенно удаленные транскаспийские степи» (Е.Тойблер). «Такая гипотеза, —отмечал в этой связи И.Маркварт, — между тем, полностью абсурдна». Аланы «не могли пройти через перевал Дарьял — так как этот путь вел сначала в Армению»; остается только один путь — «через Каспийские ворота, перевал у Дербента» (Markwart 1931, S.79-80, 83-84). Но и эта гипотеза, как отмечалось выше, наталкивается на серьезные возражения.
В поисках компромиссного решения академик Я.Манандян предложил маршрут движения алан провести по меото-колхидскому пути. Но и это предложение не нашло поддержки у исследователей. Совсем недавно Т.А.Габуев (1996, с.46) предложил новую версию: в походе участвовали донские аланы и «этнически родственные им» овсы — ираноязычные племена, «достаточно прочно освоившие к этому времени близлежащие к Дарьяльскому проходу районы». Однако уже неоднократно обращалось внимание на то, что этноним «овсы» известен лишь грузинским историкам; в описании одних и тех же событий грузинские источники говорят об «овсах», а армянские и античные авторы — об аланах.
Большинство специалистов полагает, что аланы участвовали в походе 72 г., прошли с севера через Дарьяльский перевал и уже в то время проживали в непосредственной близости от Дарьяльского прохода (Кулаковский 1899, с. 103; Меликишвили 1959,. С. 345; Тревер 1959, с. 126; Гаглойпги 1966, с.75; Ковалевская 1984, с.86; Кузнецов 1992, с.45-47).
В одной из последних своих монографий М.П.Абрамова разбирает аргументы в пользу этого мнения и все их последовательно опровергает, что вынуждает нас вновь обратиться к данной теме и по возможности полно рассмотреть детали событий и степень надежности сохранившихся памятников.
Прежде всего разберем, что имели в виду Иосиф и Амвросий, говоря о «царе Гиркании» и «Гирканском проходе».
Страбон (XI, 8, 3), Тацит (Ан. XIV, 25), Плиний (VI, 25), Диодор (XVII, 75-76), Помпеи Трог (Фил. ист. XII, 3-5), Плутарх (Ал. Мак. X, IV) Гирканию располагали на южном или юго-восточном побережье Каспия. Иногда Каспийское море называлось Гирканским; например, Дионисий Периcгет упоминает «Каспийское море, которое другие называют Гирканским» (Дионисий 1991, с.360).
Укоренившееся в античной традиции представление о Гиркании закрепилось и в исторических сочинениях средневековой Европы. Так, в «Орозии короля Альфреда» (IX в.) сказано: «(горы Тавр тянутся) к западу вдоль побережья гарсека до моря, которое называется Каспием, где они смыкаются с горами Кавказа. Эту землю называют Старой Скифией или Ирканией» (Матузова 1979, с.23). Бартоломей Английский в энциклопедии «О свойствах вещей» (XIII в.), ссылаясь на Исидора Севильского, Гирканию называет частью Скифии. Исидор же так определял границы Гиркании: на востоке — Каспийское море, на юге — Армения, на севере — Албания, на западе — Иберия (там же, с.80, 88). Как видно, Бартоломей, в отличие от названных выше авторов, Гирканию локализовал на юго-западном побережье Каспия. Роджер Бэкон в «Великом сочинении» (XIII в.) Гирканию располагал на южной оконечности Каспийского моря (там же, с.209-210, 214-215).
Однако, помимо исторической области Гиркании (части Парфии), название «Гиркания» в античных географиях употреблялась и для обозначения Иберии (Marqwart 1905, S. 101). «Открытая нами ранее, — писал по этому поводу И.Маркварт, — из латинско-греческого написания Hyrcani среднеиранская форма множественного числа Vrkan , образованная из армянского множ. числа Wir-k', в действительности встречается у Ухтанеса, ал-Якуби и Багратуни». Под «гирканцами» Иосифа Флавия, согласно И.Маркварту, следует понимать «иберийцев», а под «царем Гиркании» — «царя Иберии» (Markwart 1931, S.78).
Эту идею разделяют многие исследователи (Патканов 1877, с.39-50; Меликишвили 1959, с.348; Гаглойти 1966, с.75; Кузнецов 1992, с.45-49). Возможно, верна гипотеза Ю.С.Гаглойти о том, что Иосиф Флавий пользовался услугами армянского информатора, который Иберию назвал армянским именем Виркан (Гиркания).
Детали аланского похода 72 г. помогают воссоздать закавказские памятники — летописи, труды древних историков, фольклорные тексты. Большой интерес вызывает армянская агиографическая литература V в. — «Житие Воскянов», «Житие Сукиасянов», а также «История Армении» Мовсеса Хоренаци. Особую ценность имеет информация о Баракаде (Баракадре) и Сатиник, царевиче и царевне алан. Рассказ о них, в сокращенном варианте повторенный в трудах историков X в. Иоаханнеса Драсханакертци и епископа Ухтанеса, имеет фольклорную основу, но, по мнению К.С.Тер-Давтяна, в нем отражены смутные отголоски реальных исторических событий. Содержание источника таково.
Во время похода в Армению сын аланского царя был захвачен и приведен к Арташесу. Попытки царя алан освободить сына из плена не увенчались успехом. В конфликт вмешалась царевна Сатиник и дело закончилось освобождением ее брата, а сама она вышла замуж за царя Арташеса. Вместе с нею в Армению прибыла группа сородичей. «Это были мужи видные и представительные, царского рода и главные среди дворцовых и военных чинов при дворце царя алан». Старший среди них, по имени Баракад, на родине «был вторым по престолу соцарствуюшим царя». Оставшиеся при дворе Арташеса аланы, вскоре (после проповедей монахов Воскянов) приняли крещение и отправились отшельничать на гору Коса-Таг. Через 44 года новый царь алан Гигианос (Датианос) узнал о том, что много лет назад некоторые бывшие аланские полководцы отправились с царицей Сатиник, крестились и не желают «поклоняться богам царей аланских и армянских». Гигианос послал за «святыми мужами» отряд воинов во главе с военачальником Барлахом (Баллахом ?). Однако вероотступники отказались выехать на родину и в соответствии с наказом царя Барлах перебил их.
Приведенный фольклорный сюжет уже становился предметом анализа специалистов. Ж.Дюмезиль и В.И.Абаев привели ряд интересных параллелей между Сатиник древнеармянских источников и Сатаной нартовского эпоса (Абаев 1982, с.28-31; Дюмезиль 1976, с.51-55). По мнению. В.И.Абаева, рассказ Хоренаци содержит материал для более конкретного сравнения с нартовским сказанием «Последний балц Урызмага». Мотивы, сближающие оба рассказа, следующие:
1. Поход алан (нартов) в чужие края. 2. Пленение брата Сатиник (Сатаны). 3. Спасение брата Сатиник (Сатаны). 4. Мотив выкупа.
Тут совпадение не в отдельных мотивах, а в целой их комбинации. Это, подчеркивает В.И.Абаев, указывает на то, что перед нами не случайное совпадение, а две версии (аланская и армянская) одного сюжета. Причем, нартовский рассказ, где брат Сатаны является ее же мужем, более архаичен (эпизод, связанный с обстоятельствами их женитьбы относительно недавно был специально рассмотрен учениками В.И.Абаева австрийскими учеными С.Фритц и Е.Гиппертом — Fritz S., Gippert J. Wyryzmagaes Eselsritt// Acta Orientalia. Budapest, 1984. T. XXXVIII). Различия двух версий в значительной мере объясняются тем, что в каждой из них проводится своя национальная тенденция. Изучение названной и других параллелей привело ученого к заключению о существовании связи между нартовским эпосом и армянскими эпическими сказаниями; начало связи относится ко времени аланских походов в Армению в начале новой эры. Следовательно, в интересующих нас древнеармянских памятниках переплелись сюжеты нартовского эпоса и армянских эпических сказаний, т.е. фольклорное отражение реальных событий из истории отношений двух этносов.
В.А.Кузнецов, подчеркнув значимость предания о Баракаде для выяснения не только армяно-аланских контактов, но и фактов внутренней жизни алан, привлек его для реконструкции ранних этапов распространения христианства у алан (Кузнецов 1992, с.308-309). Нас интересует этносоциальная информация фольклорных памятников.
Проанализировав данные древнеармянских историков и агиографических памятников о Сатиник и ее брате царевиче Баракаде, мы пришли к заключению, что в названных источниках переплелись сюжеты нартовского эпоса осетин (алан), древнеармянских эпических сказаний, и в целом мы имеем дело с фольклорным отражением реальных исторических событий в отношениях двух народов в первые века н.э. (Гутнов 1992). Затем М.К.Джиоев обратился к тем же древнеармянским памятникам с целью установить точное время жизни Сатиник и опровергнуть какую-то бы ни было привязку рассказа о Сатиник и Баракаде к событиям 72 г. Саму попытку уточнения хронологии событий можно только приветствовать, но не следует забывать о специфике отношения к хронологии фольклорных памятников. Как бы то ни было, М.К.Джиоев приходит к следующему выводу: «более близким к истине представляется предположение», что за царем Арташесом фольклорного памятника скрывается не Трдат I, как принято считать, а Трдат III, правивший в Армении на рубеже III-IV вв. При нем Армения в 301 г. принимает христианство как государственную религию. Жена этого царя, аланка родом, в агиографических памятниках V в. названа Сатиник, а Мовсес Хоренаци называет ее Ашхен. По убеждению лингвистов, имя царицы восходит к аланскому социальному термину «ахсин» — «государыня, госпожа, княгиня». Исходя из этого, М.К.Джиоев (1994, с.49-51) полагает, за Ашхен («госпожа») скрывается именно Сатиник, жена Трдата III. К анализу предания о Сатиник и ее брате Баракаде мы вернемся ниже. Здесь лишь отметим, что, если уж настолько детализировать сообщения фольклорного памятника и за каждым элементарным сюжетом видеть отпечаток реальной действительности, то стоит вспомнить, что муж Сатиник преследовал христиан, и поэтому никак не мог быть Трдатом III.
Детально проанализировал данный фольклорный памятник Т.А.Габуев (1997а, с.237-241). Он пришел к заключению, что свадьба Сатиник и Арташеса могла иметь место после аланского похода в Закавказье в 72 г.
Какая же из версий ближе к истине? Для ответа на этот вопрос обратимся непосредственно к текстам. Прежде всего необходимо определить события, отраженные в памятниках армянского фольклора, и их хронологические рамки.
Мовсес Хоренаци сам указал фольклорные источники. В 49-главе второй книги «Истории Армении» он обращается к Сааку Багратуни с такими словами: «Деяния Арташеса последнего большею частью известны тебе из Эпических Песен, которые поются в Гохтене, а именно построение города, свойство Арташеса с аланами, дети его и потомки, страстная любовь (царицы) Сатиник к Аждахидам... Хотя все это известно тебе из Песни випасанов, но мы все-таки расскажем (тебе) и подтвердим иносказательный смысл этих сказаний» (Моисей Хоренский 1858, с. 120-121).
Судя по приведенной цитате, эпические песни, отражавшие интересующие нас события, были широко распространены в Армении. Хоренаци стал их первым критиком, пытаясь «подтвердить иносказательный смысл этих сказаний». Правление Арташеса Хоренаци относил, очевидно, к рубежу I-II вв., т.к. армянского царя он считал современником Домициана, Нерона, и Трояна. Исследователь и первый издатель русского перевода «Истории Армении» Н. Эмин (1881, с.71-75), попытался уточнить хронологию событий и отнес их к периоду «царствования Арташеса (85-126 гг.) и Артавазда».
Интересна информация древнегрузинских летописей об алано-армянских отношениях начала новой эры. Согласно Леонтию Мровели, цари Картли, Азорк и Армазел, «призвали овсов и леков, привели царей овских — братьев-голиафов по имени Базук и Амбазук — с войском овским. И привели они с собой пачаников и джиков. Пришел к ним также царь леков и привел дурдзуков и дидойцев». Объединенное войско вторглось в Армению и опустошило ее. На обратном пути их настиг и разбил армянский полководец Смбат Бивритиан.
Столкновения между алано-грузинскими и армянскими дружинами продолжались и позднее. В частности, повествуется о пленении армянского царевича Зорена и заключении его «в крепость Дариалан». Через три года Смбат Бивритиан, царевичи Артавазд и Тигран с войском вторглись в Триалети. После переговоров цари Картли освободили Зорена, взамен армяне возвратили захваченные области Джавахети и Артани. После этого между армянами, грузинами и аланами воцарились дружественные отношения. «Отныне стали друзьями армяне, картлийцы и овсы. Заодно сражались против общего врага...» Существует и древнеармянская версия первой части этого рассказа (Мровели 1979, с.33-35, 69-70).
По мнению Г.А.Меликишвили, рассказ о военных событиях в «Картлис цховреба» «несомненно основан на армянской традиции... Возможно, летопись пользуется армянской устной традицией, которая является либо источником Хоренского, либо же сама возникла на базе данных «Истории» Хоренского. В другом месте своей работы Г.А.Меликишвили более категоричен: «Грузинская летопись и о последующих событиях 70-80-х гг. I в. полностью черпает свой рассказ из армянской традиции» (Меликишвили 1959, с.45, 347).
Однако Г.В.Цулая (Мровели 1979, с.70) справедливо упрекает исследователей, не учитывающих мнения, высказанного еще в прошлом столетии В.Ф.Миллером: указав на некоторые расхождения в частностях армянского и грузинского рассказов, он все же не сомневался в том, что оба относятся к одним и тем же событиям. Обоим известны Смбат Бивритиан, армянский царь Арташес (Арташен), правивший в конце I и в начале II в., оба сообщают о вторжении объединенного войска в Армению, о столкновении на берегу Куры и победе армян. Оба сообщают затем о пленении Зорена (по Мовсесу Хоренаци — Зареха), сына Арташеса, заключении его в крепость и освобождении. Такие совпадения не могут быть случайными. «Что же касается достоверности того и другого рассказа, то, конечно, грузинский заслуживает большего вероятия» (Миллер 1887, с.27-28).
Симптоматично, что и Г. А. Меликишвили обратил внимание на то, что «Картлис цховреба» «все же дает своеобразное изложение и вовсе не следует во всем за Моисеем Хоренским». Против непосредственной зависимости говорит и тот факт, что в одних и тех же событиях в древнегрузинских летописях и «Истории Армении» иногда фигурируют разные лица. «Например, если по Хоренскому армянского царевича пленил картлийский царь Картам, то, согласно «Картлис цховреба», его взяли в плен цари Картли Азорк и Армазел» (Меликишвили 1959, с.45).
Вслед за Г.В.Цулая, автор данной работы рассмотренные родственные сюжеты древних закавказских памятников считает не столько плодом компиляции или заимствования, сколько отражением реальных исторических событий.
Таким образом, Иосиф Флавий, Амвросий, древнеармянские «Жития», Мовсес Хоренаци и «Картлис цховреба» повествуют (хотя и по-разному) об одних и тех же событиях I в. В древнеармянских памятниках мы имеем дело с обычной фольклорной контаминацией: царь Тиридат совмещен с эпическим образом Арташеса. Очевидно, имело место и совмещение разных по времени и месту действия событий. По древнеармянским источникам, заключение мира и установление дружеских отношений между Аланией и Арменией последовало после первого же столкновения, а поводом послужило пленение аланского царевича и его освобождение. «Картлис цховреба» заключение мира относит на несколько лет позже и связывает его с пленением и освобождением армянского царевича Зорсина. Веских, решающих аргументов в пользу признания большей достоверности одной какой-либо версии пока нет. Но для нас важно другое — все источники отражают взаимоотношения народов Кавказа в начале новой эры и единодушно указывают на заключение союза между Арменией и Аланией. По свидетельству «Картлис цховреба», союзники затем неоднократно выступали сообща (Мровели 1979, с.36-37).
Возможный ключ к установлению хронологии событий, изложенных в начальной части древнеармянских фольклорных памятников о Сатиник, нашел Т.А.Габуев (1997а, с.238-239). Он обратил внимание на то, что «родственники Сатиник» крестились в Армении под влиянием проповедей Воскянов — учеников апостола Фаддея. Апостолов с таким именем известно два. Один входил в число 12 ближайших сподвижников Христа. По преданию, он проповедовал в странах Ближнего Востока и в Армении. Второй входил в число 70 апостолов. Он проповедовал в Месопотамии, Сирии и Эдессе, небольшом княжестве к юго-востоку от Армении. Кто из них был наставником Воскянов — неизвестно. Важно, что окончание жизни обоих апостолов приходится на середину I в. н.э. Если учесть, что к армянскому двору явились Воскяны, т.е. ученики одного из этих апостолов, то это время примерно совпадает со временем похода алан в Закавказье в 72 г.
Участие аланских дружин в закавказских делах стало еще более интенсивным после появления в III в. иранских завоевателей. В трудах закавказских историков все чаще появляются сведения о северном союзнике. Под названием Аланоз дурн «Аланские ворота» известно им Дарьяльское ущелье. Один из представителей династии Аршакидов носил имя Аланаозан. Известны аланы историкам V в. Бузанду, Лазару Парпеци и Егише (Елише). Последний, комментируя фрагмент «Книги бытия», дал аланскому языку качественную характеристику: «прекрасный аланский» (Армянские...1985, в.1, с.30).
Многочисленные проявления дружественных алано-армянских связей в «Житиях» получили фольклорное преломление и «сузились» во времени. Не исключая возможности позднейших контаминации (Кузнецов 1992, с.46-47), отметим, что рассказ армянского эпоса об аланском царевиче Баракаде отражает, на наш взгляд, в основном события начала новой эры.
Г. А. Меликишвили обратил внимание на слова Мовсеса Хоренаци о том, что аланы привлекли на свою сторону лишь «половину Иберии». Ученый связывал это с борьбой за единоличную власть между грузинским «царем» и «вторым царем», имевшем резиденцию в Армазском некрополе. Очевидно, верхи Армении поддержали «вторых после царя лиц» Иберии. Таким образом, аланский поход 72 г. был обусловлен не только внешнеполитической обстановкой, но и внутренним положением Иберии, царь которой, возможно, воспользовался вторжением алан не только для нанесения поражения Армении, но и для укрепления своей пошатнувшейся позиции внутри страны, для восстановления господства над отпавшей Правобережной Картли (Меликишвили 1959, С.347-350).
Весьма важно и другое свидетельство Мовсеса Хоренаци: аланы, помимо грузин, «соединились с горцами». Вспомним, что Амвросий также писал о том, что опустошительный набег в Закавказье аланы совершили «вместе с прочими дикими и неукротимыми племенами». Леонтий Мровели уточнил: цари Картли «призвали овсов и леков, привели царей овских — братьев-голиафов по имени Базук и Амбазук — с войском овским. И привели они с собой пачаников и джиков. Пришел к ним также царь леков и привел дурдзуков и дидоев (Мровели 1979, с.ЗЗ). По древнеармянской версии, аланы привели «с собой пачаников и джиков, дурдзуков и дидавков» (там же, с.69 примеч. 122).
Итак, грузинская и армянская историческая традиция аланам отвела доминирующие позиции на Северном Кавказе; их «цари» Базук и Амбазук привлекли на свою сторону печенегов, предков адыгов, вайнахов, народов Дагестана. Объединенные силы явно превосходили по численности собственно картлийское войско. Именно поэтому грузинский хронист, как подчеркнул В.Ф.Миллер, «не старается умалить... значения помощи, оказанной грузинам их северными союзниками, особенно оссами. В рассказе заметно, что оссы, с их двумя царями великанами, играли важную роль, отодвигая на задний план грузинских царей» (Миллер 1887, с.28).
Участие различных горских племен в единой военной организации под эгидой алан делает весьма вероятной мысль К.Цегледи, поддержанного В.А.Кузнецовым (Кузнецов 1992, с.47), о том, что нашествие 72 г. предполагает возникновение нового крупного племенного союза во главе с аланами. Причем аланы, скорее всего, уже в I в. жили в зоне Центрального Кавказа и имели непосредственные контакты с местным населением. На это прямо указывает и Леонтий: после 72 г. во время войны между Арменией и Картли аланы постоянно выступали на стороне последней. Иберийские цари «укрепили города и крепости и заполнили их войсками, призванными из Овсети»; плененного армянского царевича Зорена заключили в крепость Дариалан. Три года длилась война, завершившаяся освобождением царевича; «отныне стали друзьями армяне, картлийцы и овсы. Заодно сражались против общего врага» (Мровели 1979, с.34-35).
Небезынтересна информация Мовсеса Хоренаци о «местности Артаз» на Северном Кавказе, принадлежавшей аланам (Моисей Хоренский 1858, с. 124). Через два столетия после Мовсеса Ананий Ширакаци со ссылкой на Птолемея (II в.) писал: «Западнее (Каспийского моря), сообщает Птолемей, живут народы Удон, Аландон ... с одноименными реками, которые из гор Кавказа текут в море, до границ Албании» (Армянские...1985, в. II, с. 17). В названии обеих рек обращает на себя внимание их аланское (осетинское) оформление («дон» = река), а последний гидроним вообще переводится как «Аланская река».
Перечисляя «народы Сарматии», Ананий Ширакаци назвал алан «в стране Ардоз Кавказских гор, откуда вытекает река Армн ...» Название р. Армн, по убеждению специалистов, соответствует р.Терек, а аланская «страна Ардоз» Анания Ширакаци, очевидно, соответствует аланской «местности Артаз» Мовсеса Хоренаци. Еще В.Ф.Миллер показал, что «область Ардоз (Артаз) лежала по ту сторону Аланских врат и соответствовала Владикавказской равнине, к которой вполне применимо осетинское название Ардоз — поляна» (Миллер 1887, с. 107). По уточнению А.В.Гадло (1979, с. 165), заселенная аланами область «Ардоз Кавказских гор» — это весь район низменности, орошаемый Тереком, до его поворота на северо-восток ниже впадения р.Сунжи.
По резонному предположению В.А.Кузнецова, Владикавказская равнина название «Артаз» могла получить в начале новой эры. Уже в I в., согласно Плинию, Терек носил алано-иранское название Дирикдон; немного позже Птолемей ту же реку назвал «Алонта» (мн. число «аланы»), а реку Куму — Удон (Птолемей 1991, с. 149), что указывает на присутствие алан на Центральном Кавказе еще в I-II вв. (Кузнецов 1992, с.48).
Следовательно, со второй половины I в. аланы постоянно находились в центре событий в Закавказье, что предполагает обитание какой-то их части где-то поблизости, по древнеармянской и древне-грузинской традиции — севернее Дарьяльского прохода.
Примечания: 12 Данный сюжет цитируется по тексту, впервые изданному В.В.Латышевым (перев. А.И.Малеина). Как это ни парадоксально, но, при наличии 30 древнерусских переводов «Иудейской войны», ее перевода с языка оригинала на современный русский язык нет. Различные варианты перевода разнятся как по стилистике, так и но точности. Если в цитированном фрагменте аланы предстают как «часть скифов», то в переводе с немецкого, осуществленного Л.Четком в конце XIX в. и недавно изданном в Минске, об «алане -ком народе» говорится «как о скифском племени, живущем на берегах Танаиса и Меотийского озера» (Иосиф Флавий 1991а, с.435). В текстах переводов имеются и более существенные расхождения.
13 Эту точку зрения впервые высказал de Guignes (1859, S.399).
Источник: Гутнов Ф.Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории - Владикавказ: Ир, 2001.
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна |